Пленные в царской России в годы ПМВ.
Сначала немного поговорим об административных арестах и высылках в России, в годы ПМВ.
Сторонники мифологии о расчудесной «России, которую мы потеряли» стараются не вспоминать об этих ярких примерах пресловутых «массовых репрессий», проводимых царской военной и гражданской администрациями.
Прежде всего, они коснулись представителей враждебных России государств.
В принципе, это вполне закономерно, любое государство, во время войны, старается минимизировать возможный ущерб от действий граждан враждебных стран, прибегая для этого к различным ограничительным или репрессивным мерам.
К примеру, США в годы ВМВ интернировали в особые лагеря всех американских граждан, имевших хотя бы одну четвертую часть «японской крови». И никто в США не проливал по этому поводу крокодиловых слез.
Другой пример – Великобритания. В июне 1940 года английский Экспедиционный корпус во Франции был разгромлен немцами, и его остатки были эвакуированы из Дюнкерка в Англию.
В это же время из Франции на английские острова перебрались десятки тысяч беженцев с европейского континента. В основном это были немецкие, австрийские и чешские граждане еврейского происхождения.
В Англии всерьез ожидали немецкого вторжения, широко распространились слухи о немецких десантах и т.п. «страшилки». Началась настоящая эпидемия шпиономании и коллективная истерия в печати и обществе.
Все беженцы из Европы попали под подозрение. Первым делом правительство Черчилля (которое тогда пришло к власти) безжалостно интернировало всех своих, английских подданных, заподозренных в симпатиям к фашисткой идеологии (а сторонники Мосли в Англии были тогда достаточно многочисленны).
Затем были также безжалостно интернированы свыше 70 тысяч беженцев из Европы (которые были, по странной иронии судьбы, преимущественно евреями).
«Хватайте за шиворот всех», распорядился Черчилль, думая, что спасает их несчастных от «возмущенного общественного мнения». Некоторые из этих несчастных предпочли британскому концлагерю самоубийство…
В конце-концов Черчилль, поначалу настроенный выслать из Британии всех иностранцев (!!!) сжалился над ними. Он решил перестать обращаться с друзьями, как с врагами». Гуманнее – и выгоднее – призвать беженцев-антифашистов на государственную службу, или в «корпус пионеров», или в «иностранный легион» для службы в Исландии.
Через 18 месяцев большинство интернированных было освобождено». (Норман Роуз «Черчилль. Бурная жизнь»).
Эти примеры показывают, что хваленые западные демократии не слишком-то заморачиваются с «правами человека» и прочими благоглупостями, даже при малейшей угрозе для их государств.
Ведь никакой объективной опасности вторжения японцев в США, или немцев в Британию (при подавляющем господстве английского флота на море) в годы Второй мировой не было.
Посмотрим теперь, как с этим вопросом обстояли в годы Первой мировой.
С началом Первой мировой войны массовые депортации и выселения начались и в Российской империи.
«Уже в ночь на 18 июля 1914 года (по ст. ст.), то есть еще до официального объявления войны, Россия приступила к арестам и высылкам подданных Германии и Австро-Венгрии. А их было немало (в общей сложности не менее 330 тыс. чел.), уже десятками лет они проживали в Петербурге, Москве, Одессе и Новороссии, на Волыни, в Польше и Прибалтике. Выселяли их в дальние внутренние районы (в частности, в Вятскую, Вологодскую и Оренбургскую губ., а жителей Сибири и Приморья — в Якутскую обл.)».
Поначалу это было не сплошные, а выборочные высылки. Проводили их, как правило, в «места не столь отдалённые».
Но время шло, неудачи на фронтах множились и царскому правительству требовалось найти виновных в череде поражений на фронте.
Искали недолго.
