Читайте ранее – Осенний реквием: Пролог.
В дилижансе царил полумрак, прорезаемый то и дело всполохами молний. Маленькая круглая лампа, света от которой было немного, закреплённая на потолке обитого непонятным материалом салона, нервно помигивала, отбрасывая рыжие, нечёткие блики на моих ссутулившихся попутчиков.
Стоило начаться ливню, как воздух моментально стал затхлым и влажным. К предгрозовой духоте и запахам пота, добавились новые, присущие общественному транспорту ароматы. Запахло плесенью, сырой грязью и прокисшей кожей, гниющей тканью и размокшей древесной трухой. Откуда-то из-под сидений потянуло застаревшей рвотой.
Дождь непрерывно барабанил по крыше заливая стекла окон, проникал в салон через мелкие щели в обшивке и ручейками стекал к полу, на котором уже образовались небольшие лужицы. Мерный стук колёс сменился неприятными хлюпающими звуками и стонами разъезженных, давно отслуживших своё век каретных рессор. Ровная качка, уступила место хаотичным потряхиванием и рывками, от которых стены фургона опасно кренились, а с потолка сыпалась труха.
Я сидел, как можно плотнее закутавшись в плащ от зябкой, всепроникающей непогоды. Несмотря на неприятные запахи и быстро распространяющуюся сырость, окончание моего долгого путешествия проходило в довольно комфортных условиях. Обычной для почтового маршрута тесноты и давки в салоне не наблюдалось. Дилижанс, рассчитанный на перевозку восьмерых пассажиров, был наполовину пуст. Откидные сиденья, закреплённые на боковых стенках, а так же дверях оставались откинутыми. Семья из четырёх человек, по счастливому для меня стечению обстоятельств, сошла ещё позавчера, в маленьком, обнесённом валом посёлке.
Новых желающих податься поближе к южной границе у станционных смотрителей на наш маршрут не нашлось. К вящему разочарованию обосновавшихся на станции сотрудников частных почтовых компаний кое-кто из пассажиров – а точнее я сам, оказался сведущим в непростой науке почтово-пассажирских перевозок. Доукомплектовать свободное место ящиками полными писем и неким малоразмерным грузом я им не позволил, сославшись на установленные министерством правила, которые я досконально изучил за время своего долгого путешествия. Меня, конечно, постарались не услышать. Частники есть частники. Но короткий разговор непосредственно со станционным смотрителем убедил всех в обоснованности моих претензий. Как результат – не смотря на вопли и угрозы почтовых агентов, экипаж со стоянки отправился налегке.
Поправив сползший плащ, я в который раз окинул взглядом салон. Рядом со мной слегка покачиваясь в такт тряске, сидела женщина лет пятидесяти. Её муж, вместе с ещё одним нашим попутчиком удобно устроился на противоположенном сиденье.
Вместе с семейной парой мы ехали уже более восьми дней, от самой Церестии, столицы Западной Веронии. Супруги, особенно впервые дни нашего знакомства, болтали без умолку круглые сутки напролёт. Что-то обсуждали, вспоминали годы совместной жизни, пересказывали древние легенды и даже читали по памяти красивые древние баллады, общий смысл которых порой полностью ускользал даже от моего пытливого ума.
Мужчину завали Родриге, было ему где-то под шестьдесят, худой, дёрганный человечек, основной приметой которого был рот, постоянно стремящийся расплыться в услужливой улыбке. Больше двух третей своей жизни он проработал картографом в Церестийском отделении Имперского Картографического Общества в чине ничего не решающем, но денежном. Был он к тому же неплохим резчиком по кости, а по совместительству заядлый рыбак – как говорится: «От бога».
За прошедшее с начала нашей совместной поездки время, он много рассказывал об этих своих «хобби» и большая часть разговоров непременно отводилась именно речной рыбе. Из общения с ним, я узнал о ней столько, что готов был хоть сейчас выстругать себе без ножа из молоденького деревца удочку и привязав к ней нитку, идти ловить железную форель на водяного паука. И всё это в протоках безымянной речки, что в трёх километрах от неприметной с виду таверны «Вуэра дэ Виль». А если в этом без сомнений достойном заведении шепнуть его хозяину, что я знаком со стариком Раулем, то меня точно угостят фирменным и очень редким блюдом в виде тушеного под персиковым кремом молочного поросёнка за две трети от стоимости оного.
