5
В приёмной собралось много людей. Сотрудники со страхом смотрели на вышедшего из кабинета сантехника Иванова.
– Вам что, делать нечего? – строго спросил их Иванов.
Никто не ответил.
«Надо их мотивировать».
– Значит так, – Григорий чуть повысил голос, – Наде из бухгалтерии оставаться на месте. Всем остальным разойтись по рабочим местам, а в три часа явиться на собрание в актовый зал. Марш, марш.
Пяти секунд не прошло, а приёмная опустела. Только у секретарского стола стояла стройная брюнетка. Она была напугана.
– Ты Надя из бухгалтерии?
– Да, – жалобно, как мышка, пискнула брюнетка.
– Стань здесь, – Григорий указал на пост возле двери, – в кабинет никого не пускай. Головой отвечаешь.
Валя ждала его, как ждут приход судьбы: со страхом и нетерпением. Она нервно ходила от стола к двери и обратно и настойчивая мысль: зачем это я, разбивалась о преграду: так надо. Она дошла до двери, повернулась. В этот момент дверь отворилась. Валя замерла «Он!». Сердце забилось, как канарейка о прутья клетки. Дверь со щелчком закрылась. Он обнял её сзади. Спиной и ягодицами Валя почувствовала, что он возбуждён до крайности.
– Ты замужем? – спросил Григорий, тиская Валину грудь.
– Замужем, Григорий Иванович.
– Называй меня Гриша, – он провёл рукой по животу и, добравшись до лобка, стал его гладить; она немного расставила ноги. – Дети есть?
– Дочке пять лет, Гриша, – она тихонько застонала; это он забрался под платье и горячей ладонью накрыл п***.
– Это хорошо, – сказал он и крепко поцеловал в шею, отчего мурашки побежали по всему телу. Валя снова застонала. – Снимай платье.
Валя на столе Гольдмана прерывисто вздыхала и постанывала при толчках. В коридоре ходили сотрудники. Их шаги и голоса были хорошо слышны через тонкую дверь, кто-то стучался и дёргал ручку. Внешние особые обстоятельства придавали внутреннему процессу пикантность. Григорий быстро финишировал. Валя успела вскрикнуть: «Туда! У меня спираль!». Григорий снял Валю со стола, развернул её лицом к окну. Валя послушно облокотилась о стол и широко расставила ноги. Григорий вошёл в неё сзади. Второй проход был, не в пример первому, содержательней.
Они сидели на диване. Валя забралась Григорию на колени.
– Гриша, Гриша, – гладила она его по голове, – что теперь будет.
Григорий не отвечал. На ленивой мысли: «Зачем в каждом кабинете диваны?» он стал погружаться в сон. Перед его внутренним взором стала формироваться пустыня, уже близкие скалы и жёлтая тропа.
– Не спи, не спи! – растормошила его Валя.
Пустыня и скалы развеялись.
– Да, извини, – он поцеловал Валю в пышную грудь. – Тебе понравилось?
– Очень, Гриша.
– Слушай Валя, – Григорий окончательно проснулся, – ты присматривай за Гольдманом и Жиловым.
– Присмотрю за Гольдманом, – согласилась Валя, – а за Жиловым зачем присматривать?
– Жилов с сегодняшнего дня заместитель директора по коммерции.
– Скажи, мой рыцарь, – засмеялась Валя, – это ты, – она положила голову на его плечо, игриво куснула его за ухо, – всё устроил?
– Ну я, а кто же ещё, – засмеялся в ответ Григорий. – Да, вот ещё. О зарплате не беспокойся.
– Гриша, Гриша, – Валя лизнула покусанное место, – как я тебя раньше не замечала.
– Что-то тихо стало.
Из коридора действительно уже некоторое время не слышалось ни звука.
– Который час?
Валя мельком глянула на настенные часы, висящие над дверью.
– Пять минут четвёртого.
– Блин! – вскрикнул Григорий.
– Собрание! – хором воскликнули они.
В актовом зале бушевала контрреволюция. На сцене, чуть поднятой над залом, у стола президиума под красной скатертью топтались с ноги на ногу Гольдман и Жилов. Гольдман заметно потел, Жилов был бледен. У трибуны стоял, ступив правой ногой вперёд, спортивного вида мужчина. Он обличал самозванцев.
– Кто вы такие! – грозно указывал он на печальных революционеров. – По какому праву вы присвоили себе право!
– Кто это? – Григорий тихо спросил Валю.
Они только что вошли и стали на пороге битком забитого зала. Свободных мест не было. Некоторые сотрудники стояли.
– Это Белецкий, – ответила Валя и немного отстранилась от Григория, – бывший коммерческий директор.
– Что-то много у нас коммерческих директоров.
– Да уж.
На них никто не обращал внимания. Все взгляды были устремлены на сцену.
– Где Кузнецов? – строго вопрошал Белецкий растерянных заговорщиков.
«Да! – зашумел зал выкриками. – Где директор! Что вы с ним сделали! Милицию позвать! Бандиты!».
– А это кто? – Белецкий перевёл указательный палец на Жилова.
«Слесарь», – кто-то выкрикнул из зала.
