Глава 14: http://www.proza.ru/2015/01/20/2210
15. господин Президент
Это действительно был он: подтверждение в ответ на мой импульс узнавания было чистым и мощным, и лицо человека, сидящего на полу, сразу связалось с привычным экранным образом. Худощавый, с вытянутым лицом, в котором все: и крупный нос, и квадратный подбородок, и глубоко посаженные темные глаза – было особенным, что называется, породистым, с густой седой шевелюрой… Президент Нашей Страны. В бежевом свитере крупной ручной вязки, черных мягких брюках и шерстяных носках.
Тут я поняла, что нудная боль в спине чуть выше поясницы, показавшаяся сначала следствием спазма мышц от резкого движения, не проходит, а только усиливается. Я непроизвольно зажмурилась.
— Похоже на перелом позвонка, — сказал господин Президент. — Ты упала на крышу этого дома, ударилась спиной о конек и скатилась вниз.
Хорошо, что болит не голова – это было бы очень некстати, потому что в ней сразу возникла толпа вопросов, из которой вперед вырвались два:
— Вы меня сюда принесли? Вы здесь один?!
Он улыбнулся самым краешком рта.
— Да. Это мой дом.
«Лора, отзовись! — проорала Вероника. — Что с тобой?»
Я молчала.
— Ответь, — велел господин Президент. — Нехорошо заставлять друзей беспокоиться.
«Я в безопасности. Здесь охотничий домик. Только, кажется, что-то себе сломала. Все, не волнуйтесь больше, спокойной ночи». Я закрылась.
Охотничий домик – не самое подходящее название для места, в котором я очутилась. Да, пол здесь из досок, окна без занавесок, стены грубо обтесаны и ничем не отделаны, а потолка нет вовсе – только двускатная крыша, но простым назвать этот интерьер язык бы не повернулся. Дом строился, чтобы стоять вечно, и именно поэтому в нем не оказалось ничего лишнего. Он выглядел не как постройка, а как явление природы – настолько взаимоувязанными выглядели все его части. Даже домотканые половики, кожаный диван и прочая, тоже вполне современная мебель: журнальный столик, обеденный стол, кресло, кухонный шкаф и кровать, застеленная пушистым пледом – сочетались друг с другом и домом идеально, будто только таким и может быть человеческое жилище, а все прочее, виденное мной раньше – не что иное, как бездарная попытка создать дом.
Наверное, у живущего здесь человека напрочь пропадает потребность в общении. И не стоило падать ему на крышу…
— Кажется, я испортила вам отдых, — виновато пробормотала я.
Хозяин дома грустно усмехнулся.
— Ты испортила себе спину, — он коснулся моей ступни: — Чувствуешь?
Прикосновение я ощутила и сказала об этом.
— Пошевели ногами, — предложил Президент.
А вот это не удалось. Ноги не слушались. Это меня напугало, и я, зажмурившись, повторила попытку поднять сначала одну, потом другую ногу. Не вышло.
Открыв глаза, я увидела серьезное лицо Президента.
— Что это значит?
Он встал с пола, подвинул к дивану кресло так, чтобы мне было хорошо видно, и удобно в нем расположился.
— Это значит, что, вероятно, скоро ты перестанешь даже чувствовать ноги – вследствие перелома развивается отек, который сжимает спинной мозг. Как только появится связь, я вызову медицинский транспорт. Как только позволит погода, он прилетит за тобой и доставит в больницу. И там тебе очень обрадуются.
Он говорил спокойно, с чуть заметной грустной озабоченностью, позволяя осознать каждое свое слово, испугаться еще сильнее и смириться. Однако последние слова меня озадачили.
— Чему обрадуются?
Господин Президент улыбнулся (впрочем, светло-карие его глаза остались печальными):
— Возможности опробовать новые способы лечения травм позвоночника. Нашестранцы ломаются редко, а на гостях новинки испытывать неудобно.
Я не поняла, что он имел в виду, но нахлынувшая на спину волна боли вдруг прояснила разум: медицина – одна из основных статей доходов Нашей Страны. У нас есть целый медицинский город – Медик-Парк – в который съезжаются пациенты со всего мира. Мы уже пятнадцать лет лидеры в этой отрасли, диагностируем и лечим то, что больше никому не под силу, причем в ряде случаев бесплатно, но иностранцы не задерживаются у нас дольше одного месяца, и это затрудняет наблюдение.
Бурно развивающиеся технологии не успевают проверять на живых людях. Об этой проблеме я уже что-то слышала: примерно год назад Томас, Сашин друг, громко возмущался необходимости поменять протез правой руки, потерянной еще в детстве. Нынешний протез его абсолютно устраивал (и даже больше – Томас относился к нему, как к любимой зверюшке), но его буквально преследовали с требованиями заменить его на усовершенствованную модель. В итоге Томаса додавили через начальство, и он, сцепив зубы, подчинился приказу.
Поэтому, конечно, обрадуются…
— Ты ведь одна отправилась на эту прогулку? — спросил Президент. — Больше никого искать не придется?