Сам я рыбалкой по правде никогда особо не увлекался, да и не привлекала меня романтика пустынных берегов, да тихих всплесков в мареве утренних туманов. Однако внимательно слушал и запоминал кое-что из неторопливой болтовни старого картографа. Конечно, съездить в «Вуэра де Виль» отведать тушеную хрюшку мне вряд ли когда-либо случится, но кто знает, может, когда пригодиться знание о том, как без удочки и прочих снастей, поймать себе на ужин какую-нибудь речную рыбёшку.
Супруга Родриге – Марфа оказалась выходцем из уничтоженной несколько поколений назад дворянской семьи. Перебралась она в Церестию лет сорок пять назад, вместе с приютившим её отчимом и теперь владела оставленным ей в наследство хлебным делом. Женщина содержала мельницу, а так же пекарню с небольшим булочным магазинчиком. Первые несколько дней, она то и дело потчевала всех окружающих своей гордостью: крендельками, сушками и пряниками и прочими долгоиграющими лакомствами собственной выпечки.
Из разговоров само собой выяснилось, что чета моих попутчиков держала путь в сельскохозяйственный городок Мёльн, затерянный где-то в глухих лесах Новой Касталонии по неотложному делу. Там в большой и дружной семье успешного фермера, готовилась к родам их любимая младшая дочка. Марфа и её муж, последние несколько дней по очереди переживали за своё чадо. То беспокоились, что это знаменательное событие либо случится до их приезда и они не успеют прочитать над роженицей благословляющую молитву, то пугали друг друга, что что-то как назло пойдёт не так как должно, а затем находили ещё множество других поводов потрепать себе и без того расшатанные в дороге нервы.
Сейчас рокот громовых раскатов, блеск молний и быстро потяжелевший, наполнившийся неприятными запахами воздух разбудили задремавших под вечер пожилых людей. Бушующее за окном ненастье стёрло с их лиц улыбки, а гнетущая, затхлая атмосфера заставила замолчать и нахохлиться. Супруги, ставшие в этот момент очень похожими, хмуро рассматривали грязный, усеянный многочисленными лужицами пол.
Родриге был бледен и крепко сжимал сведённые в замок руки, Марфа же перебирая дрожащими пальцами алебастровые чётки, тихо-тихо шептала какую-то длинную, многоярусную молитву. Кажется, это была «Славься ты – поддержавший огонь в очаге!», но только с каким-то неуловимым для меня местным колоритом. Временами умолкнув, она неподвижно сидела, лишь изредка бросая тревожный взгляд в потемневшие окна.
Ещё одним пассажиром был молодой человек, на вид лет двадцати, а может быть двадцати пяти. Из-за особенностей его лица, я затруднялся точно определить его возраст. Тонкие, точёные черты, острый чем-то напоминающий птичий клюв нос, чуть раскосый разрез глаз и худощавое телосложение, делали его похожим на уроженца западных провинций, хотя никогда не видел у них таких необычайно чистых, зелёных радужек глаз.
Хмурый и неразговорчивый ехал он с нами меньше суток. Подсел в дилижанс часов в одиннадцать, ни с кем не общался, да и вообще кажется, я не слышал от него ни единого слова.
К тому моменту мы уже пару дней колесили по дорогам Новой Касталонии. Край этот будто растрескавшаяся крынка был испещрён паутиной рек, ручьёв, протоков и заводей между которыми, петляя от переправы к переправе, лежало полотно древнего тракта.
Перед очередным старым, словно сам мир состоявшим из пяти последовательных арок мостом, перекинутом через водные глади то ли «Верны», то ли «Вирны», экипаж остановил патруль Провинциальной Стражи. Солдаты, устроившие блокпост перед въездом на первый, лишь слегка изогнутый пролёт, разворачивали на дальние переправы всех желавших попасть на другую сторону этой широкой и полноводной реки.
О том, что послужило причиной закрытия моста, и как следствие нашей вынужденной остановки сообщить пассажирам никто не удосужился. Пока нам выделяли положенный почтовым каретам эскорт, а наш кучер и офицеры Стражи до хрипоты спорили: куда нас направить и сколько отправить с нами всадников сопровождения, около дверей фургона появился этот молодой человек. Не знаю уж как сумел он договориться с извозчиками и что те получили за свою сговорчивость, однако, не отвечая на приветствия супружеской пары, парень занял своё место и с тех пор почти не шевелился, игнорируя всё, что происходило вокруг.