Виновными были объявлены немецкие и еврейские (!!!) шпионы. Соответственно ужесточилось и отношение к ним:
Депортировали при этом не только «подозреваемых в шпионаже», но и вообще всех лиц призывного возраста (чтобы предотвратить их вступление в ряды армий противника), причем не только немцев, австрийцев или венгров, но и поляков, евреев и др. (исключение делалось чехам, сербам и русинам, давшим подписку «не предпринимать ничего вредного» против России). Особенно сурово обошлись с немецким населением Волыни, летом 1915 года чуть ли не поголовно высланным в Сибирь.
Кстати, высылали — за счет самих высылаемых, а при отсутствии у них средств— по этапу, как осужденных.
На практике интернировали и вовсе без особого разбора, весь контингент именовался «гражданскими пленными».
Высшей точкой этого беспредела стал приказ начальника штаба Верховного Главнокомандующего генерала Н. Н. Янушкевича от 5 января 1915 года: очистить 100-верстную полосу вдоль русских берегов Балтийского моря от всех германских и австро-венгерских подданных в возрасте от 17 до 60 лет, причем отказывавшиеся уезжать объявлялись немецкими шпионами.
(П. Полян «НЕ ПО СВОЕЙ ВОЛЕ. История и география принудительных миграций в СССР»).
По оценкам ряда западных исследователей, депортации на западе Российской империи затронули около 1 млн. чел., половина из которых — евреи, а треть— немцы.
Причем выселялись не только подданные враждебных России иностранных государств (что было понятно и объяснимо, в условиях войны), но и российские подданные немцы (прежде всего) а также австрийцы и венгры по национальности.
Кроме того, после вступления Турции в войну, выселялись и подданные Османской империи (по меньшей мере, 10 тыс. чел., среди них немало и крымских татар).
Еще 28 июля 1914 года штаб Корпуса жандармов направил начальникам управлений телеграмму, в которой указывался порядок действий властей в отношении различных категорий подданных вражеских государств.
«Все германские и австрийские военнослужащие, оказавшиеся в России, объявлялись военнопленными и подлежали аресту. Австрийцы и германцы, числившиеся в запасе армий своих государств, также были включены в категорию военнопленных, их следовало высылать из Европейской России в Вятскую, Вологодскую и Оренбургскую губернии, а из Сибири — в Якутскую область.
Подданные Германии и Австро-Венгрии, арестованные "лишь по подозрению в шпионстве, но без определенных улик", также высылались в упомянутые местности.
Таким образом, на практике не было предусмотрено никаких различий для тех, кто был объявлен военнопленным и заподозренным в шпионаже. В суматохе о разграничении этих категорий не стали заботиться.
В середине августа 1914 года МВД разослало губернаторам и градоначальникам России специальные телеграммы, в которых разрешалось понятие "военнопленный" распространить на всех австрийских и германских подданных мужского пола от 18 до 45 лет, за исключением заведомо больных и неспособных к военной службе. Они также подлежали аресту и высылке.
Летом 1914 года военное ведомство и МВД определили условия депортации — "в вагонах III класса за собственный счет под стражей, причем в местах, назначенных для их жительства, они должны довольствоваться в смысле жизненных удобств лишь самым необходимым". В 1914 году высылке подверглось свыше 50 тыс. мужчин, из которых около 30 тысяч — этнические немцы». (Греков Н.В. «Русская контрразведка в 1905–1917 гг.: шпиономания и реальные проблемы». — М.: МОНФ, 2000.)
Разумеется, эти цифры оценочные, никто точного учета депортированных, разумеется, не вел.
Важно отметить, что выселение лиц немецкой национальности нередко осуществлялось простым распоряжением воинских начальников (порой даже не самых высоких чинов).
Так, 23 сентября 1914 года начальник 68-й пехотной дивизии генерал-майор Апухтин приказал выслать всех немцев из Виндавы и Либавы.
Начальник штаба Двинского военного округа генерал-лейтенант Курдов распорядился выслать немцев из Сувалкской губернии.
