По белому потолку, тускло подсвеченному уличным фонарем, беспокойно метались тени веток. В комнате же царил уютный вечерний полумрак, смягченный желтоватым светом ночника, стоящего в углу на старой прикроватной деревянной тумбе. Зураб привычно скользнул взглядом по тканной настенной циновке с узором в виде сванских родовых башен на фоне заснеженных пиков Большого Кавказа. Осторожно сел на краешек кровати и осторожно протянул ладонь к бледному лицу сына. Откинул его черные вьющиеся кудри с влажного лба. Прислонил ладонь. Недобрый жар заструился сквозь пальцы. Зураб вздохнул и убрал руку.
Сын еле слышно простонал и открыл глаза.
- Это я, сынок, - сказал Зураб, поймав его тяжелый, одурманенный болезнью взгляд.
- Привет, пап, - улыбнулся краешком слипшихся губ и тут же зашелся в ухающем, клекочущем кашле, согнувшем худое тело пополам.
Бессильно хмурясь, отец ободряюще сжал через одеяло колено сына, словно напоминая, что он здесь, он с ним. Откашлявшись, тот, закрыв глаза, утомленно откинулся на подушку.
- Сейчас я тебе чая горячего принесу, - торопливо произнес Зураб, вставая.
- Папа, - повернул голову сын. - Приоткрой окошко, пожалуйста.
- Куда тебе окошко с твоим бронхитом? - накинулся Зураб, - еще больше продует.
- Папа, - устало, но настойчиво повторил сын. - Открой. Я закутаюсь. Хочу послушать ночное море.
Для вида неодобрительно покачав головой, Зураб подошел к окну, отодвинул щеколду и потянул раму на себя, оставив открытой неширокую щель. Соленый прохладный ветер стремительно поднял парусом белые занавески. Зураб с наслаждением втянул воздух всей грудью. Медленно, словно нехотя выдохнул.
- Сейчас вернусь, - сообщил он сыну и пошагал через комнату к лестнице на первый этаж. Спустился на кухню и, набрав в чайник воды, поставил его на электрическую плиту.
В стеклянную дверь веранды раздался негромкий стук. Зураб вытер мокрые руки о полотенце и включил на веранде свет.
- А, Серго, здравствуй, - кивнул Зураб, увидев знакомое лицо.
- Здравствуй, дорогой, - не спеша открыл дверь гость, такой же пожилой сухощавый мужчина с зачесанными назад волосами и уже почти полностью седой бородой. - Гулял вот по берегу, решил зайти перед сном.
- Правильно, садись, - Зураб отодвинул от стола табуретку. - Кофе будешь? Чайник только поставил.
- Не откажусь, - согласился Серго, вытаскивая из внутреннего кармана куртки помятую сигаретную пачку. - Тамуна дома?
- В Батуми с Арчилом уехала, - ответил Зураб, принимая сигарету.
- А младший как? - спросил Серго, чиркая пластмассовой зажигалкой.
Зураб вздохнул.
- Плохо, - печально крутя между пальцев сигарету, сказал Зураб. - Очень сильное воспаление. Температура высокая уже неделю. Бредит. Вот как назло ведь! Ты же знаешь да, что уже через три дня надо уезжать в Италию, в футбольную академию «Милана»? Там уже через Каладзе договорился на смотрины его взять. Столько трудов стоило, денег столько! Только понятно уже, что никуда не поедет. Такой шанс один раз в жизни выпадает. И вот пропадает... А ведь Бесо у меня знаешь какой талантливый?
- Знаю, Зураб, знаю, - согласно кивнул Серго, выдыхая дым. - Такие быстроногие один на тысячу рождаются. Только зря ты так про шанс говоришь. Ничего зря не происходит, у всего своя причина, своя цель. Мы просто чаще всего ее не видим. Не перебивай... - поднял руку, прерывая в зародыше хотевшего что-то сказать Зураба. - Ты ж помнишь, я почти пятнадцать лет в Союзе за батумское «Динамо» пылил? Кличку помнишь мою?
- Костолом, - слабо улыбнулся Зураб.
- Костолом, - откликнулся Серго. - На поле ни себя, ни противника не жалел. Однако, даже тогда понимал, что футбол футболом, а тянет меня все равно на море. Под воду. Так сначала в выходные дни, а потом и после тренировок одевал маску и вперед. В глубину. А помнишь, когда я того паренька, сынка Кобиашвили вытащил, откачал?
- Помню.
- Тогда мне и открылось, чем я заниматься должен. И вот уже почти тридцать лет прошло. А я все в спасательной службе. Дно отсюда, от Кобулети аж до самой турецкой границы как свои пять пальцев знаю, - Серго затушил сигарету в пепельнице. - Так что, не сокрушайся, и на сына не обижайся. Он-то не виноват ни в чем. А в том, что он хорошим человеком вырастет, а не только хорошим футболистом, я даже не сомневаюсь!
С кухни послышался протяжный нарастающий свист.
- Сейчас кофе налью, - встал из-за стола Зураб. - Только чай для Бесо отнесу.
- Да, не торопись, - успокаивающе махнул рукой Серго.
Зураб вернулся на кухню, достал из стоящей в настенном шкафе банку со сбором из горных трав. Отмерил нужное количество и бросил душистую щепоть в кружку, залив ее горячей водой. Осторожно, смотря то под ноги, то на краешек кружки, он поднялся по лестнице в комнату сына.
- Не спишь? - негромко спросил в полумрак.
- Нет, - послышался тихий ответ.
Держи, сынок, только осторожно — горячий! - предупредил Зураб, ставя кружку на тумбочку.
- Папа, я знаешь, что решил? - серьезно произнес сын.
- Что, Бесик?
- Если я выздоровлю...- кашлянул, - если я выздоровлю, я стану священником.
Зураб подумал было, что ослышался.
- Священником? - переспросил он.
- Да, - твердо произнес сын. - Я так решил.
Отец вгляделся в темные запавшие глаза сына. Сквозь масляную хворь, сквозь съедавший юное тело багрянец нестерпимого жара в ответ смотрела несгибаемая решимость и упрямая воля.
- Хорошо, - мягко сказал Зураб, накрывая руку Бесо своей ладонью. - Главное, выздоравливай.
- Спасибо, пап.
Зураб подошел к окну и всмотрелся в темноту двора. За шумящими на ночном ветру платанами не виднелось, но безошибочно угадывалось неспящее море, неутомимо бросающее кипящие волны на гладкие камни пляжа и, шипя, принимающее их назад.
***
Дюжину лет спустя я сидел с Зурабом в садике возле его дома. В пряной темноте южной ночи возле неярких ламп у потолка беседки кружились упрямые светлячки. Принесенный из дома телевизор с помехами транслировал игру начавшегося на днях чемпионата мира по футболу. Нас с Зурабом разделял графин с прозрачной чачей и широкая тарелка с остывающими лепешками мчади.
Зураб кутался в теплый плед и посмеивался — то ли над неуклюжестью игроков, то ли каким-то своим мыслям.
- А знаете, Вадим, - обратился он ко мне с лукавым, но добрым прищуром, видимо продолжая начатый внутри монолог. - Я вот так и не привык называть своего сына «отец»! Хотя мне нравится. Он смущается, еще бы, его прихожане так к нему обращаются, а мне все равно приятно. Странно, но приятно.
Я улыбался в ответ.
Дрожали звезды.
Шептало море.
Москва,
март 2015