Россияночка.Родословная.6 ч.
Мои родители.
1
Черный грузный поезд – товарняк, издав громкий зычный гудок, весь в черных клубах дыма и копоти, заскрежетал всеми своими колесами, и стал набирать скорость, все дальше увозя от станции Пронино непрошеных пассажиров последнего вагона. Вагоны сначала дернулись, ржаво заскрипели стыки на колесах, потом побежали гладко и ровно по блестящим рельсам. Станционные огни гасли во мраке ночи, и темнота скрыла трех беглецов, которые осмотревшись, решили залезть вовнутрь вагона и устроиться на ночлег.
Парни возбужденно поговорили о последних событиях минувших дней и договорились поспать до утра. Иного другого выбора и не было, оставалось повиноваться судьбе. Уснули не сразу, думы бередили головы.
Холодный рассвет инеем падал на лица, поднялся ветерок, охлаждая и без того замерзшие лица. Все трое проснулись от скрежета, замедляющих бег, колес. В полумраке рассвета, решили осмотреться и перебраться в средние вагоны поезда, на случай, если отцепят последние вагоны.
Осмотрелись. Линии железной дороги все множились и множились, на перегонах раздваивались, расстраивались и блестели огнями светофоров. Это должна была быть большая станция, возможно, Рязань. Вот поезд замедлил ход, колеса со скрипом останавливались. Видимо предстояла долгая стоянка. Ярко горели предутренние огни вокзала, скрывая в тумане три мужские фигуры, бежавшие от последнего вагона к средине поезда. Состав поезда был длинный. Пробежав вагонов пять, первый из бежавших, заскочил на подножку светло -коричневого вагона. Двое других последовали за ним. Перелезли через борта и к радости своей увидели, что они находятся на мешках с зерном. Вспоров мешок ножом, Арсентий воскликнул:
-Да в этих мешках пшеница!-воскликнул он. И, подняв в ладони зЕрна, насыпал каждому в протянутые к нему руки .
Все трое уткнулись носами в ладошки, пахнущие сладковато хлебом, домом, полем. Не сговариваясь, ссыпали зерна из ладошек в рот и, прикрыв глаза, стали жевать зерна, глотая слюну. Поезд стоял на дальних от станции путях. Доносились тихие голоса людей. Вот состав сильно вздрогнул, вагоны тряхнуло. Парни со смехом повалились на мешки. Впервые за последние дни , казалось, беззаботно рассмеялись. Тихо переговариваясь, наелись зерна, взяли в свои котомки понемногу, в запас, и, прижавшись друг к другу, уснули тревожным сном в ожидании Москвы.
Мелькали станции и полустанки. Иногда поезд стоял подолгу. Иной раз, притормозив на разъезде, –мчал дальше на большой скорости.
Обедали вареными яйцами и вареным мясом с краюхами серого хлеба, запивали ядреным домашним солодовым квасом. Вещмешок Арсентию и Тимофею собирала тетка Марфа, жена дяди Николая. Сквозь осенние тучи иногда проглядывало солнце, в воздухе стоял легкий морозец. Но парни были одеты в теплые зимние овчинные тулупы, пушистые, мягкие, выделанные и пошитые в мастерских у Арсентия. Ноги были обуты в теплые яловые сапоги на меху, сшитые скорняками, там же.
За тревогой, разговорами, день, однако, склонился к вечеру. Снова пути и рельсы стали разбегаться, размножаться вправо и влево. Вот уж поезд бежал навстречу большой станции, усмиряя ход. Показались платформы, дома за лесополосой.
-Похоже, что подъезжаем к Москве,- сказал Тимофей, вон сколько линий!
Порешили тут и выйти. Перейдя многочисленные пути и стрелки, парни вышли к большой платформе. Прочитали : «Малаховка».
Зашли в привокзальный буфет. Купили по стакану чая. Присели на скамеечку и стали совещаться, как быть дальше. Тимофей подмигнул друзьям и пошел к буфетной стойке:
-Девушка, можно к Вам обратиться за помощью. Нам нужен ночлег, мы заплатим, а как Вас зовут?- бойко выспрашивал он у буфетчицы.
Девушка не робела и также бойко отвечала:
-Зовут меня Мария. Отчего же не помочь добрым людям, если у них есть деньги. А тебя-то как зовут-величают, чернобровый ?
-Я-Тимоша,со мной двое-тот высокий черный красавец-мой брат, его зовут Арсентий, другой, светлый, наш друг, Николай.
-Если вы подождете меня с часок, я заканчиваю работу в восемь часов, то и меня сможете проводить, а я вас устрою на ночлег, у нас есть пустующая комната.
Тимофей отошел от буфета. Объяснил товарищам, о чем договорился с буфетчицей. Воспользовавшись свободным временем, поужинали, взяв по стакану чая и по московской шафрановой булочке.
