Царапина на стекле. Глава двадцать первая

Катрисс Фриман
20 июня, пятница.
Первый день после конца
__________
- Открой уже эту чёртову дверь! - ещё немного и кажется, что Мария вышибет её.
Я сижу на кровати, а по щекам катятся слёзы. Я сейчас как самая настоящая размазня. Наконец долбёжка по двери прекращается.
- Значит сиди там, как последняя дура! Хотя он сам дурак и тебя не достоин!
Последняя фраза вызывает злость. Странный ни в чём не виноват. Это всё я и только я. А наши отношения закончились слишком банально по сравнению с тем, как они начались.
Странный - моя первая любовь, фактически, хоть мне и раньше нравились мальчики. А что говорят про первую любовь? Она ранима.
Как же неприятно попадать под общую категорию. Просто кошмар для меня.
Я вытираю глаза; ладони словно побывали под дождём. Слезами всё равно горю не поможешь. Может когда-нибудь и стоило ожидать разрыва - не бывает ничего идеального: ни людей, ни жизни, ни любви. Всё ведёт меня к мысли, что судьба каждого человека предопределена... Нет! Её не существует, а я не фаталист. Есть просто я и другие люди, которые тоже ведут собственную борьбу.
И хватит с этим, также как и с рёвом вторые сутки. Все пары ругаются, но всё равно любят друг друга.
Решаю, наконец, выбраться из той «берлоги», которой в миг стала моя комната. Да и чувствую я себя, как медведь после спячки. Слёзы уже высохли, но я всё ещё чувствую те места, где они были.
- Ох, кто же вышел! - сестра разводит руками при виде меня, отодвинув от себя тарелку с отрубями.
Я иду к холодильнику, чтобы найти чем позавтракать; дышу ртом, потому что нос всё ещё заложен. Нахожу два йогурта с черникой, не густо, но и есть-то я не особо хочу, но портить желудок отсутствием пищи ещё больше не хочется. Сестра тоже подскакивает и, прежде чем я закрываю холодильник, выхватывает из под моей руки пачку молока.
- Похоже, сейчас время серьёзно с тобой поговорить, - сообщает Мария, когда я сажусь за стол напротив неё. Она зачёрпывает эту «кашу» из молока и отрубей.
- О чём интересно, - я откладываю ложку и подпираю голову рукой.
- Когда-то родители проводили со мной ту же беседу, я даже была младше тебя, - Мария тоже вдруг перестаёт есть.
Я вздыхаю и направляю на неё взгляд. Сестра вздрагивает от моего взора и начинает:
- В нашем мире есть две дороги - дорога счастья и дорога благополучия, которые никогда не пересекаются, поэтому каждый человек в своей жизни делает всего один выбор - по какой из этих дорог пойти. Есть, конечно, и третий путь, но он только для трусов - плыть по течению, а там как получится...
Мария поворачивает голову в сторону окна, сквозь которое, призрачной тенью, пробирается свет.
- Перед тобой, в неполные шестнадцать, теперь тоже стоит выбор, и он тяжёл, но ты способна сейчас взвесить все «за» и «против». И мы, твоя семья, тоже можем помочь, но лишь советами, а выбор твой.
- Что мне выбирать? - дрожь пробегает по спине, когда я вдумываюсь в эти слова.
- Устроиться в жизни или, в первую очередь, полюбить.
Я лишь перебираю пальцами свои волосы, которые слегка выгорели за последние дни. В голове та же «каша», что и в тарелке у Марии, только представляет из себя чувства, перемешанные с голосом рассудка.
- А нельзя выбрать всё?
- Нет, - Мария качает головой. - Сначала лишь что-то одно, а второе придёт позже или не придёт вовсе.
- От чего это зависит?
- Только от тебя самой, - сестра поднимает уголок губ, и на её лице появляется успокаивающая улыбка.
Вот, если сказать честно, легче мне не стало, я лишь убедилась, что не взрослею. В моём теле заперся восьмилетний наивный ребёнок, который думает, что жизнь не бывает тяжёлой.
- Я подумаю над всем, что ты сказала... А сейчас у меня есть кое-какое дельце.
***
- Здравствуйте. Я могу увидеть Анну? - говорю я, когда мне открывает женщина средних лет. Сразу видно, что это её мать, похожи как две капли воды.
- Ты из её класса? - я киваю, хоть это и неправда. - Да, проходи, конечно. Я сейчас её позову.
