Марина — царица Тушинская
В погожий день 1 мая 1606 года 100 тысяч москвичей и поляков - незваных гостей столицы - встречали столбовую польскую дворянку панну Марину Юрьевну Мнишек, приехавшую царствовать на Руси. Жених её, назвавшийся царевичем Димитрием, сыном Ивана Грозного, будто бы чудесным образом избежавшим гибели в Угличе в 1591 году, уже 11 месяцев самодержавно правил Россией. Мать убиенного царевича Димитрия, сосланная в монастырь Борисом Годуновым, после недолгих душевных мук признала в беглом монахе Гришке Отрепьеве своего сына - в обмен на возвращение ей царских почестей.
На въезде в столицу Марина пересела в большую, обитую внутри красным бархатом карету, в которую впряжены были 12 белоснежных лошадей - подарок всемилостивейшего царя и государя своей невесте. Процессию возглавляли 300 польских гайдуков с дудками и барабанами, а уж за каретой следовали знатнейшие московские вельможи в сопровождении польских конников во всеоружии. В толпе шушукались: где это видано, чтобы гости на свадьбу съезжались вооружёнными до зубов?
Когда подъезжали уже к Спасским воротам Кремля, вдруг при безоблачном небе налетел ужасный вихрь, пылью запорошив всадникам глаза. Точно такой же вихрь сопутствовал въезду в Кремль и самого Лжедмитрия годом раньше. Москвичи расценили эти явления как худое предзнаменование, но какой-то вещун нагадал самозванцу, что властвовать ему выпало 34 года, и он был беспечен. На вид ему давали лет 30, был он рыжеват, голубоглаз, с широким носом и бородавками под правым глазом и на лбу, с одной рукой короче другой. Но обладал дьявольским умом и бесстрашием - один ходил на медведя.
8 мая состоялось бракосочетание русского царя и дочери польского воеводы. В тот же день впервые в русской истории на женщину возложили венец царицы всея Руси, что не понравилось россиянам, свято чтившим старину. Потом были многодневные свадебные пиршества. Перепившиеся польские гости безобразничали по Москве, бесчестили девок и жён. Москвичи роптали. Самозванец наслаждался красавицей полячкой.
17 мая в третьем часу утра ударили в набат во всех московских церквах, каковых, по мнению иностранца, было в столице около трёх тысяч. Спасаясь, Лжедмитрий выпрыгнул из окна, но вывихнул ногу, в кровь разбил лицо. Стрельцы подобрали его и отдали толпе лишь после того, как последняя жена Ивана Грозного и мать убитого в Угличе царевича Димитрия клятвенно подтвердила, что не сын ей этот самозванец. Растерзанный труп Лжедмитрия три дня лежал на столе подле Лобного места на Красной площади, а потом его захоронили за Серпуховскими воротами.
Но 18 мая ударил жестокий мороз, побив хлеба. Эту напасть молва приписала волшебству расстриги. Труп вырыли, сожгли в близлежащем селе Котлы (теперь там станция метро «Нагатинская»), а пепел, смешав с порохом, выстрелили из пушки в ту сторону, откуда пришёл смутьян.
Марину миновала участь сия. Когда мятежники ворвались в комнату царицы, она, будучи маленького роста, спряталась под пышной юбкой своей дородной гофмейстерины, а по восстановлении боярами какого-никакого порядка была отправлена под домашний арест сначала в Москве, а потом в Ярославле.
Но Смутное время оттого и смутное, что на смену одной беде немедленно приходит другая. Объявился второй Лжедмитрий, внешне нисколько не похожий на первого, но столь же хитроумный. Под его знамёна вновь встали польские искатели приключений, перекинулись многие бояре и чернь, всегда охочая на лёгкую добычу. Этот Димитрий дошел до московских пригородов, но в стольный град его не пустили. В июне 1608 года он разбил стан в селе Тушине между реками Москвой и Сходней, тогда именовавшейся Всходней, потому что в давние многоводные времена по ней восходили ладьи, чтоб в верховьях волоком переправиться в недалёкую Клязьму.
Лжедмитрий II укрепил Тушинский лагерь земляными валами с глубокими рвами, построил деревянный царский дворец, организовал свою боярскую думу и приказы. Был в Тушине даже свой патриарх всея Руси, здесь работали многочисленные ремесленники, выделывая оружие и домашнюю утварь. В отдельные периоды в лагере обреталось до 70 тысяч человек. Сюда-то, отпущенная московским царём Василием Шуйским в Польшу, прибыла 1 сентября 1608 года царица Марина. Блеск российской короны застил ей глаза и усыпил совесть. Повластвовав в Москве лишь девять дней, она вознамерилась вернуться в столицу с помощью пусть гадкого наружностью, грубого и жестокого, но подчинившего себе уже пол-России нового самозванца. С умиляющими зрителей слезами на глазах обнялись разлученные злым роком любящие супруги. Правда, перед тем выторговала Марина у Лжедмитрия II обязательство не разделять с ней супружеского ложа до тех пор, пока не сядет он на престол в Москве. Впрочем, стерпится - слюбится: примерить шапку Мономаха самозванцу не довелось, но животом он царицу-таки наградил.
Почти полтора года Марина просидела в Тушине великой царицей земли русской.
Но дела тушинского вора становились всё хуже, поляки презирали его, а их гетман по пьяному делу едва не прибил. В панике вбежал он к Марине, припал к её ногам:
- Гетман хочет выдать меня, я должен спасаться, прости!
И 29 декабря 1609 года, переодевшись крестьянином, Лжедмитрий II тайно бежал из Тушина в навозных санях в сопровождении лишь верного шута. Они обосновались в ещё не изменившей ему Калуге. Оставленная мужем Марина в последующие дни ходила между стойбищами тушинцев с распущенными волосами, побледневшим лицом, горящими глазами и убеждала смущённых повстанцев не оставлять Димитрия. Все стремились увидеть и услышать прекрасную женщину, но не многие вняли ее мольбам.
В начале января 1610 года Марина, облачившись в одежду и доспехи польского воина, ночью в трескучий мороз ускакала из Тушина. В оставленной ею записке среди упрёков в неверности тушинской рати были и такие слова: «Быв властительницею народов, уже никогда не соглашусь возвратиться в звание польской дворянки».
Вскоре в Калуге состоялось второе и последнее воссоединение двух любящих сердец. 11 декабря 1610 года Лжедмитрий II был обезглавлен собственным охранником, а через несколько дней Марина родила от него сына Ивана. Всё с той же целью возвращения российской короны она сошлась с казачьим атаманом Заруцким, бежала с ним в Астрахань, а затем на реку Яик, теперешний Урал, в надежде поднять тамошних казаков на новый мятеж. Но яицкие казаки выдали её московскому царю.
Свою бешеную гонку за российской короной панна Марина закончила в 1614 году, 25 лет от роду, в коломенской тюрьме, одной из самых ужасных в те времена. Сын же её младенец Ваня был на всякий случай повешен.