Вопрос прозвучал обвиняюще и усилил боль в спине.
— С нашей базы – одна, — морщась и не понимая, в чем состоит моя вина, ответила я.
— Хорошо. Не выношу, когда умирают молодые. Каждую смерть воспринимаю, как пощечину.
В чем же дело? Где я, и где погода? Откуда я могла знать, что она так резко испортится?
…Из прогноза, откуда же еще. Я привыкла к стабильности климата в городе и совсем забыла, что такое природа, в руках которой оказалась. Очень глупая девочка. Надо было посмотреть прогноз.
Президент, увидевший все мои мысли, улыбнулся на этот раз искренне.
— С другой стороны, молодость для того и существует, чтобы совершать ошибки и на них учиться.
Многовато ошибок приходится на мою молодость. Будто за десятерых отдуваюсь. Стоп. Не нужно показывать Президенту переживания, не относящиеся к этой минуте.
Но мои мысленные метания не остались незамеченными:
— Я знаю о твоих злоключениях, Лора. Смотрю по телевизору новости, которых не видел в научно-производственных отчетах.
И даже имя запомнил. Бедна Наша Страна событиями, ох, бедна! А ведь Президент не в курсе трагедии, которую я считаю самой ужасной.
— Что еще ужаснее?
Контролировать мысли…
Боль стала злее.
— Бросил парень, — с трудом проговорила я.
Господин Президент вскинул брови и кивнул.
— Единственную ампулу анаболика из аптечки я уже израсходовал, — счел нужным сообщить он. — Тебе придется потерпеть до прилета медиков. Вспомни, учил ли тебя кто-нибудь блокировать боль?
— Да. Брат. Но я не помню…
Не было практики. Саша лишь объяснил – так, на всякий случай, однако в бытовых ситуациях было проще принять лекарство, чем давать труд мозгу искать то неуловимое состояние, в котором боль не причиняет беспокойства. Кажется, надо мысленно уходить от нее.
— А вы видели прогноз, — зацепилась я за последнюю из не самых противных мыслей. — Почему же вы здесь?
Странное дело, он ответил не сразу. Его взгляд стал рассеянным – он подбирал слова.
— Потому что я люблю снежные бури. Я люблю слышать вой ветра и видеть, как он взметает снег над землей.
Он не сказал «в одиночестве», но я поняла. В первый момент меня вновь настигло чувство вины оттого, что я нарушила уединение такой значительной персоны, а во второй, когда дошел смысл его сиюминутного положения, стало еще хуже…
Это тайное место, где Президент Нашей Страны целые дни проводит без охраны. Если бы я не наслушалась в последнее время историй о шпионах и диверсиях, то не придала бы этой милой привычке никакого значения. Но все непросто. У Нашей Страны и лично у Президента есть враги, которые много отдали бы за информацию о такой слабости, и вот – я стала ее обладателем.
Ему не стоило меня спасать. Интересы безопасности требовали моей смерти, которая наступила бы легко и незаметно, валяйся я в беспамятстве в снегу, где он должен был меня оставить, а не тащить в дом. Это же очевидно!
Почему он так не поступил? Он не из жалостливых и беспечных. Нашу Страну он сделал такой, какая она сейчас, из кусочка огромной империи, который сам же превратил в руины, не считаясь с жертвами, тонко и нагло провернув международную интригу и выставив палачами тех, кто пытался сохранить прежний мир. За ним тысячи смертей и килотонны горя!
Почему, почему… Я вдруг вспомнила императора Другой Страны, который правил несколько веков назад и до сих пор именуется Великим. На его совести смертей было не меньше, и она ничуть его не беспокоила, он был бесстрашным и твердым, но, увидев, как тонут люди вместе с потерпевшим крушение кораблем, не смог спокойно уйти. Он бросился в ледяную воду, что бы спасти хоть кого-нибудь. Простудился и умер, но не в этом суть. Суть в том, что легко швыряться чужими жизнями, не глядя. Глядя – наверное, сложно.
Сумбурный поток этих умозаключений прервала волна неподдельного президентского изумления.
— И многие думают так же, как ты? Ни в грош не ставят официальную версию о том, что война стряслась сама по себе, а я пришел и всех спас?
— Не знаю, — честно ответила я. — Никогда и ни с кем это не обсуждала.
— М-м… — он потер переносицу. — Впрочем, опрометчиво было надеяться на вашу наивность. Мы сделали вас слишком умными. Единственная проблема, которая представляется мне серьезной – моральная сторона.
Он сделал паузу. Я чувствовала вопрос, который крутился вокруг нас обоих, и сильнее всего желала, чтобы он не был задан: как я отношусь к тому, что поняла о Президенте? Этот вопрос был очень важен для него, но ответа он боялся. Боль, словно осознав исключительность минуты, отступила, став далекой и незначительной.