Я вхожу, меня сразу окутывает атмосфера чистоты и уюта; удивительно, что в этом доме может жить суицидальный подросток.
- О, Нэн, это ты! - я оборачиваюсь и вижу, как со второго этажа спускается Анна.
Её дом находится в пригороде, куда я добралась в течение часа. Девушка обнимает меня, а затем тянет за собой по лестнице. Моё «привет» похоже на резкий выдох.
- А почему ты назвала меня... - я делаю паузу, чтобы вспомнить. - Нэн? Вот.
Анна смеётся.
- Чтобы у мамы не было вопросов, почему я вдруг называю тебя именем прилагательным. Она до сих пор за меня беспокоится, хоть я и отбросила все свои сумасшедшие мысли и план самоубийства.
- Я очень рада этому! - говорю я абсолютно искренне.
Анна лишь пожимает плечами и проводит меня в свою комнату.
- Это ведь всё благодаря тебе. Спасибо! - затем произносит она, явно не менее искренне, чем я.
- Я была обеспокоена твоим состоянием, хоть мы и едва знакомы, - я тоже пожимаю плечами и сажусь на кожаный белый диван в углу, заваленный различными подушками. - Просто в голове не укладывалось, что такая энергичная девушка склонна к столь глупым вещам.
Анна же садится прямо на пол, благо вся комната выстлана ковралином. Всё остальное тоже выглядит весьма уютно и без единого намёка на «розовое и гламурное», как я прежде ожидала.
- Я весьма польщена тем, что ты пришла, - бормочет Анна, вытянув ноги, на которых красуются тапочки с кроликами, - но, наверно, ты здесь не просто так.
Я коротко киваю и отвечаю ей:
- Да вот поделиться не с кем, и я подумала, что ты единственный человек, которого здесь я могу назвать своей подругой... И...
Тут Анна перебивает меня.
- Я готова тебя выслушать. Люди становятся друзьями, когда начинают делиться секретами. Я тоже хочу многое тебе рассказать, но ты первая...
Я не верю ушам: Неужели она действительно хочет видеть во мне свою подругу? В очередной раз убеждаюсь, что какие бы дурные мысли я себе не придумывала, они никогда не соответствуют реальности.
- В общем, - протягиваю я, вздохнув, - я сильно поругалась со Странным.
На лице девушки появляется искреннее удивление.
- А что случилось?
- Мне позавчера пришло письмо из колледжа. Для поступления нужно съездить туда, в другой город. И тут два варианта: либо меня не принимают, поэтому я возвращаюсь, либо принимают, и я остаюсь там, у родственников, возможно на всё время учёбы. Есть ещё, конечно, и «путь отступления», не ездить никуда, но это  только для трусихи, всё равно что плыть по течению, и будь, что будет, - подытоживаю я, вспомнив слова Марии.
- Поэтому вы можете больше никогда не встретиться?
- Вроде того, - киваю я.
Анна поднимается с пола и раскрывает форточку окна.
- Где-то я уже слышала подобные истории, - сосредоточенно говорит она.
- В большинстве любовных романов, - сама говорю, сама закатываю глаза.
- Да, только в жизни такое тоже бывает, - Анна присаживается рядом со мной в позе лотоса.
- Что-то я не замечала , - грусть крадётся на меня со спины.
-  А ты не очень-то наблюдательна, я смотрю, - девушка усмехается. - Но не буду давать тебе советы, которые многие черпают из журналов, ибо это глупо. Даже порой кажется, что все редакторы этих журналов - карикатуры. Мой единственный совет - поговори с мамой.
- Я уже думала об этом.
- Так чего ждёшь? Мама - твоя единственная самая лучшая подруга в этой жизни.
Как же Анна права.
- Не повторяй мою ошибку, видишь ведь чем всё это для меня обернулось. Делилась чувствами в интернете, делала собственные выводы и ни с кем не советовалась, и нате, пожалуйста.
Она снова усмехается, а я отвечаю ей улыбкой:
- Спасибо!
- Давно нам надо было начать общаться! - Анна обнимает меня.
- Это уж точно! - я отвечаю на её объятие.
- А пока давай отвлечёмся, фильм какой-нибудь посмотрим, а то ты так от напряжения лопнешь.
Я в очередной раз киваю.
Чувствую, как на стекле моей души появляется новая царапина. Ещё один человек становится на путь моей бесконечности...