Тимофей задумчиво смотрел на красивую статную буфетчицу Марию. Кудрявые черные волосы девушки были гладко зачесаны и сложены в тугой большой черный узел сзади. Глаза выдавали задорный веселый характер. С посетителями девушка держалась подчеркнуто вежливо, быстро обслуживала, не создавая очереди. Тогда еще Тимоша не знал, что встретил здесь любовь всей своей жизни, с которой пройдет об руку и годины войны, и разлуку в эвакуации, и другие лишения разделит с ней пополам.
Арсентий был задумчив и серьезен. Он думал о доме, о семье, о жене с маленьким сыночком.
Мария закончила работу. Путь был не ближним. Но что для молодых людей два-три километра?
Еврейская семья приютила на ночлег усталых с дороги людей в своем большом доме с палисадником, а гости поделились мясными копчеными домашними припасами. Хозяева их накормили ужином, состоящим из вареной рассыпчатой картошки, бочковых огурцов и помидоров.
Забегая вперед надо отметить, что Москва приняла бедолаг приветливо, и надолго.
В то время, когда Арсентий с попутчиками, ранним седым утром перебрались из последнего вагона в срединный, в доме его совершалось страшное. В дом и двор его родового гнезда ворвались комбедовцы и превратили его родовое место в пух и прах, уничтожив все созданное прародителями, поступив с его матерью по-зверски, не –по людски!!! Не щадили и его любимых охотничьих собак , Агро и Пегаса, как и остальных, раскидав кишки и тела по двору, и как все заливалось ручьями крови людей, собак…тут же смешивающейся и замерзавшей на холодном морозном осеннем ветру…
Не знал он, не видел, как его жену с малышом, прикладами выталкивали с высокого крыльца, из своего же дома, как она просидела до обеда на колодце. Не знал, что его жена обезумевшаяся от горя и созерцания творящегося ужаса, смотрела невидящими глазами, как простоволосую, почти раздетую, окровавленную свекровь, мать Арсентия, тащили сельские, свои же!!!, мужики в баню, а потом забивали дверь топорами и прикладами, оставив ее там умирать заживо.
Не знал Арсентий, не ведал, что после того, как подводы увозили со двора голосящую Ксению с Иваном, Василисой и братом Сергеем, его жену, замерзшую, и почти бездыханную, с охрипшим от голода сынишкой, ее брат Петр с отцом ее, привезли в отцовский дом. А потом в бане, сестра ее, Елена, отогревала в парной Василису и младенца березовыми вениками, и больше месяца они выхаживали ее на русской печи.
В то время не знал, Арсентий и того, что никогда уже не вернется в родительский дом, что не суждено будет и свидеться с раскулаченными сосланными родными.
Время шло, отмеряя минуты, дни и года, тихонечко зализывая раны сердца и памяти людей. Время холодное, бездушное, жестокое. Но разве оно повинно в человеческих несчастиях, бедах, унижениях?
Конечно же ,за все в ответе люди. Люди завистливые, ленивые, не желающие работать, воспитывать и кормить своих детей!
Люди эти, желающие получить чужое, легким, доступным способом! У них нет душ, нет совести , милосердия, нет того, что присуще должно быть человеку созидающему. Как же много таких во всех государствах, нациях, народах! Страшно, когда такие люди приходят к власти любыми путями и, с целью собственного обогащения, превращаются в минотавров! В алчных и жаждущих наживы чудовищ!
А Земля наша, а женщины все родят и родят этих чудовищ! Потому –нет конца смертям и войнам.
Мытари наши, Арсентий, Тимофей тем временем, обживались в Москве. Устроились на работу в строительную бригаду, с помощью отца Марии. Арсентий получил комнату в бараке, вызвал Василису с сыном. Когда семья обустроилась в новой комнате, немного обжилась, сыграли небольшую свадьбу и Тимофею с Марией. Тимофей остался жить у Марии в семье.
Появились в семьях свои семейные заботы по обустройству быта. Арсентий работал на стройке прорабом.
А беда-то ходит под окнами, да заглядывает, кто живет получше, туда и стучится.
Шел тридцать седьмой год. В Москве шли повальные облавы, налеты НКВД Хватали без суда и следствия, можно сказать, через одного. Так вот, в одну из темных ночей, в окно и двери семьи Астафьевых, Арсентия и Василисы, постучали. Вошедшие, проведя обыск велели собираться Астафьеву Арсентию.
-А ты, хозяйка, собери вещички и продукты своему мужу, да прощайся с ним,-сказал один из НКВД, постукивая ружьем об пол.
-Да, побыстрее!-добавил второй.
Бедные мои родители! Слыхать –то они слышали, что увозят людей в тюрьмы, но никак не думали, что это коснется и их.