Закутанный в щегольскую накидку, пошитую из серой обесцвеченной замши по заграничному крою, надвинув капюшон и откинув голову на спинку кресла, он полулежал напротив меня. На лицо его падали глубокие тени и я никак не мог видеть его глаза, но почти всю поездку, особенно после того как началась гроза, не оставляло ощущение, будто он непрерывно, не моргая смотрит на прямо меня.
По внешнему виду и манере держаться, его можно было с лёгкостью отнести к франтам мелко-дворянского происхождения. К тем, что называли себя «Новой Интеллигенцией». Надменные и самовлюблённые, в одежде предпочитающие давно вышедшие из моды дорогостоящие заграничные тряпки, они презирали всех окружающих и люто ненавидели тех, кто не разделял их так называемые «общеразумные ценности».
Особенной нелюбовью в этой среде пользовался простой люд, особенно проживающий вне стен крупных городов. Крестьян, шахтёров, да и рабочих – вообще всех, кто занимал низкое социальное положение в имперском обществе, они именовали «быдлом», военных – мясниками, а прочих рабами и холуями. Отвечал им той же монетой. Заносчивых молодых аристократов откровенно не любили как в высшей среде, где их величали «потерянным поколением», а среди рабочего люда звали их не иначе как матерно, да с тройным приложением.
Сидящий напротив меня человек казалось, был прямой квинтэссенцией этой самой «интеллигенции» – «ново-инов» как сокращали это словосочетание малограмотные горожане стараясь не сломать себе язык на трудном и умном слове. Холодное отчуждение и высокомерность выдавали породу. Богатая шитая золотом отделка накидки, лишённая даже пятнышка грязи дорогущая замша, не знавшие дорожной пыли лакированные сапоги.
Единственное, что не вписывалось в образ – отсутствие шпаги, или рапиры. Оружия, которое среди ново-инов считалось «благородным» и которым многие из них умели очень неплохо пользоваться. Возможно, у него и были при себе какие-нибудь другие, не менее смертоносные «игрушки», но заметить их под ниспадающими волнами серой кожи мне так и не удалось.
Кстати, именно это было самым странным в этом загадочном человеке. В конце концов, есть тысяча и один способ как избавиться от грязи и всепроникающей дорожной пыли – были бы деньги. Однако, путешествовать вот так вот, безоружным, да ещё и в одиночку, пусть даже имея пару пистолетов, ножей или кинжалов, да хоть при наличии всего этого арсенала в кармане – непростительная глупость. Вопрос даже не в разбойниках, периодически собирающих кровавую дань с неосторожных путников. В конце концов, от стрелы пущенной из-под кроны придорожного дерева в спину не ожидавшей того жертве, не спасёт ни щит, ни меч, ни копьё. Просто, без бандитов, монстров и диких зверей, на лесных дорогах Империи всегда было полно и тех, кто не прочь полакомиться свежим мясом или выпотрошить карманы путешественника, но никогда не рискнёт нападать на человека, открыто носящего при себе оружие.
Дилижанс ощутимо тряхнуло. Мимо нас с грохотом промчалась пара упряжек и грязная вода из под колёс волной брызг обдала стёкла фургона. Мои доспехи под жёстким, непромокаемым тёмно-синим плащом, недовольно звякнули. Мужчина в сером внезапно очнулся, тихо и зло выругался, поправляя взметнувшийся капюшон. Голос у ново-ина оказался высокий, неприятный, скрежещущий. Такой ожидаешь услышать от престарелого архивариуса, шипящего на нарушающих тишину библиотеки студиозусов или от озлобленного калеки чьё единственное развлечение в жизни – сыпать из окна проклятия влюблённым парочкам, нашедшим укромный уголок в в его неухоженном саду.
Карета совершила поворот и сквозь измазанное, ставшее мутным окно из-за пелены дождя, будто фонари на борту военной эскадры выплыли многочисленные огни. Далёкий Ладрильо-Рохо медленно проступал из водянистой ночной мглы. Крупный имперский город, заложенный лет пятьсот назад, выросший и живущий по сей день за счёт питающего его торгового тракта.