«Нет, сантехник», – кто-то поправил кого-то.
«Сантехник Жилов», – наконец кто-то третий нашёл ответ, удовлетворивший Белецкого.
– И этот человек, – Белецкий повернулся к лицом к залу, – этот сантехник Жилов собрался нами руководить.
Зал засмеялся, соглашаясь, что ничего путного из этого не выйдет.
– А где ваш главарь? – Белецкий снова поворотился к обвиняемым.
– Я здесь! – выкрикнул Григорий.
Возмущенные сотрудники в едином порыве повернули головы. Григорий двинулся к сцене.
«Вот он!» – раздавались выкрики.
«Главный бандит!».
«Кто это?».
«Сантехник Иванов».
«Ещё один сантехник!».
«Ха-ха-ха».
Белецкий ждал у трибуны. В его лице и позе читалась мрачная решимость одним махом прихлопнуть революцию, жажда крови горела в его глазах. Григорий взошёл на сцену. Белецкий открыл рот, намереваясь одной фразой типа: «Вяжите их, ребята, и в милицию», подавить революцию.
– Сядь на место! – громко приказал ему Григорий.
Белецкий, так и не закрыв рот от удивления, беспрекословно подчинился приказу. Отступление вождя борцов за справедливость только раззадорило зал. Выкрики слились в грозный рокот штурмующего моря. Ещё немного и люди полезут на сцену для расправы.
– Т-и-х-о! выкрикнул Григорий команду, максимально насытив её категорическим императивом.
Мгновение, и в зале воцарилась мёртвая тишина. Люди удивлённо глядели друг на друга и убеждались, что следует помалкивать. Григория вдруг охватило неведомое доселе чувство абсолютной власти над толпой. Он мог их мотивировать петь псалмы, танцевать или идти гибнуть на баррикадах.
«Вначале было слово, – думал Григорий, – истинно так. Подчинить толпу, оказывается, легче, чем управлять отдельным человеком, ибо возникает и разгоняется кому… кумулятивный эффект».
«Долой!», – раздался одинокий выкрик из конца зала.
– Заткнись! – и глянул третьим глазом на нарушителя покоя.
Ляликов Владимир Романович 32 лет от роду. Он отходил в туалет, поэтому не попал под действия императива. Ляликов ныне экспедитор отдела снабжения, а потом квартира, машина, поездки заграницу. Вся его жизнь будет неспешно течь под счастливой звездой именем Средний Класс.
Ляликов закрыл рот руками, буквально затыкаясь.
«Однако, – Григорий закрыл пророческий глаз, – пауза затягивается».
– Братья и сестры!
«Чего это я?», – и Гришу понесло.
– Верьте мне, как верю я себе! Верите вы мне?
«Верим!», – выдохнул зал.
Истинно вам говорю, истинно: Гольдман директор Ростка. Жилов – его коммерческий директор. И это есть верно! Кто директор?
«Гольдман!», – выкрикнул зал.
– Кто Жилов?
«Коммерческий директор!», – слаженно скандировали люди, и Белецкий вместе со всеми кричал.
– А теперь, – Григорий ослабил вожжи императива, – перед вами выступит директор и расскажет о перспективах развития предприятия.
Григорий отошёл к заметно повеселевшим подельникам.
– Спасибо, Гриша, – тихо и проникновенно сказал Гольдман.
Лоб его был в испарине, по щеке ползла капля пота.
– Валяй, Карлович, твой выход. Расскажи им, что нас ждёт.
Гольдман взошёл на трибуну.
– Товарищи!
На последнем слоге Гольдман дал звонкого петуха. Зал доброжелательно засмеялся. Гольдман из графина налил в стакан воду. Выпил. Достал платок. Протёр очки. Промокнул лицо от пота. Зал терпеливо ждал.
– Друзья. Наше предприятие имеет очень большой потенциал. Через год, это я вам обещаю, вы не узнаете Росток. Каждый возрастёт в зарплате, а многие в должностях.
Зал зааплодировал.
Лёха пожал Григорию руку.
– Ты кудесник, Гриня. Маг-волшебник. Я думал, нам хана.
Григорий пожал плечами.
– Ты вот что, Лёха, скажешь Гольдману, чтобы он Вале хорошую зарплату назначил. И пусть не вздумает её куда-то переводить. А ты со своего отдела подбрасывай ей премии, и не жлобись.
– Ясный перец, Гриня, не пожлоблюсь.
Григорий нашёл глазами Валю. Она стояла у окна и взирала на Григория влюблённым и преданным взглядом. Он улыбнулся ей. Она рассвела от этой улыбки.
– Ты аккуратно намекни её, чтобы она не придумала что-нибудь себе.
– Намекну, Гриша, аккуратно намекну. Я ж понимаю: работа есть работа.
– Устал я, Лёха. Домой хочу. Праздновать победу будем в воскресенье.
– У меня самого голова кругом идёт от всего этого.
Гольдман, между тем, коротко и ярко нарисовав картину скорого производственного роста, сошёл с трибуны.
– Иди теперь ты выступи.
– А что я им скажу?
– Придумаешь что-нибудь. Не маленький уже. Хоть анекдот расскажи. Они сейчас всё схавают.