В начале октября 1914 года командующий 10-й армией генерал от инфантерии Сиверс отдал приказ "выслать колонистов из всех мест, находящихся на военном положении" (Греков Н.В. «Русская контрразведка в 1905–1917 гг.: шпиономания и реальные проблемы».)
«С началом войны индивидуальный подход в определении вероятных агентов противника, на котором постоянно настаивало ГУГШ, сменился попытками вести борьбу со шпионажем, используя репрессивные меры по отношению к целым группам населения империи, как русским подданным, так и иностранцам, подчеркивает Н.В. Греков. «Теперь ГУГШ требовало от местных органов контрразведки широкого использования высылки и арестов подозреваемых в связях с противником, не акцентируя внимание на доказательстве обоснованности этих подозрений. На первое место при определении неблагонадежности вышли далекие от объективности групповые признаки (подданство, национальность и т.п.) при определении неблагонадежности.
Именно поэтому все китайцы, находившиеся на территории империи, к началу войны, попали в число "подозрительных"…
Жандармская и общая полиция были обязаны установить "тщательное" наблюдение за китайцами" на предмет выяснения их истинных занятий. Но "живых" доказательств связи китайских коробейников с германской или австрийской разведками не было.
Крутые меры принимали по отношению к китайцам столичные власти. 22 августа УВД уведомило ГУГШ о том, что из Петрограда в Китай были насильственно отправлены 114 китайских подданных.
К началу сентября из Петрограда и Петроградской губернии были высланы все китайские торговцы, как подозреваемые в шпионаже».
Вот вам и источник происхождения одного из «зловещих терминов» знаменитой 58-й статьи УК РСФСР: «подозреваемые в шпионаже» (ПШ).
Читавшие солженицынский «Архипелаг» наверняка помнит, сколько упреков за него Исаич обрушил на Советскую власть. Как выясняется, совершенно напрасно - и сам термин, и репрессированные на основании «подозрения (!) в шпионаже» появились еще при царе - батюшке.
ВСЕ китайские торговцы (число которых никто не считал) в августе 1914 г. были в административном порядке попросту высланы не только из Петрограда, но и из всей Петроградской губернии.
Как можно было ВСЕХ китайских торговцев (абсолютное большинство которых было неграмотными и плохо владевшими русским языком) заподозрить в шпионаже на Германию (!!!) понять невозможно.
Какие шпионские сведения, кому и каким образом они могли передавать?!
Едва ли это решение царской администрации добавило китайцам симпатий к России и ее правителям.
Рвение, достойное лучшего применения, чем поиски китайско-прогерманской шпионской агентуры, военные власти проявляли и в других краях Российской империи.
Генерал Монкевиц 7 сентября 1914 года информировал начальника штаба Омского военного округа: "массовое пребывание китайцев в отдаленных местностях империи объясняется именно тем, что они занимаются шпионством в пользу Германии».
Видимо, некоторые наши генералы, в годы ПМВ, предполагали, что германский генштаб, каким-то чудодейственным образом, находясь за многие тысячи верст от своих «китайских агентов», способен получать важную и ценную развединформацию от них из сибирской глубинки...
«В свою очередь, это известие еще больше усилило страх сибирских властей перед "китайским вариантом" германского шпионажа. Акмолинский, Томский и Тобольский губернаторы требовали от жандармов и полиции принять самые энергичные, меры к выдворению всех поголовно китайцев из Западной Сибири», отмечает в своей книге Н.В. Греков.
О шпиономании в России в годы ПМВ, речь пойдет чуть позже, а чтобы завершить «китайскую» тему, напомним, что огромное число китайских чернорабочих было занято на различных работах, связанных с тяжелым физическим трудом, во многих регионах Российской империи.
