Они выпили до дна, и ещё раз до дна, и ещё... У Тони на душе постепенно потеплело, она внутренне раскрепостилась, смущение и робость перед начальником исчезли, как не бывало. Аркадий Сергеевич вёл себя вполне достойно, не приставал, рук не распускал, вежливо ухаживая, отвешивал пристойные комплименты - чувствовалось, что игривое отношение к женщинам него в крови, о таких говорят - дамский угодник.
Об Аркадии Сергеевиче у Тони складывалось впечатление, как о человеке образованном, начитанном, компанейском, весёлом, бойком, с хорошим чувством юмора, но кроме того, и несколько циничном, ироничном, даже саркастичном. Ну да всё это укладывалось в образ врача-психиатра: которому надо же как-то защищаться от трагизма жизни, каждодневно разворачивающегося перед глазами, иначе можно легко уподобиться своим пациентам, сойдя с ума от чужого человеческого горя.
Аркадий Сергеевич развлекал Тоню рассказами о своих увлечениях, работе, друзьях с юмором и артистизмом. В его арсенале имелось много забавных, комичных историй из врачебной практики. Девушка хохотала порой до слёз, внимая байкам хозяина.
Через пару часов общения, Тоня почувствовала, будто знакома с этим человеком давным-давно. В его обществе девушке не надо было кем-то казаться, она могла себе позволить быть естественной, не примеряя на себя какую-то роль или маску. Давненько она не ощущала себя так легко, свободно и хорошо в компании с мужчиной.
- "Тонечка! Что это я всё о себе и о себе? Расскажи, как такую красивую, утончённую, я бы даже сказал - изысканную девушку угораздило оказаться в этом медвежьем углу? Я полюбопытствовал: в личном деле указано, что ты работала в райпотребсоюзе."
- "Да что говорить? Злые люди, завистники сделали своё дело. Начали против меня козни строить... короче говоря, изжили."
- "Завистники? Ну, это не мудрено. У такой несомненной красавицы они должны быть в изобилии. А скажи, молодой человек на двухколёсном железном коне - твой жених?"
- "Я бы так не сказала, пока он не сделал мне предложения".
- "Глупец! Будь я молод и красив, женился бы на тебе немедля!"
- "Так Вы - женаты!" - засмеялась Тоня.
- "Я бы взял тебя второй и самой любимой женой!"
- "Экий Вы шутник! Но мне, пожалуй, пора - поздно уже."
- "Я провожу?" - любезно предложил хозяин.
- "Не беспокойтесь, нам не стоит привлекать к себе внимание соседей. Путь не длинный, сама дойду."
- "Спасибо тебе, Тоня, за прекрасный вечер. Я уж было приуныл, думал, здесь и поговорить по душам будет не с кем. Ты - чистый бриллиант в этой навозной куче".
"А всё таки он сноб" - подумала Тоня.
Общение в неформальной обстановке сблизило мужчину и женщину, волею судеб извергнутых из привычной комфортной среды и оказавшихся в одиночестве вдали от дома. Кто бывал в подобной ситуации, знает, как непросто прижиться в обществе, где ты не такой, как все, странный, пришлый, чужой. Тебя либо чураются, избегают, игнорируют, либо боятся. Над тобой могут подшучивать, насмехаться и даже издеваться, тебя могут выживать, гнобить и травить. Должно пройти немало времени, прежде чем среда примет пришлого, свыкнется с его непохожестью; пока острые грани непохожести не сотрутся, не сгладятся под воздействием этой самой среды, когда ты станешь уж если не таким, как все, то хотя бы похожим.
Чаще всего так и происходит в конце концов. Как говорится: "С волками жить, по-волчьи выть". Но случается, что человек не может изменить себе, отказаться от своих привычек, мировоззрения, принципов, образа жизни. Тогда сколько бы времени ни прошло, он так и останется инородным телом - чужаком.
Аркадий Сергеевич и не думал мимикрировать под среду - чего ради? Его положение позволяло оставаться самим собой. Антонине же приходилось из всех сил приспосабливаться к новой для неё обстановке. Что ещё оставалось одинокой беззащитной девушке? В общении с деревенскими её многое коробило, что-то она не понимала, не принимала, не признавала внутренне. Но приходилось закрывать глаза, не обращать внимание на то, что не нравилось, чтобы не навлечь на себя неприятие, раздражение и даже агрессию сельчан, чтобы реже слышать в спину: "Ишь, фифа городская! Выделывается тут!"
Деревенские жители, в сравнении с городскими, заметно отставали в культуре, образованности, порою были несдержанными, грубыми, неотёсанными, неприятными в общении. Они ели из общей миски, пальцами высмаркивались на землю, не пользовались туалетной бумагой, вместо неё в ход шли газеты да лопухи. Деревенские одевались в старомодную одежду, носили разношенную обувь, а то и просто ходили босиком. От них могло неприятно пахнуть навозом и потом. Даже диалект у сельчан был специфический: буква "Г" произносилась глухо, почти как "Х", вместо "Ч" - слышалось "Щ". Иногда речь даже было трудно понять. Словом, первоначально Тоне всё представлялось отсталым от жизни, а сельчане казались эдакими дикарями, похожими меж собой, как на одно лицо. Лишь со временем Тоня поняла, что деревенские - тоже люди, которые в чём-то даже лучше городских, благодаря своей сострадательности, порядочности, честности. Они добры, доверчивы и как-то по-детской непосредственны, наивны и открыты, достаточно лишь отвечать им тем же и тебя примут, поймут, пожалеют и помогут безо всякой корысти. Тоня очень быстро поняла, какая непростая, тяжёлая жизнь в деревне. Молоко и хлеб, что прежде покупала в магазине, не задумываясь - откуда они и как произведены, оказывается, добывались нелёгким, подчас каторжным трудом. Круглый год колхозники под проливными дождями, в адское пекло под палящим солнцем, по колено в навозе, под роем голодных комаров и злых мух трудились не покладая рук за сущие копейки, на которые в магазине толком и купить-то было нечего.
Тонино пренебрежительное отношение к сельчанам сменилось на сострадательное и даже уважительное. Она удивлялась теперь только одному: как находясь в таких тяжёлых условиях, людям удавалось сохранить жизнелюбие, жизнерадостность и оптимизм?