Арсентий быстро собирался, чтобы не разбудить детей и меньше видеть плачущую жену, молча собиравшую в дорожную котомку еду и немного вещей. Арсентий подошел к кроватке Старшего Вени, присел попрощаться с младшим годовалым Валентином. Подошел к жене, одной рукой прижал к себе и сказал тихо:
-Если долго меня не будет, бери детей и езжай снова к отцу.
С тем и вышел за порог, в сопровождении трех конвоиров.
Тщетно Василиса искала мужа по тюрьмам. То с маленьким Веней, то оставляла обоих детей у Марии с Тимофеем. С узелком в руке женщина ездила от одной тюрьмы к другой. Но нигде, ни в Бутырке, ни в Лефортово, словом, ни в одной московской тюрьме не было в списках ее мужа…Люди, в основном, женщины, усталые, с ввалившимися от горя щеками, сомкнутыми плотно, губами стояли среди шумной колышущейся толпы у ворот тюрьмы. Они стремились увидеть списки тех, кого привезли и посадили в тюрьму.
Василиса еще надеялась на возвращение мужа, думала, что там разберуться и отпустят. Но надежды с каждым днем таяли.
Как передать состояние отчаяния женщины, в одночасье лишившейся мужа и комнаты, да еще и с двумя детьми? Оставшихся денег хватало на дорогу к отцу, да немного на продукты.
Снова Василиса едет в родительский дом на выживание. Отца уж нет. В доме старшая сестра Елена с десятилетней Машенькой. Брат Петр с женой Анастасией жили через дорогу в своем доме.
В Москве Тимофей с Марией по нескольку раз объезжали все тюрьмы, внимательно проверяя списки на воротах, но брата Тимофей не нашел.
Арсентий же сидел в Бутырке «под №.» В камере было двадцать пять человек. Здесь собрали священников, попов и артистов из оперного театра. Арсентий не понимал, как и за что он попал в эту честную компанию, как потом пояснили, что «по доносу». Но кто и за что мог донести? Намекнули, что этот тот, кто был другом. Он написал донос, будто Арсентий, сын попа, сбежавший от раскулачивания, и что ненавидел Советскую Власть. Никто и разбираться не стал, что это и фамилия-то не его, а двоюродной родни.
Вечерами в камере пели. Пели молитвы, их Арсентий знал, и подпевал хору, своим красивым бархатным баритоном. Артисты пели арии, ариозо из опер, Арсентий учил слова и быстро познавал оперное искусство. Артисты говорили, что все это тюремное время временно, наступит свобода. Вот тогда, чтоб Арсентий пришел в Большой Оперный театр и спросил кого-то из них, что с его талантом, с его редким красивым голосом, его непременно, возьмут в состав труппы актеров БОТ.
Но жизнь, очень непредсказуемая особа. Она будто так и ждет, где кружево жизни красиво вьется, и выворачивает лицо на изнанку, свивая в узлы и безобразия, красивость бытия.
Сослали Арсентия на строительство Беломор-Балтийского Канала, потом отправили за полярный круг на строительство Туломской ГЭС.
Сколько выпало страдания, тягот Арсентию! Сколько слез выплакала его жена, Василиса? Сколько человеческих страданий и надежд растаяло как сон, так и канув во времени…Время…?
Прошло четыре года. За усердие в труде, покладистость характера, Арсентию было предписано отправиться на поселение, отбывать остатки семилетнего срока, сменив тюремный режим на лагерь- поселение в Украине, в городе Славянске Донецкой области на содовом заводе.
-Заключенный №, вот ваши документы, вас направляют на строительство в лагерь поселение.
-Евстафьев Арсентий Парфенович, вот ваши документы,-сказал комендант лагеря, подавая паспорт и справку.
Арсентий разглядывал документы и удивлению его не было предела:
-Это не мои документы, я Астафьев,- сказал он.
-Ну, ты и дурак, Астафьев! Сидел под чужой фамилией…А документы бери, других нет, да и что дальше будет никто не знает, уезжай отсюда, да поскорее, Полярный круг- не курорт.
Так вот Арсентий превратился из Астафьева в Евстафьева. Украина, действительно, по сравнению с Заполярьем ,встретила теплом, запахами трав, зеленью садов. В душе рождались первые ростки надежд и новых планов. Шел июль тысяча девятьсот сорокового года. Лагерный режим был свободнее тюремного. Работать ходили строем на содовое предприятие, жили в одноэтажных бараках. Получали за работу небольшие деньги. Освоившись на новом месте, Арсентий пишет письмо жене, и объясняет причину трехлетнего молчания.
Василиса не замедлила с приездом. Взяв небольшой багаж и двух сыновей, она отправилась к мужу. Веня был уже рослым мальчонкой и помогал маме . Маленький Валя был смышленым и послушным ребенком.