Картограф и его супруга оживились: начали вглядываться в окна и радостно перешептываясь, осенять себя святыми знаменьями. Ново-ин так же вдруг подобрался, проявил на несколько секунд интерес к происходящему. Мужчина взглянул на приближающийся город, чуть приподнял капюшон, от чего стало видно его остроносое лицо и прищуренные глаза. Слегка прикусив нижнюю губу человек, какое-то время рассматривал далёкие огни, медленно кивая своим мыслям. Затем опять напустив на лицо маску надменного безразличия, отвернулся от стекла и откровенно враждебно уставился прямо на меня.
Поймав его взгляд, я улыбнулся и словно норовистому жеребцу смотрел в глаза до тех пор, пока он не заморгал и будто нашкодивший пёс отвернулся, найдя что-то достойное своего внимания за противоположенным стеклом салона. Сделав в памяти засечку в память об этой безусловно достойной победе, я слегка повертев шеей погрузился в размышления о предстоящих делах и насущных проблемах.
Этот город, был одним из последних пунктов моего долгого путешествия. В первую очередь по прибытии я намеревался найти таверну и хорошенько выспаться. Поутру же мне предстоял непростой выбор: отправиться ли в замок местного феодала, что располагался рядом с столицей провинции, городом под названием Сомбра или обосноваться на какое-то время здесь, в Ладрильо-Рохо.
Тряска резко затихла, фургон выехал на хорошо замощенную предвратную дорогу и его колёса теперь мерно тренькали по ровной брусчатке. Мимо почти скрытые дождём замелькали пригородные домики, склады и сараи и свинарники. Дилижанс слегка ускорился, забирая по широкой дуге влево и медленно приближаясь к массивному порталу городских ворот.
* * *
Копыта лошадей застучали по дереву и могучие равелины, сложенные из крупных каменных блоков проступили из темноты по обеим сторонам экипажа. Фургон мягко качнулся и подавшись назад остановился. Вспыхнул яркий свет, сквозь перепачканные окна проникающий в салон дилижанса оказавшегося зажатым на пересечении трёх мощных лучей. Прожекторы, установленные на остроконечных выносах равелин и на надвратных башнях, осветили фургон, разгоняя малейшую тень, в которой могло прятаться нечто желающее проникнуть за городские стены.
Ливень почти затих, превратившись в обыкновенный дождь, который предвещая скорое наступление осени, мог идти хоть всю ночь напролёт. Мрак отступил и стало видно, что рва у Ладрильо-Рохо не было, его роль выполнял восьмиметровый контрэскарп по периметру опоясывающий стены города. Арка ворот так же оказалась приподнята над землёй, дилижанс стоял на откидном мосту, что в два пролёта тянулся к длинному пандусу подъёма, который я в темноте принял за предвратную дорогу.
Кучер, кряхтя и чертыхаясь, выглянул из бокового окошка своей кабинки, откинул с крыши раструб рупора и выдув из него воду, громко крикнул, что-то неразборчивое стражникам на воротах. Толстые стёкла, напитавшиеся влагой стенки дилижанса и шум дождя, глушили слова, превращая их в нечто напоминающее собачий лай. Через пару минут с ворот пришёл ответ, который очень не понравился нашему возничему. Экипаж слегка накренился, в окошко я увидел уже знакомую фигуру одного из извозчиков. Выбравшись из своей кабинки он прошёл немного вперёд и остановившись рядом с передней парой лошадей вновь, что-то закричал.
Прошло минут десять, кучер всё это время неподвижно стоял под тугими струями падавшей с неба воды. Тело его под быстро промокшим дорожным плащом то и дело сотрясалось от приступов кашля и тогда с его широкополой, похожей на перевёрнутый подосиновик шляпы на деревянные брусья моста срывались настоящие водопады. Переговоры затягивались. Постовые то ли развлекались, потешаясь над вынужденным мокнуть под дождём человеком, то ли у них был строгий приказ не пускать никого в город в ночную смену, однако кучер был настойчив.
Неожиданно дело сдвинулось с мёртвой точки. В пятно света, расползающееся в разные стороны вокруг дилижанса, выбежало несколько людей, в форме которых я с удивлением опознал бойцов Провинциальной Стражи. К уже вконец продрогшему извозчику подошёл стражник одетый в цвета городской охраны, сержант, если судить по гравировке на небольшой чашке левого наплечника. Они о чём-то заговорили с кучером, а Провинциалы тем временем, придирчиво осматривали наш экипаж, просветили с помощью зеркала под фургоном и подойдя к кабинке где терпеливо ждал второй возница попросили его разблокировать двери пассажирского салона.