К примеру, только на строительстве Мурманской железной дороги было задействовано свыше 10 тысяч китайских землекопов, завербованных и завезенных из Манчжурии. Цифра эта тоже ориентировочная, точного учета рабочих, привлеченных на строительство этой железной дороги, никто не вел. Считается, что там трудилось около 140 тыс. человек. Из них 80 тыс. доставили к месту работы из европейской части России, 7 тыс. рабочих прибыло из Финляндии, 10 тыс. землекопов привезли из Китая.
Из Семипалатинской губернии привлекли до двух тысяч киргизов.
(Говоря о тогдашних «киргизах» надо понимать, что «при царе» не было принято особенно вникать в пестрый национальный состав аборигенов Средней Азии. Царские чиновники, обычно, обобщенно именовали тамошних жителей «киргизами», не вдаваясь в дальнейшие тонкости их национальных различий).
Кроме «киргизов» на этой стройке трудились татары, армяне, черкесы, дагестанцы и другие народы империи.
Использовался, кстати, и женский труд: на строительстве имелось около 1500 завербованных "девиц из средне-русских провинций".
Для ускорения работ, по предложению лорда Френча, делались попытки привлечь строителей из Канады (!!!). Прибывшим 500 канадцам был отдан подряд на участок протяжённостью около 130 км. Почти месяц они укладывали рельсы от Семёновской бухты до Колы (10 км). Неудовлетворительное ведение работ и низкое их качество побудили МПС отказаться от услуг иностранцев. После их отъезда весь путь был разобран и за три дня снова уложен местными рабочими.
Любопытные подробности привлечения пленных для этого строительства сообщает М.К. Лемке в своих военных дневниках "250 дней в Царской Ставке":
!17 марта 1916 года...
Третьего дня вернулся адмирал Филлимор.
Он ездил в Александровск (севернее Колы) на Кольском полуострове. Война продвинула вопрос о скорейшем проведении дороги в незамерзающий порт в Екатерининском заливе на Мурманском берегу.
Надо связать станцию Званку Северной железной дороги с Петрозаводском, последний — с Кандалакшей и Александровском и таким образом получить зимний путь в Белое море.
Дорога, связывающая Александровск с Кандалакшей, длиной 300 верст; половину от Александровска должны были построить англичане, половину от Кандалакши — мы.
Мы свое сделали, а они построили всего 15 верст.
По мнению англичан, мы не выполнили всех обязательств в смысле довольствия их рабочих и пр.
Разобраться в этом конфликте и наметить способы для скорейшей смычки пути и было задачей, порученной английским правительством своему адмиралу.
Филлимор признал, что англичане прислали очень плохих инженеров, рабочие канадцы оказались вообще малопригодными.
Мы бесчеловечны к пленным славянам: там на работах в болотах и тайге их тысячи, 85% болеют цингой, а немцев и венгров нет — их и не смеют туда послать.
Эти же сдавшиеся нам из принципа люди гибнут.
Александровск охраняется английским броненосцем и несколькими мелкими судами. Адъютант Филлимора простудился в дороге и остался выздоравливать на броненосце.
Сообщение наше с Жилинским и вообще с Францией идет так: отсюда в Александровск, оттуда передают по океанскому кабелю в Англию, дальше на берег Франции по другому кабелю, потом в Париж".
Не правда ли, характерная, для бездумной царской политики, деталь: пленных немцев (которых, как правило, приходилось брать в плен силой, "с бою") на это каторжное строительство не посылали.
Зато славянских военнопленных (которые в 1914-1916 годах, порой, сдавались ДОБРОВОЛЬНО целыми ротами и батальонами, на эту каторгу отправляли тысячами!!! Там они болели цынгой, гибли и, разумеется, проникались ненавистью к своим русским "братушкам"...
Привлечение вербованных рабочих, с которыми заключался контракт и которым оплачивался проезд до места работы, руководству строительства и МПС обходилось недешево.