Добрались до места за три дня. На пропускном пункте по рупору громко объявили:
-Евстафьеву прибыть в комендатуру.
Такие объявления звучали в лагере, когда приезжали родственники.
Он, не чуя ног и времени, устремился на встречу с семьей.
Она сидела на старом стуле, светлые, пшеничные завитки пробивались сквозь батистовый платок, высвечивая васильковые глаза. Платье было из этой же ткани.
-Этот отрез импортного батиста подарил ей отец , когда родился сын Веня,- промелькнула в голове лихорадочная мысль.
В ее глазах тревога и ожидание. Ни слезинки.
-Глаза! Ее –глаза как васильки на лугу,-мысли смешивались у его в голове, набегая одна на другую.
Сквозь пыльные стекла окон солнце полосками лучей проникало в комнату сквозь листья огромного фикуса, стоявшего в бочке меж окон. Оно освещало головки двух мальчиков. Старший, русоволосый, худенький в клетчатой синей рубашечке сидел на чемодане, прижимая обеими руками младшего черноволосого, черноглазого малыша, пристроившегося тут же, рядом , на краешке чемодана.
-Семья! Жена! Сыновья! Мои! Счастье! Наконец-то!-думал Арсентий , подходя от двери к столу коменданта.
Комендант, аккуратно коротко подстриженный, плотный тучный украинец, в форме, приветливо сказал:
-Вот Евстафьев, принимай семью. Вам выделена комната №5 в восьмом бараке. Устраивайтесь. Ключи получите, там, в бараке у дежурного. Это семейный барак. Жену зарегистрируешь там же.
Арсентий сдержанно подошел к жене, пожал руку, приветствуя.Затем взял маленького сына на руки, поздоровался за руку по-взрослому со старшим сыном, взял чемодан в правую руку, сказал:
-Спасибо, -коменданту.
И семейство вышло из комендатуры лагеря.
Почти молча дошли до нужного барака, надо отметить, что так где стояли семейные бараки, было довольно уютно. Вдоль аллеи стояли яблони, за ними росли густые, стриженные в линеечку акации. Бараки стояли параллельно друг другу. У каждого входа стояли скамеечки.
У барака №8 присели на скамеечку перевести дух и оглядеться.
-Арсентий, почему он казвал тебя по фамилии Евстафьев?- первое, что спросила жена.
-Все потом, Василиса. Добрались и хорошо. Теперь мы расставаться не будем никогда.
-Ну, что сыны, устали в дороге, -сказал отец, положив теплые ладони на макушки мальчикам.
- Теперь у нас много будет времени. Наговоримся.
-А пока надо устроиться , получить комнату, да мне сбегать сдать свою.
Комната оказалась на солнечную сторону. Стены, конечно, были обшарпаны и непонятного грязно-синего цвета. Но все это уже мелочи жизни, вполне исправимые. Получили белье, одеяла. Василиса осталась с детьми наводить хоть небольшой порядок. Нашла хозяйственную комнату, помыла полы , смела пыль. Застелила две кровати, Веня помогал во всем, а Валентина уложили на застеленную кровать и прикрыли платком с головы матери.
Вот и Арсентий пришел с небольшим скарбом в одной руке и полным чайником воды в другой. Затем вышел, поставил чайник на кирогаз в кухне.
Вещи развесили на гвозди за дверью, накрыли на стол ужин, домашнего сала, ветчины, хлеба, купленного Василисой на вокзале.
Разговаривали, ужинали тихо, чтоб не разбудить сынишку, Веня сидел прижавшись к отцу, и держал руку на его колене.
Обустроились. Побелили стены. Василиса сшила мужу новые рубашки и брюки из привезенных отрезов ткани со сбереженных запасов. Она умудрилась привезти и легкую швейную машинку «Зингер» в чемодане. Она занялась шитьем, Арсентий с утра до вечера работал на заводе. Веню устроили в школу. Жизнь налаживалась. А прошлое и боль тихими шажочками покидали обитель и сердца ,стало жить легче.
Быстро пролетел год. Весна сорок первого года буйствовала сиренями, цветом белых акаций. Близилось досрочное пребывание отца в лагере. За добросовестный труд ему светило освобождение, можно было надеяться на постройку своего дома, ведь за год накопили немного деньжишек, да Василиса, свои свадебные денежки крепко берегла и хранила, вот для такого дела.
На заводе выделили участок земли под картошку.
Жизнь входила в доброе русло. Мечты и желания, надежды и стремления все чаще витали за семейным столом. И в разговорах после ужина. Вот уж картофельное поле зацвело сиреневым и белым дымом над курчавыми мощными листьями.
В коридоре барака висела черная круглая радиотарелка.
Ранним июньским утром радио зашуршало, закряхтело.
-От СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО…
-голос диктора объявил о войне.
Так началась Великая Отечественная Война...