Ново-ин ощутимо занервничал. Глаза забегали, губы сжались в тонкую линию. Впрочем, он быстро взял себя в руки и принял всё тоже невозмутимое выражение лица. Дверь с моей стороны с глухим щелчком отперлась и стоящий перед ней Провинциал несколько раз постучав, распахнул её. Откинув подножку он, держа перед собой чадящий фонарь, больше чем на половину влез в салон.
– Дамы и господа прошу не волноваться, обычная проверка. – он несколько секунд по очереди осматривал наши лица, затем остановив свой взгляд на сидящем напротив меня человеке нахмурился и произнёс. – Сударь не могли бы вы выйти из экипажа для личного досмотра.
Новоин не стал спорить, ловко выпрыгнув вслед за стражем из салона, проследовал с ним к остальным Провинциалам. Кучер, тем временем чихая и кашляя, продолжал свои затянувшиеся переговоры с сержантом. Вот он на несколько секунд вернулся к кабинке и взял, что-то у своего напарника. В лучах электрического света в его руке блеснул жёлтый кругляш полновесного, золотого империала. Вернувшись к представителю местной Охранки, он ещё пару минут о чём-то с ним говорил, а затем отдал тому мзду.
– Он... Он, что потребовал денег? – тихо возмутилась видевшая это Марфа. – Но это же взятка!
Я отрицательно покачал головой и бросил взгляд на кучера, который стержнем серебряного карандаша подписывал какие-то бумаги, тщательно прикрывая их от капель дождя.
– Не думаю. Скорее всего это либо наша въездная пошлина, либо налог на лошадей. – я посмотрел на группу бойцов Провинциальной Стражи обступивших фигуру в сером плаще.
Конечно то, что в «охранке» может найтись такой умник, который будет брать взятки в присутствии своих заклятых конкурентов, я не сомневался, но не так же открыто и нагло. Выждав пару секунд я добавил.
– Скорее всего, здесь есть ещё какие-то дополнительные поборы, например за открытие ворот в ночное время.
– Странно это. Вот ко мне в пекарню, уже сколько лет, раз в неделю к рассвету с мельницы муку подвозят. И никогда мы никому никогда не платили... – не унималась женщина.
– Церестия крупный промышленный центр, давно разросшийся и переживший свои городские стены. Большая часть города, лежит за их пределами и да и окрестности можно назвать почти безопасными. – я постучал пальцами по стеклу. – А здесь, в Ладрильо-Рохо, почти граница. Глухие леса и нитка торгового тракта притягательная для лихого люда. Города здесь прячутся за своими стенами, словно улитка в раковине. Содержание укреплений стоит кучу денег, вполне логично, что проход в безопасную зону обложен приличным налогом.
Я на секунду задумался.
– Есть правда и другое объяснение.
– Какое?
– Многие торговые города, вводят в своих пределах так называемый «Эдикт чистых улиц», запрещая или делая невыгодным для горожан содержание верховых и вьючных животных в своих поместьях.
– А как же жить-то в таком месте! – ахнула Марфа. – Ни тебе товар не подвести, да и если в другой конец города нужно. Как быть то?
– А часто ли вы по делам на другой конец города дома на телеге ездите?
– Ну не то чтобы…
– Вот и у них так же. К тому же города живущие торговлей обычно значительно меньше промышленных. Да и городская застройка в них почти никогда не бывает стихийной. – я улыбнулся. – В последнем торговом городе, в котором я был проездом, роль лошадей успешно исполняли возчики. Что-то на манер котонатских рикш…
– Это ктой-то?
– Это мужик который сам себя добровольно в тележку впряг. Работа у него такая. – подал голос Родриге. – Я вот только думаю, разве не крупноват то этот налог этот выходит? Он же ему полновесный империал отдал.
– Шесть человек, четыре лошади, ночная смена, ещё чего ни будь. Думаю, что при любом раскладе перевозчик останется в выигрыше. – я откинулся на спинку своего сиденья и потянувшись всем телом замолчал.
– Да какой тут выигрыш. – покачала головой Марфа. – Вон, какой фургончик у них потрепанный, где же тут «выигрыш».
– Вспомните, сколько вам пришлось заплатить за эту поездку. В цену билета входят все предусмотренные и не предусмотренные маршрутом поборы и риски. – я сладко зевнул. – Въезд в пару городов, бесплатные ночёвки в тавернах, пересечение платных мостов и даже наша неожиданная переправа на паромах. За возможность пользоваться привилегиями пассажиров почтовой компании и не мокнуть под дождём, мы заплатили в три, а то и в четыре раза дороже, чем стоило бы нам, то же путешествие в арендованном у частника вагончике.
