С Танечкой художник Чириков познакомился в столовой. Жил Чириков в коммунальной квартире, один в маленькой комнатке. Писал картины маслом – всё больше купчих дородных за столом, на котором обязательно, на переднем плане, стоял самовар. Иногда эти картины у него покупали нэпманы на Тишинском рынке. И в такие дни Чириков отправлялся на Малую Грузинскую, в столовую. Столовая была грязная, с почерневшим от курева потолком. Но в ней всегда было тепло, и за копейки повариха наливала в глубокую, с трещинами, тарелку, кислых щей с солониной. Чириков съедал две порции щей, после чего долго сидел за грязным столом, курил в блаженстве, стряхивая пепел в тарелку, и смотрел на повариху. Что-то в ней зацепило художника – глаза, или рук движение. А повариха была, надо заметить, совсем не в стиле его картин: худенькая, невысокого росту, с веснушками на лице. Танечка была из Рязани. Жила у подруги в общежитии ткацкой фабрики, и искала счастья. А Чириков был высокого роста, худой, с редкой бородкой, но симпатичный. Так ему казалось. В столовую заглядывал не часто, только если деньги заводились. В столовую много народу сходилось, но вот заметила Танечка Чирикова. Выделила из толпы. Понравился он ей, что ли? И как только появлялся он с подносом у прилавка, так поварихи ему старалась в тарелку со дна огромной кастрюли косточку достать, с остатками мяса. И вот однажды, принимая из рук поварихи тарелку со щами, Чириков сказал (таких длинных фраз он раньше ни разу никому не говорил): «Сударыня! Я художник. Вы – моя муза! Давайте поженимся, и на моих холстах вы займёте главное место!» Танечка не смогла отказаться от такого предложения, и они поженились. Два месяца Танечка приносила из столовой банки и кастрюли с едой. Кормила своего художника. А Чириков лежал на кровати, курил, стряхивая пепел в пустые и не очень банки и кастрюли. Иногда вставал, подходил к холсту, делал несколько мазков кистью на очередном портрете купчихи. Но дело не шло у него. Хотелось портвейну. Но Танечка была против. Лишь только в руках у мужа появлялась бутылка, как Танечка пускала слёзы. А Чириков этого не выносил. Убирал бутылку под кровать, но и кисти бросал. И картина так и оставалась недописанной. И вот однажды, на третьем месяце совместной жизни с молодой супругой - кажется, это было осенью, в пятницу - Чириков пришёл в столовую. Выстоял долгую очередь с подносом. И вот когда Танечка уже занесла половник над тарелкой Чирикова, тот произнёс самую длинную в своей жизни фразу: «Танечка! Вы накормили меня сверх всякой меры. Давайте на этом остановимся. И разведёмся. Вы будете кормить трудовой народ, а я закончу-таки свою картину». Через неделю Бутырский ЗАГС их развёл. А спустя ещё три дня Чириков отнёс готовую картину на Тишинский рынок и продал её так хорошо, что на вырученные деньги купил четыре бутылки портвейну, кольцо «краковской» и валенки на зиму. И почувствовал себя совершенно счастливым.