Утром сестра убегала в школу, дедушка, покончив, наконец-то, с работами в огороде, каждое день отправлялся на озеро удить рыбу, бабушка спешила в город — продать хотя бы килограмм рыбы на базаре и купить на вырученные деньги хлеб и еще что-нибудь из продуктов.
Я оставалась в доме хозяйкой, и это было здорово! Во-первых, весь дом был как одна наша комната там, на Стрелковой, — маленький и уютный, все здесь на виду. Во-вторых, в доме не жили никакие привидения, ведь их здесь никто и никогда не видел. Но главное — радиоточка! После передачи новостей с фронта сразу начинались концерты по заявкам. И песни звучали такие, что с первого раза западали в душу, слова песен сами собой заучивались. Когда передавали концерт, я пела вместе с певцами песни, одну за другой, мой голос сливался с голосами, звучащими из радиоточки, и я пела ничуть не хуже солистов.
Но самое долгожданное и важное для меня время наступало в обед, почти перед приходом сестры из школы. Поэтому я всегда радовалась, когда ее оставляли после уроков. Она приходила позже, а у меня появлялось время на всю страну провести свою передачу! Ведь когда радиоточка вещает, это сделать невозможно, а ночью, когда она замолкает, как и в обеденное время, мы уже спим. Да и кто бы мне разрешил петь ночью?! А с другой стороны, кто бы слушал? Ведь ночью все спят!
Зато в обеденное время, когда передачи на час прекращались, я ежедневно давала концерты по заявкам радиослушателей. Подражая интонации диктора, я вначале для всей страны повторяла новости с фронта, услышанные в утренней передаче, а потом пела одну за другой песни, что часом раньше звучали в эфире.
Правда, петь без музыки было намного трудней, иногда я слышала, как голос уходил куда-то в сторону от правильной мелодии, но такое случалось нечасто, может, никто не обратит внимания, думала я.
Моим коронным номером было исполнение самой полюбившейся песни, где были такие слова:
«Сбою взяли город Минск, улицу прошли, И название такое с бою сберегли. А название такое, право слово, — боевое: Брестская улица по городу идет!»
Может, и не такой был текст, но он запомнился именно в таком варианте. Больше всего нравилось, что почти каждый день менялось название города, который взяли наши войска, а название улицы на следующий день становилось названием города, который «с бою взяли».
Меня переполняла гордость за доблестные наши войска. Наслушавшись за утро новостей, которые торжественным голосом сообщал стране любимый всеми диктор Левитан, я строила свою программу радиовещания, перемежая новости сегодняшнего Дня с исполнением песен по заявкам.
Мне так хотелось бы узнать, хорошо ли у меня получается! Но радиоточка равнодушно молчала, а у наших знакомых ни у кого их еще не было. Жаль, спросить не у кого. Но я твердо верила, что меня слышит вся страна.
Кстати, мои концерты были тайной и для всех членов семьи. Правда, в один из маминых приездов я осмелилась спросить про мои концерты у мамы — не слышала ли она мой голос по радио, Она посмотрела на меня сначала молча, а потом ответила, что, конечно, слышала, и что мне нужно продолжать в том же духе. Но я так и не поняла, правду ли она мне сказала. Может, когда идет моя передача, ей некогда слушать, а мне она сказала просто так? Но зачем ей врать?
А еще я очень гордилась, что мы сейчас живем на улице Московской. Значит, в моей любимой песне чуть раньше, когда у нас радиоточки еще не было, могло звучать «Московская улица по городу идет». Это значит, что про нашу улицу тоже все знают, по ней ведь шли наши войска, даже бой был в центре, « с бою взяли» и наш город! То, что такой строки в песне быть не могло, иначе войну вновь нужно было бы повернуть вспять, до меня дошло не сразу.
Когда вся страна торжественно отмечала День Победы, я гордилась нашей великой страной, нашей армией, и тем, что живу на такой знаменитой - Московской! — улице. И, конечно, гордилась собой: я ведь тоже помогала солдатам, пела каждый день их любимые песни. И вообще, я твердо решила в те дни стать диктором на радио.
Летом произошло сразу несколько важных событий: из Двинска вернулась мама — ей нашлась работа в нашем городе, а с войны вернулся бабушкин сын, и теперь в маленьком домике уже не хватало на всех места, дяде Павлу приходилось ночевать в сенцах. Хорошо, что вскоре маме выделили две комнаты на Школьной улице — как раз напротив бывшей еврейской школы, и мы переселились туда.
Еще одна радость: в дом, что стоял рядом с тем, в который мы переехали, въехала семья Марцинкевичей, наших ближайших соседей по Стрелковой улице. Их две дочки были как раз лучшими нашими подружками, когда мы еще там жили! Поэтому на новом месте нам некогда было скучать. Тем более что занятия в школе уже закончились, и все ребята целыми днями были вольными, как дикие ветры в поле.
Совсем близко, через две улицы, был городской базар. Интересней места в городе не было! Теперь мы вчетвером ежедневно утром отправлялись туда, чтобы ненароком стащить с прилавка хоть пару конфет. Они так зазывно разложены в разных ванночках на многих прилавках! Там были и монпансье — разноцветные прозрачные кисло-сладкие, обсыпанные сахаром леденцы, и разные подушечки—с сахарной или из какао обсыпкой, и уж совсем недосягаемые для наших карманов, в которых иногда случайно оказывались хоть несколько копеек, шоколадные конфеты в разноцветных обертках, сквозь которые тускло, поблескивала серебром фольга.
Иногда мы подолгу задерживались у чьего-то сладкого прилавка, и сердобольная продавщица, сжалившись, протягивала нам по конфетине — просто так, из жалости, бесплатно!
Деньги в наших карманах могли завестись двумя путями. Или родители посылали нас в магазин за хлебом, спичками или другой мелочью, а мы «забывали» отдать сдачу, или — выпадало и такое счастье изредка! — на том же базаре вдруг под ногами случалось увидеть оброненную копеечку.
Тогда мы не просто бродили по базару и с жадностью поглядывали на прилавки, где было столько вкуснотиши! Нет, мы шли, как настоящие покупатели, степенно, с великим тщанием обсуждая у прилавка, какие конфеты вкусней. А продавцы терпеливо выслушивали наши разглагольствования, а потом без лишних разговоров отвешивали самый малый, какой только можно было отложить на их весах, кулек конфет.
Народ у прилавков не стоял в очередь, и даже такие, как мы, горе-покупатели, были им нужны, чтобы продать товар. Правда, стоило продавщице хоть на миг отвернуться зачем-то от прилавка, как одна из нас — остальные отвлекали продавщиц соседних прилавков, — тут же протягивала руку к лотку, чтобы сцапать хоть одну-две лишние конфетины.
Чаще всего это сходило с рук, но не всегда. На базаре поднимался гвалт, и мы убирались поскорее и подальше. Вскоре нашу четверку уже примечали, и нам пришлось менять тактику.
Вот когда пригодилось наше умение шить наряды для кукол! Теперь мы вчетвером с утра садились за работу: мастерили туловища куколок, приделывали им головы, руки, ноги, а сестра расписывала химическими карандашами им лица. Зато нам. младшим, выпадала самая интересная работа — шить наряды. К обеду хоть одна куколка, да была готова, и мы неслись на базар ее продавать. И находились такие, что покупали! Чаще всего бабки из деревни, которые продавали молоко и сметану. Так что теперь мы лакомились конфетами на честно заработанные деньги.
Продолжение следует