– Но так же безопаснее…
– В том то и соль. Мы получаем безопасность гарантированную Империей и уверенность, что нас постараются довести до пункта назначения с максимальным комфортом. Со своей стороны мы в течение всей нашей поездки платим практически за всё, что происходит с экипажем в дороге. – я поглубже закутался в плащ бросив недовольный взгляд на открытую дверцу. – А то, что дилижанс старый, ну так зачем владельцу лишние расходы, покуда он худо-бедно ездит и вроде даже не разваливается.
Вернулся ново-ин и разговор не получил своего продолжения, хотя возвращаясь к вопросу въездных пошлин, стоило отметить, что основные посетители торговых городов – купцы и караванщики. Люди в массе своей совсем не бедные и привыкшие тратить любые деньги ради безопасности как себя, так перевозимых ими грузов. Вот и жители подобных Ладрильо-Рохо городов не стеснялись брать то – что, по их мнению, принадлежит им по праву.
Прошло ещё несколько минут и наконец, от надвратной башни послышался протяжный металлический скрип. Толстые цепи поползли вверх, поднимая первую, а за ней вторую массивную решетку. Кучер, в который раз звонко чихнув, забросил в салон откидную подножку и хлопнув дверью, начал забираться в свою кабинку. Дилижанс вновь слегка накренился под его весом, а второй кучер не дожидаясь, когда его напарник займёт своё место, хлестнул лошадей. Экипаж тронулся с места.
Где-то в метрах двадцати за нами гулко, с протяжным звоном несколько раз ударили в колокол. Элементы подъёмного механизма ворот со звонкими щелчками заклёкотали, взводя под весом отпущенных со стопора, падающих решёток могучую пружину ворота. С грохотом слегка заострённые стальные балки вошли во вмонтированные в камень мостовой чугунные формы. Я же подумал, что не завидую жителям близлежащих к надвратным башням домов.
За окном потянулась улица из выстроенных впритык двух и трёх этажных домов с фасадами отделанными плитами из какого-то красноватого камня. Кое-где они освещались вставленными в специальные ниши факелами. Некоторые хозяева тратили освещение пустующей улицы совсем не дешёвое в наши дни электричество. Почти во всех домах на первых этажах не было окон. Крепкие арочные двери с тяжёлыми, круглыми ручками-стучалками и ромбическими смотровыми глазками, находились в окружении различных затейливых декоративных украшений, из всё того же красного камня.
Верхние этажи наоборот щеголяли стройными рядами окошек абсолютно разных размеров и форм под двускатными, остроконечными крышами. Где-то они были закрыты ставнями, в других горел свет и виднелись разноцветные мягкие шторы. С вынесенных на улицу балок межэтажных перекрытий свисали горшки в шарообразных и конических подвесных корзинах, а из земли, оплетая стены весело извиваясь, рос широколистный вьюн.
Под звонкий цокот лошадиных копыт эхом разносящийся по пустынной улице мы промчались мимо витрины небольшого магазинчика, бывшего, если судить по слепой вывеске изображающей два перекрещенных батона, местной булочной. Внутри суетились пригожие молодые девушки в белых фартуках и чепчиках. В этот поздний час они трудились как пчёлки, перетаскивая большие накрытые тканью корзины. Двигали маленькие столики и меняли нежно-розовые скатерти, застилающие многочисленные прилавки с которых хмурый мужчина в чёрном переднике убирал непроданный за день товар.
Засунув руку в приплечную щель кирасы, я выудил маленькие часики за закреплённую в петельке цепочку и бросил взгляд на слегка фосфоресцирующий циферблат, по которому бежали, отсчитывая минуты и часы резные золочёные стрелки. Шёл второй час ночи, шестнадцатого числа, восьмого месяца Красной луны. На дворе был четыре тысячи сто двадцать пятый год от основания Империи.
Если всё сложится хорошо, то примерно через час я уже буду пить пиво в одной из городских таверн, а затем смогу забыться сладким сном в сухой и тёплой постели впервые за долгие два с половиной месяца. Моё путешествие подходило к концу и не взирая на то, что это была лишь малая часть из того, что мне только предстояло сделать, я был этому несказанно рад.