Поэтому было принято решение привлечь к работе военнопленных. Первую группу пленных - 8100 человек, в основном славянского происхождения - привезли из западносибирских концентрационных лагерей в начале 1915 года на строительство линии Петрозаводск - Сорокская бухта. Во второй половине лета к ним добавились еще 2100. Считается, что всего на стройке Мурманской железной дороги работало около 40 тысяч военнопленных Германии и Австро-Венгрии.
Условия труда, как вольнонаемных рабочих, так и военнопленных, на этом грандиозном строительстве, были тяжелейшими.
Архангельский губернатор С.Д.Бибиков, осмотревший с комиссией Мурманскую дорогу в июне 1916 г., вынужден был констатировать, что "снабжение пищевыми продуктами было организовано крайне слабо, и нередко рабочие кроме ржаной муки (и то не всегда в достаточном размере) не имели ничего. Не было мяса, овощей, чая, сахара и даже соли".
(Понятно, что неизбежными спутниками такого «слабого снабжения» становились цинга и высокая смертность, никакого учета умерших рабочих и пленных на строительстве никто не вел).
Неудовлетворительно обстояло дело и с обеспечением одеждой и обувью. Известно немало случаев, когда полученные со склада сапоги разваливались через 1-2 недели.
Рабочий день на строительстве Мурманской железной дороги формально, по контрактам, ограничивался 10 часами. Но в действительности, ввиду особой важности и спешности стройки, на большинстве участков работы велись "от темна до темна" - по 12-16 часов в сутки. В зимнее время в условиях полярной ночи рабочие трудились при свете факелов…
На многие виды работ были установлены урочные задания, которые в 1,5-2 раза превышали реальные физические возможности строителей. Невыполнение уроков влекло за собой понижение платы. Процветали штрафы, вычеты.
Член Особого комитета помощи военнопленным М. Горяинов, который побывал на стройке в августе 1916 года, в своем отчете писал: «Военнопленным не удалось предоставить сносные условия на строительстве этой дороги… Из 10 тыс. славян, поступивших в 1915 г. на работу, в настоящее время не осталось почти никого. Одни умерли, другие уже эвакуированы по болезни, а остальные ожидают эвакуации…
Каждый пленный, пробывший на тяжелой работе свыше года, заболевает цингой, но чаще и раньше срока».
Пленные жаловались Горяинову также на жестокость охраны, состоявшей преимущественно из «недисциплинированных, плохо понимавших русский язык, без нужды прибегавших к нагайке» и занимавшихся вымогательством денежных средств черкесов, ингушей, других выходцев с Северного Кавказа.
Сами участники побегов утверждали, что осуществить побег было легко из-за малочисленности охраны. В августе 1916 г. она составляла 942 горца, т.е. на каждого стражника приходилось более 40 пленных. (Доклад начальника управления сооружения железных дорог А.Ф. Трепову, 12.09.1916).
Из-за крайне неудовлетворительно организованной охраны, побеги военнопленных со стройки, особенно в летнее время, были повседневным обычным делом. Случались и массовые побеги.
Так 23 июня 1916 года бежало 17 пленных, 27 июня – сбежало 23 пленных, а 21 июля 1916 года сразу убежало 42 пленных. Считается что всего за весну и лето 1916 год со стройки сбежало 177 пленных, причем удалось задержать только 23 беглеца. Через Финляндию беглые пленные довольно легко проникали в Швецию и Норвегию, а оттуда – в Германию.
«Бежавшие из российского плена так красочно описывали неспособность российских властей обеспечить надлежащую охрану, что руководители немецкой военной разведки в Стокгольме даже предлагали организовать «спасательную операцию», чтобы с помощью «оружия и компаса» освободить тысячи военнопленных, работавших на Мурманской железной дороге». (Wanner G. Die Bedeutung der k.u.k. Gesandschaft in Stockholm wahrend des Ersten Weltkrieges. Osnabruck, 1983. S. 100). Предложение, однако, так и осталось нереализованным.