— Вы не должны считать, что это нормально. Я воспользовался стечением обстоятельств и своим феноменальным везением, чтобы осуществить мечту о мире без дураков и глупых смертей, но при этом я поступился собственными представлениями о добре и зле. Я оправдываю себя абсолютно – результат превзошел ожидания, и каждый из твоего поколения гораздо ценнее любого из тех, кто погиб в моей войне… Но вы оправдывать меня не должны. Я получил то, что хотел, и я счастлив, но мне нет прощения.
Его образ в моих мыслях раздвоился. Так показалось в первое мгновение. Потом я поняла, что раздвоилось всё. Мир оказался именно таким, каким я его себе представляла, сложив из видимых и осязаемых кусочков, разбитых недомолвками и заново связанных логикой, но он был неправильным. Потому что, если по справедливости, то нас не должно быть.
— Я вижу тебя, Лора, и понимаю: да, мечта сбылась! Мою страну населяют люди не только умные, но и безрассудно творческие, способные любить и ценящие друг друга – такие, каких ужасно не хватало мне в детстве и юности, однако я хочу большего. Я хочу, чтобы вы были лучше меня. Иначе всё зря.
Вот он, тот кусочек, которого не хватало в моей картине мира: если я понимаю, что происходит, то я обязана это осудить. Даже зная, что являюсь продуктом этого.
— Почему теплые города? — спросила я.
Господин Президент прикрыл глаза и улыбнулся.
— Потому что я с детства ненавижу женскую страсть к натуральным шубам.
— Только из-за нее? — не поверила я.
— Да, — спокойно отозвался он. — Это очень глупо, и я решил исключить первопричину – холод.
— Почему энергоемкие магнитные трассы?
— Они безопасны. Магнитные поля разводят даже мчащиеся друг на друга машины и делают столкновения невозможными. В моей молодости слишком много достойных людей погибло на дорогах в автомобилях с двигателями внутреннего сгорания. В разумном мире их быть не может. Энергия – не цена человеческой жизни. Кроме того, у нас она уже стала очень дешевой.
— Мы контролируем правительства прочих стран?
Я обнаглела. Конечно, господин Президент мог не отвечать, однако мои вопросы явно ему нравились.
— Только ключевых и только в вопросах безопасности, военной и экономической. Это не так просто, как кажется, даже для телепата, способного подчинять чужие решения своей воле.
— Почему?
— Видишь ли, в некоторых странах используют психопрактики, тренирующие сознание человека принимать состояния, которые нам сложно распознать и преодолеть. Очень тонкий обман. Увлекательная игра.
— Вы рассчитываете и дальше скрывать наши возможности от остальных?
Господин Президент очень глубоко вздохнул.
— Да.
— Это правда, что вы сами обучили всему наших учителей?
— Ваших – правда. Большинство моих соратников были студентами университетов, в которых я вел факультативы. Сами они потом тоже обучали молодых, и все теперь здесь. Все мечтали жить в стране телепатов…
— Без дураков.
Он посмотрел на меня с иронией и усмехнулся.
— Да, Наша Страна – уникальное государство, делающее ставку на умное большинство. Людьми с низким интеллектом и ограниченными умственными способностями управлять гораздо легче, поэтому во многих странах население намеренно оглупляется… Но ты не представляешь, как унизительно и противно жить в таком окружении. Ты не знаешь, каковы настоящие дураки. В Нашей Стране их очень мало, даже среди ваших родителей.
— А! Вы приглашали переселиться сюда тех, у кого интеллект не ниже среднего?
— Вовсе нет. Мы приглашали тех, кто хотел жить в новом государстве и был согласен с основными правилами новой жизни. Полноценных нашестранцев мы планировали получить в следующем поколении – вашем. Но, как ни странно, большинство ваших родителей к настоящему времени подтянулись до среднего уровня интеллекта. Наверное, интуитивно чувствуют необходимость сократить разрыв со своими детьми.
Эти слова меня поцарапали. Причем боль в спине от них не вернулась – на пару секунд заболело сердце. Мой далеко не глупый отец со мной порвал. Меня уже ничто не связывает с первым поколением нашестранцев.
Улыбка красиво изогнула губы господина Президента.
— Еще ничего не закончилось, Лора. Я уверен, твоя связь с папой восстановится. Только смерть прекращает любовь.
Эти слова заставили меня резко выдохнуть. Я вообще никогда не думала о том, что папа меня любит. Он просто всегда был, а теперь его нет. Любит? От любви сложно отказаться, я уже знаю это. От человека – легко.
— У тебя еще остались вопросы?
Нет, он мастерски выбил меня из равновесия. Все вопросы, накопившиеся за шестнадцать лет жизни, разбежались от нового: «Папа меня любит?».
— Были, но… Я понимаю, что перешла границу дозволенного. Спасибо, что поговорили со мной.
Он замер в своем кресле. Потом медленно, завершая наше общение, произнес:
— Видишь ли, в чем дело… Невероятным образом все мои желания исполняются. Такое стечение звезд… Так вот, когда я впервые увидел тебя в школе, я очень захотел с тобой поговорить… Прости за спину.
Глава 16: http://www.proza.ru/2015/05/02/2095