На одних только перекладных по дорогам Империи я преодолел более трёх тысяч километров. Ещё в два раза больше проплыл по её полноводным рекам. Путешествие от небольшого городка Фансьё, что располагался в дальне-западной провинции Эмверия, до Ладрильо-Рохо, одного из торговых городов южной Новой Касталонии, измотало меня морально и физически. Даже за десять лет непрерывной военной муштры и непрекращающихся стычек в лесах западного пограничья я никогда не чувствовал себя настолько вымотанным и опустошенным.
Вынужденные месяцы безделья и казавшейся бесконечной дороги скрашивали книги и природные красоты юго-западных гор, лесов и равнин. Я побывал в множестве больших и малых городов, деревень и замков. Я видел утопающие в облаках башни Скорцезии, каскады зелени и водопады, ниспадающие в бездонную пропасть, что разверзлась у стен Акане, парящие в лазури жилые острова Анны. С удовольствием я прошёлся бы по их улицам, пожил бы в них, а может быть даже навсегда остался в чем-то полюбившимся мне Лебяжьем Гнезде – затерянном среди рек и озёр Риведии городе-корабле. Столь изящном и умиротворённом, что покидал я его в смятении чувств и ещё долго прекрасные витражи мостовых его набережных, шпили башен и цветы из его садов не давали мне спокойно заснуть, пока я болтался в лоханках имперского речного флота.
За всё проведённое в пути время выспаться вдоволь мне удалось, раз пять или шесть. Для непривычного к качке человека спать в гамаках и корабельных люльках, сродни добровольной и чрезвычайно изощрённой пытки. Затхлость и постоянно висящая в воздухе водяная пыль, свист боцманской дудки и ругать моряков не стихавшая даже ночью, несмолкающий крик чаек и глухие хлопки речных волн об обитый металлом борт парусника, безвкусная камбузная баланда... Расписывать же удобства присущие отдыху в почтовых экипажах было абсолютно бессмысленно. Они попросту отсутствовали.
Империя огромное государство, раскинувшее свои земли везде, докуда только хватало глаз. И был другой, намного более простой и приятный способ для путешествий по просторам нашей бескрайней Родины. То здесь, то там встречались особые места, которые маги называли не иначе как: «Точки силы». В этих с виду обычных, ничем не примечательных зонах, у людей, обладающих некоторыми сакральными знаниями, была возможность открыть особый связующий между собой два подобных места проход. «Крысиную нору», чёрный ход сквозь пространство нашего мира.
С магическими науками, я был знаком очень поверхностно. И то в основном в той области, которая позволяла быстро сориентироваться в бесконечных вопросах: «Что только что сверкнуло и сделал ли это во-о-н тот странный мужик?», «Как от этого постараться не погибнуть?» и конечно же «Куда бы его ударить так, чтобы он больше никогда не занимался подобными гадостями?» Так что саму природу этого феномена, я понимал крайне смутно.
На мой взгляд, его принцип действия проще всего было представить на примере обычной рубахи, мужской или женской. Сама поверхность её – суть наш мир, но на ней есть пуговицы и под каждую пуговку швеями подготовлена своя собственная петелька. Пуговицы, вставленные каждая в предназначенную её петлю точки силы. Пуговки не предназначены для других петель, но ни что не мешает умелым пальцам нарушить этот установленный создателем порядок. Вдев пуговицу в не предназначавшуюся для неё петлю, мы будем вынуждены сложить ткань, и с появлением этой складки исчезнет заложенное швеёй расстояние. Для точек силы это так же верно. В образовавшуюся «крысиную нору», человек делает один небольшой шаг, но тем самым переносит себя из одной точки силы в другую.
Однако, для меня этот простой и удобный путь, позволивший бы мне сэкономить два с половиной месяца жизни, был неприемлем. Проблема в том, что обычно разномастные магические колледжи, да и не только они, под абсолютно разными предлогами держат рядом с местами телепортации своих представителей, агентов и просто соглядатаев. Они тщательно отслеживают и каталогизируют: кто куда прошёл и откуда пришёл, как выглядел и что принёс с собой путешественник.
