(Gavrila Lubnin ill.)
Идет дядя Вова с ведром на помойку. Идет дядя Вова с ведром на помойку.
По полу дощатому, по скрипу стоящему, вдоль крашеной известью стенки барака, по двери облезлой ударил косяк. Бах!
В окошке с геранью стоит тетя Нюра. В окошке с геранью стоит тетя Нюра.
Видна зановесочка, белая форточка, - не кошка пушистая, не птица на жердочке, а баба свободная, и грудь в настроении, и платье в горошинах, в руках бигуди.
Висит, не качается мальчик на дереве. Висит, не качается мальчик на дереве.
Свистит на веревке, доска на веревке, на дереве ветка, на ветке веревка, на тополе мальчик, глазеет, моргает, ему интересно, ему хоть бы хны.
По небу плывут две пушистых зайчихи. По небу плывут две пушистых зайчихи.
По морю летели, по синему небу, две белых ослицы, потом как-то - раз так, они превратились, они обернулись, без всякого смысла, летели ослицы, - и зайки плывут.
Домой возвращаюсь – тащусь еле-еле. Домой возвращаюсь – тащусь еле-еле.
Гулять выбегаю – скачу и пою. То ноги промокли, то цыпки на пальцах, то пахнет картошкой, на углях печеной, то жвачку достанем, то велики бросим, то яблоки тырим, то бьем щелбаны.
По черной дороге идет поливалка. По черной дороге идет поливалка.
Бегут пацаны, зеленеет кустарник, отличное утро, и скоро купаться, в руке бутерброды, на булке на белой, и желтое масло, и сахар-песочек, и слюньки текут.
Счастливые люди живут – и не знают. Не знают, счастливые, что же случится. Счастливые люди не знают, что дальше. Спросите любого. Спросите меня.