В Архангельском губернском правлении считали, что розыск пленных «становится почти невозможным и обнаружение бежавших может быть лишь чистой случайностью… а надзор за пленными настолько слаб, что они без всякой охраны разгуливают не только по селениям, лежащим близ железной дороги, но и по городу Кемь, свободно посещают… иностранные теплоходы».
Поэтому губернатор просил министра внутренних дел заставить руководство Мурманской железной дороги усилить надзор за военнопленными, запретить им выход из полосы отчуждения и особенно посещение городов и сел без усиленного конвоя, увеличить на границе с Финляндией военные кордоны, немедленно извещать Архангельск о случаях побегов.
Дело в том, что по старинной российской привычке приукрашивать положение дел и «пускать пыль в глаза начальству», официальные сообщения властям о побегах военнопленных (даже групповых) делались крайне несвоевременно, с задержкой от 7 суток до 2-недель с момента фиксирования побега.
В августе 1916 года военный министр генерал от инфантерии Д.С. Шуваев сообщал в Министерство путей сообщения: «Бегство пленных с Мурманской железной дороги превратилось в постоянное явление и стало в последнее время массовым. Средств же задержать всех бегущих имеется недостаточно». Военный министр просил принять меры для более строгого наблюдения за военнопленными, чтобы прекратить участившиеся случаи побегов (РГИА. Ф. 274. Оп.1/2. Д.177. Л.4. Записка военного министра Д.C. Шуваева председателю правительства А.Ф. Трепову, 8.08.1916).
В качестве одной из мер борьбы с этими массовыми побегами, было решение довести численность стражи до 2000 человек: примерно по одному охраннику на 20 пленных.
Так как местное население не желало идти в охрану, Главное управление Генерального штаба (ГУГШ) предложило использовать туркмен (!!!) из расчета 1 охранник на 10 пленных. Однако управление строительства Мурманской железной дороги отказалось от этого предложения, справедливо полагая, что туркмены «совершенно непригодны к перенесению климатических условий Севера».
К тому же из-за своего низкого культурного уровня и незнания русского языка такие охранники не могли отвечать «требованиям полицейской службы» (РГИА. Ф. 274. Оп.1/2. Д. 177. Л. 285–286).
Так этот вопрос царская администрация решить и не смогла…
После завершения основного этапа строительства Мурманской железной дороги, зимой 1916-1917 года, большая часть вольнонаемных рабочих (в том числе и все китайские землекопы) была уволена и им было предоставлено право «идти на все 4 стороны».
Это, отчасти, дает ответ на вопрос, откуда в годы Гражданской войны, в некоторых частях Красной Армии взялось такое количество китайцев. Подобные стройки, с участием большого числа китайских рабочих, в годы ПМВ были и в Сибири, и на Дальнем Востоке и в Туркестане.
И, чтобы завершить разговор о положении военнопленных в России в годы ПМВ, приведу свидетельство одного из жителей Дальнего Востока (кстати автора сайта «Проза. Ру»):
«Однажды, будучи в командировке в Спасске-Дальнем, я обнаружил на захламленном пустыре облупленный памятник 31-й тысяче (!) военнопленных Австро-Венгрии, Германии и Турции, умерших в этом лагере.
Но самого кладбища уже не было, а на предполагаемом его месте располагалась промзона и военный аэродром. После ликвидации авиагарнизона об этом вообще вряд ли кто вспомнит».
Прямо скажем, неслабая смертность была в этом лагере… Думаю, что на Севере, в ходе строительства Мурманской дороги, она была не меньше.
Впрочем, в немецких и австрийских лагерях даже в то время с русскими военнопленными, как правило, обходились из рук вон плохо. Война – штука суровая.
В следующей главе остановимся на некоторых вопросах шпиономании в России в годы ПМВ.
На фото: пленные на строительстве Мурманской ж/д, едут на дрезине.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/03/07/596