Порой стандартный переход может занимать сутки, а то и двое. Разномастные представители местных властей, как и общеимперская внутренняя таможня не отстают от властвующих в этих местах маджинаров. В отличие от магов они не выясняют: нормально ли протекал переход, не случалось ли каких аномалий. Не задают странных вопросов о месте с золотым небом, фиолетовой листвой и голубой травой. Не интересуются: не было ли у человека ощущения нескончаемого падения или мимолётного чувства, что часть его осталась стоять на той стороне хода. Не показывают рисунки предметов, похожих на раковины морских гадов и не следят за реакцией человека. Но что маги, что таможенники активно приторговывают информацией и используют её в своих собственных интересах. Что в моём случае было просто недопустимо.
В то время как я сидел погружённый в раздумья, экипаж свернул на какой-то боковой проулок. Замедлившись под закрывавшем от дождя полотно дороги навесом, в последний раз повернув, въехал в гараж почтовой станции. Ворота со стуком закрылись и дилижанс, качнувшись, остановился.
В наступившей тишине пару раз звякнул колокольчик, извещая о конечной точке маршрута. Резко щелкнув, открылось коммуникационное окошко связующее салон с кучерской кабиной. В нём обрамлённый светом быстро тускнеющих электросветильников появился профиль усатого кучера. Мужчина пару раз кашлянул, прочистив горло, смешно хлюпнул носом, а затем забубнил заученный текст.
– Кхм... эта... Уважаемые пассажиры, подданные и гости Империи. – его сухой прокуренный голос мгновенно заполнил собой всё окружающее пространство. – Рады сообщить вам, что наш экипаж, благополучно прибыл на конечную станцию маршрута в городе Ладрильо-Рохо, провинции Новая Касталония.
Семейная пара зааплодировала, я поддержал их признавая мастерство возничих и кучер благодарно улыбнувшись, продолжил.
– Благодарим вас за то, что воспользовались услугами перевозчика – транспортно-почтовой компании «Санчес и сыновья». Надеемся, что вы и впредь будете пользоваться нашими рейсами. Покидая салон, не забывайте свои вещи. Транспортно-почтовая компания «Санчес и сыновья» надеются, что вы вновь воспользуетесь нашими услугами. Экипаж в лице ваших покорных слуг прощается с вами и желает удачи! – окошко закрылось, блокираторы дверей с шуршанием отворились.
– Боженьки вы мои! Бедная моя спина. – запричитала, встав со своего места женщина. – Родриге, иди-ка поскорей забирай наши вещички.
– Хорошо дорогая. – старик потянулся было к то дверце, что находилась рядом со мной, другую блокировал стоявший в притирку дилижанс, однако «Серая накидка», как я про себя окрестил четвёртого пассажира, довольно грубо оттолкнул его и не опуская подножку выпрыгнул из салона.
Обескураженный поступком незнакомого человека, который по возрасту годился ему в сыновья, Родриге растерянно пару секунд смотрел на него, а затем поднял на меня полные немого вопроса глаза. Ощутив некую неловкость, под удивлённым взглядом картографа я пожал плечами.
– Мы что, чем-то обидели молодого господина? – как то жалобно, обращаясь то ли ко мне, то ли к удаляющемуся Серому, спросил у старик. – Может быть мне стоит извиниться?
– Кто знает... – ответил ему я так, чтобы мои слова услышал ново-ин. – Как по мне, так недостойное поведение было отнюдь не с вашей стороны. Не стоит метать бисер перед свиньями.
Спина молодого человека дёрнулась, как если бы слова мои были хлыстом, он остановился и бросил через плечо косой, полный затаённой злобы взгляд своих неестественно зелёных глаз. Я встретил его улыбкой, в которую постарался вложить столько презрения и жалости, насколько хватило отпущенных мне богами артистических способностей. Простояв так несколько секунд, Серый издал звук, нечто среднее между хмыканьем и плевком, после чего, поправив полы своей накидки, быстрым шагом вошёл в станционное здание.
– Думаете, стоило так с ним разговаривать? – грустно спросила женщина, когда старик вылез из дилижанса. – Он ведь явно из благородных уж я то, их за версту чую. Мы люди маленькие… Не хотелось бы, чтобы из-за нас у вас неприятности какие приключились...
– Благородство должно быть не в крови, а в поведении. – ответил ей я так же поднимаясь со своего места. – Не беспокойтесь за меня.
Я снял с верхней боковой полки длинный почти в мой рост, закутанный в большой кусок когда-то белого брезента свёрток. Взял свой походный мешок из спрятанного под сиденьем отделения и расправив замявшийся плащ, вылез из фургона.
Далее: Осенний реквием: Глава 1 часть 2