Я самец, от любовного взмокший гона,
мои ноздри по ветру трепещут, как листики.
Я тебя догоню, что мне зверю за дверью закона
разбираться на скользкой тропе моралистики.
Ты уходишь в туман бересты и покоя
твои ноги мелькают рыбешками,
вот упала, и сосу из груди молодой молоко я,
и кормлю дикоросом – морошкою.
Ты моя, я тебя насладив, наслаждаюсь,
и до первой звезды в волосах твоих рыжих купаюсь.
До высокой луны ноги в кровь обдираем,
травой-муравой перевитые,
каждый год мы красивой женой обладаем,
с поволокой от страсти орбитами.
Хорошо под луной камыши раздвигая,
колобродить хрустальное озеро лицами,
и стекает с пылающих губ золотая
тишина, освещенная бликами.
Нам ночь несут и стойбища погостов
Уральские, родительские горы,
и не поможет корень мандрагоры1
естественному племени приросту.
Вернулись двинуться ордой
в Тавриду на поклон к Перуну,
но евнух бритой головой
склонился к птице Гамаюну.
«Что скажешь, вещая, как поступить,
ведь здесь нужны ловцы нам чернобурок?
Мы сок лозы на мех полярных шкурок
пришли менять, прервется мены нить.
Тебе отдельно жбан многоведерный,
богов напоишь ты не мухоморной
грибной настойкой, что привыкли пить».
«Что произносит дерзкий твой язык?
Купить бессмертных чарою ты вздумал?
Вас, крымчаков, переселить на Грумант
давно пора, придет вам там кирдык2».
Спровадила нас птица Гамаюн
на юг, что остается вечно юн,
сама к богам направила свой крик.
До Красной Глинки воды донесли
борейцев вновь. Их там не позабыли!
Нас встретили по-братски, нас любили!
Мы тоже прослезились, как могли.
Ярило-Солнце грело до заката
вино в посуде, месяц лишь рогатый
нас усыплял, и челны на мели.
Мы восхитились братством человечьим
и донесли его в обменный пункт,
(Сухой Мачеткой назван древний порт).
В тавернах на закуску сыр овечий
шел под вино и стоил он немало
хвостов и шкур, мы доставали сало
и вспоминали щедрость Глинской встречи.
Менять меха на амфоры с вином,
и дальше в Крым, что в Тулу с самоваром,–
глиняне подсказали на базаре,
перевернув керамику вверх дном.
Крымчак хотел всучить нам самопал
за мех и шкурки. Ах, каков нахал!
Заснул в фактории он вечным сном.
Валюту сохранив палеолита,
до Балки Каменной1 держали курс.
(В социализм вошел пушной ресурс,
хоть и монета звонкая отлита).
Здесь встретились потоки двух культур,
смешалась кровь двух любящих натур,
и родилась борейская элита.
Зачем же нам спешить в евейский рай
когда и здесь южанок смуглых море,
мы позабыли про мужское горе,
спасибо вам, балканочки, за май.
Плодим детей и зубров добываем,
и мезолит, прослойку, приближаем,
забыли замороженный наш край.
конец палеолита