"Сказание о стародавних временах"
Сказание про царя Макодуна.
В те времена, когда секиры не знавали,
Вместо ножа была заточенная кость,
И камнем острым мясо, рыбу разрезали,
И сохраняли угольков горящих горсть,
У Русов царь был Макодун, - царил в степу он
От Дона и Донца до самого Днепра.
Гуляли по степу, кто с кием, кто с дубиной,
В кибитках жили, ночевали у костра*.
Царь говорил: "Кто к нам с добром приходит, с дружбой,
- Садись за общий стол, направо от меня.
Насильно заставлять любить себя нам чуждо,
Не хочешь – уходи..., держать не стану дня"...
И шел к царю любой..., - степные проходимцы,
- Садился справа от царя, и ел, и пил,
А слева родичи садились, макодинцы,
И долго продолжался разговор и пир.
На стол тащили жаренного жеребенка,
Царь чоботным мечом отрежет лепший кус,
А воин рог подаст с сурьёй и скажет звонко:
"Отведай, царь ты наш, медо-суриный вкус"!..
Царь натыкал на острие меча конину,
Вздынал с сурьею рог и возносил хвалу**:
"За Сварога, Перуню, и Даждьбожью силу»!..
За Пращуров"!.. - застолье вторило ему:
"Слава Богам на небе! Макодуну слава!
И роду племени его, его земле"!..
Тут время трапезы обильной наступало.
Все ели, пили всё, что было на столе...
Царь посылал рог мёду старшему бояну.
Тот выпивал и песни-байки говорил,
И весь вокруг народ сдвигался на поляну,
Все слушали..., боянов весь народ любил...
Боян, перебирая чудо-струны гуслей,
Пел о Богах, о думах, про старовину...
Одни напевы были несказанно грустны,
Другие – радостны, честили седину...
Он пел о Свароге-царе, о царстве русов,
Что в лодиях ходили до Египета,
О бабе Огуде*** – все ржали – "Так их, трусов"!
Запоминая хлёсткие эпитеты...
Но тут явился гилочный, что лозы знает.
Поднял он два прута, крутнул, и говорит:
"Скачи царь Макодун на полудень, смеркает.
Там грек наших людей в рабы сейчас пленит.
Не будешь медлить, так настигнешь на восходе"...
Вскочил царь на коня, за ним вся наша рать,
- Чуть свет настигли греков, порубали в поле,
Освободили всех и... – снова пировать...
Вот так всё время на Руси!..
- То пир, а то война...
Кому так нужно, ты спроси?..
- Кому-то, но не нам...
* - Сказание переносит нас к берегам Днепра-Славуты, в привольные степи Таврии, на Кубань и Дон, — к местам обитания Русов с самой глубокой древности. Это сказание повествует о временах, когда русы были скифами-скотоводами (от древнеславянск. "скуте", "скуфе" — скот), но ещё не занимались земледелием. Это потом их Орай-отец пахать и сеять научил ("Сказание про царя-пахаря").
А до этого "ходили Пращуры по степям, стада гоняли, в телегах жили, и всё добро — на возу, и жена с детьми, и всё добро — скотина в степи, овцы, коровы, лошади…" В сказании рассказывается о плетёных кибитках, служивших домом для кочевых скифов ("амаксобиев" — по определению греков). "И ходили люди табором на больших возах, лошадьми запряжённых, а на возах плетёные козыри поставлены, а сверху войлоком обтянуты, а внутри сено и овечьи шкуры настелены. И живут на тех возах деды старые, бабы, дети, жёны и раненые. А мужи сильные с мечами и пиками за возами скачут на баских буланых конях, а за спиной у них — тульи стрельные, а за спиной — луки тугие, и каждый муж с врагами биться готов". Это описание невольно вызывает в памяти строки из трагедии "Прометей прикованный" известнейшего древнегреческого драматурга Эсхила (525–456 гг. до н. э.):
"Пройдя невспаханные земли,
ты Скифии достигнешь. Там живут
кочевники в возах с плетёной крышей
с колёсами большими, и у них
в колчанах спят губительные стрелы:
их нрав жесток и страшен — берегись…"
** - Обряд братского степного пира, обычай "вздынать" к небу рог с хмельным мёдом и лучший кусок мяса, наколотый на острие меча, чтобы Боги и Прашуры приняли дар и благословили еду и питьё, незримо присоединившись к застолью, где певцы — гусельщики-велесовичи, кобзари и домрачеи поют людям "про старовину", утверждая тем самым неразрывное единство живых и мёртвых, людей и богов, отцов и детей, отдельных Родов и всех Племён русских. До сих пор, поднимая бокал на застолье и, провозглашая здравицы, мы продолжаем замечательную, исполненную глубокого смысла традицию наших Пращуров и любим слушать народные песни, обретая тем самым чувство единства и силы.
*** - Баба Огуда. Она была инициатором своего рода революционного переворота в одном из Родов с насильственным захватом власти над мужиками, так как те постоянно ссорились и никак не могли "дойти до ладу". Старейшину Рода — Деда Углая — "осрамили, порты с него сняли, так водили, а потом на холме мечом голову сняли", и других мужиков "много было перебито насмерть". Бабы их сначала напоили, затем отобрали оружие, а непокорных казнили смертью. Так воцарился матриархат — "Бабовщина", и длился он "пока дети не подросли, и молодёжь не захотела старой бабе подчиняться. Сговорились юноши и как-то ночью на баб напали, старую Бабу Ягуду-Огуду убили, у остальных мечи отобрали, плетьми выпороли и заново детьми заниматься заставили, коров доить, молоко на-суръ ставить, волну сучить, да борщи варить. Так и кончилась наша Бабовщина…, а Дедовшиной-Русью и до сих пор живём".
Имя Бабы Огуды-Ягуды трансформировалось в сокращённое "Яга" и приобрело нарицательный смысл. Этот период последнего ренессанса матриархата крепко запомнился нашим предкам, так что дошёл и до нынешних времён, обрастая домыслами и легендами. Отсюда становится более понятным образ сказочной Бабы-Яги.
Некогда имевшая силу грозную и страшную, в старости она её утрачивает. Вспомним описание из "Сказки про Василису Прекрасную": "Василиса вышла на полянку, где стояла избушка Бабы-Яги, забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские с глазами, вместо дверей у ворот — ноги человечьи, вместо запоров — руки, вместо замка рот с острыми зубами". То есть приводятся доказательства зловредной деятельности Бабы-Яги в прошлом. Но тщетны её потуги удержать былое влияние и могущество — близок конец её власти. Ведь в действительности только состарившуюся бабу Огуду смогли убрать мужики с престола Бабовщины. И потому падение матриархата, связанное со старостью Бабы-Яги, явилось столь радостным и запомнившимся на долгие времена событием для Дедовщины.