Экранное время
Эта история произошла со мной в начале моей актерской карьеры. Я был чертовски красив, не в меру амбициозен и неприлично беден. Я подавал надежды, как клюшки для гольфа в загородном клубе, где мне удалось познакомиться с Хершелом Говардом—младшим, усатым толстяком, который мнил себя лучшим продюссером Голливуда. Однако, он был не дурак, раз разглядел меня, и еще за одну симпатичную кралю, по имени Одри Мактавиш. Меня, девчонку и еще дюжину таких же ребят как мы, набранных из театральных трупп и актерских училищ, отвезли в прибрежный теплый городок, дабы мы снялись в молодежном сериале, где детки богатых родителей отрываются на весенних каникулах, строят любовь, рушат козни, зарабатывают первые кровные деньги, учатся взрослой жизни и тому подобное. Хершел старался выбить для меня и Одри как можно больше экранного времени, он видел в нас талант и потенциал, поэтому мы полностью отдались в его распоряжение, слушаясь его, словно командира и доверяя ему, как отцу родному.
Меня поселили в одном номере вместе с ирландским конопатым рыжеволосым парнишкой по имени Сол О'Коннор. Мне он сразу не понравился, потому что он не пил, не играл в покер и не заглядывался на местных девчонок, пытаясь охмурить их тем, что он актер из большого города. Конечно он не артист, а просто мнительный кусок дерьма, но не об этом речь...
Так же, в мотеле где мы с этим рыжим ублюдком жили, водился один забавный чернокожий уборщик по прозвищу Бубба. Настоящий африканец, двухметроворостая детина, щуплый и тощий как глист, но жилистый, из-за постоянных физических нагрузок, которые выпадали на его нелегкую долю. Как—то раз я стоял возле своего двери своего номера и курил (Сол не переносил табачный дым, и я соизволил все же уступить ему в этом вопросе, не заставляя его становиться пассивным курильщиком). Именно в этот момент мимо меня прошел этот потомок африканских вождей. Вид у него был какой—то потерянный.
— Эй, Бубба, шоколадная мордашка, что стряслось? — поинтересовался я.
Он долго смотрел куда-то мимо меня, словно пялился на мое левое ухо, а может на стену за моей спиной, а потом томно вздохнув, сказал:
— Жизнь дерьмо, беленький.
— Согласен. Сигаретку? — я протянул ему мятую пачку "Лаки Страйка".
Его длинные пальцы, с одной стороны коричневые, а с другой розовые, словно шоколадное и клубничное мороженное, ловким движением выхватили папиросу. Я дал ему прикурить. Мы разговорились. Я, как настоящий мастер своего дела, говорил поставленным громким голосом, он что-то лепетал про политику, автомобили, местное население, в частности, про девчонок.
— Кстати, Бубба, ты уже подцепил пару белых кисок? Им пришлась по вкусу твоя чёрная мамба? — усмехнулся я, выдохнув кольцо дыма.
Негр отвел глаза в сторону, и кожа на его лице стала фиолетовой, словно слива. Это они так краснеют, подумал я. В пятидесятых к африканцам относились не слишком учтиво, но этот парень казался мне нормальным типом.
— Мне нужно продолжать уборку, мистер К.
— Зови меня просто Никки, приятель. — я протянул ему руку, моя крошечная белая ладошка потонула в его необъятной черной лапе.
Этот неловкий разговор и положил начало нашему знакомству.
Через пару дней, когда мы все освоились, начались съемки. Стали распределять роли. Видели бы вы мою морду, когда главную роль отдали рыжему ирландскому подонку, а красавчик Никки К. стал играть эпизодическую роль спасателя, который появляется в сериале всего пару раз. Черт, да у меня даже толковых постельных сцен не было! Единственный запоминающийся момент, это когда я должен был вытаскивать тощую молодую девчонку из воды и делать ей искусственное дыхание, а потом мы появлялись на карнавале в конце сериала как пара и танцевали твист. Ну и дерьмо!
— Ну и дерьмо! — озвучил мои мысли наш с Одри продюсер.
— Послушайте, мистер Говард, на мне в этом деле можно поставить крест, режиссер не станет слушать меня. Если бы у меня в штанах не болтался мой восьмидюймовый болт, а было бы что-нибудь другое, он прислушался бы ко мне, а так - увы! — сказал я, положив руку на яйца, в качестве доказательства своих слов.
Хершел посмотрел на меня, повел усами и сказал:
— Моя надежда это Одри. Красотка Одри. Надо заставить старого козла выделить для нее побольше экранного времени и убедить его дать ей главную роль.
— Что ж, есть только один верный способ сделать это, и мы с вами оба понимаем какой, — сказал я, нахмурившись.
— Черт, нам предстоит нелегкий разговор с ней.
— Вам, мистер Говард... вам! — сказал я, выходя из его кабинета.
Я лежал на кровати и курил свои "Лаки Страйк". Мы с Хершелом понимали, что актерское мастерство дам в Голливуде определяется размером их бюста и умением делать толстосумам, воротилам кинобизнеса, приятное. Мои мысли прервал скрип распахнувшейся двери. В комнату вошел мой сосед, Сол.
— Черт тебя побери, Ник, опять ты надымил? Ты же знаешь, у меня аллергия! — рыжий ублюдок закашлялся.
— Ты же знаешь, что мне глубоко насрать, рыжик, — сказал я, выпустив красивое колечко сизого дыма в потолок.
— Рано или поздно ты посадишь себе голос из-за этого дерьма, не сможешь выступать и сдохнешь лет в пятьдесят из-за рака легких! — воскликнул ирландский выродок.
Не знаю почему, то ли от выпитого виски с содовой, то ли от моего дерьмового вспыльчивого характера, я чертовски рассердился, привстал с кровати и заорал:
— А может быть тебя завтра переедет автобус, или я так набью тебе морду, что тебя мать родная не узнает, и на своей карьере ты сможешь поставить крест!
— Сволочь, еще одно слово, и я вобью твои зубы тебе в глотку, Никки!
— Считай, что я его сказал, рыжик! — сказал я, выпрямляясь во весь рост и принимая боксерскую стойку.
Я забыл о двух вещах: я не умею драться, и от ирландцев следует ждать подлости. Удар в пах и короткий хук с левой отправили меня в нокаут. Из носа текла тонкая струйка алой крови, а яйца казались чугунными.
— Дерьмо ты собачье, а не боец. — Сол плюнул на меня и захлопнул дверь.
— Придется просить себе другую комнату... — пролепетал я голосом Микки Мауса, и не без труда, поднялся на ноги.
Когда я подошел к кабинету Говарда-младшего, его дверь резко распахнулась и оттуда вылетела, красная как рак, Одри, что-то громко вереща, а за ней выскочил наш продюсер, размахивая какими-то печатными листами.
— Постойте, мисс Мактавиш! — подождав пару секунд и не услышав ответа, Хершел в сердцах кинул бумаги на пол. — Дьявол!
— Мистер...
— Дьявол! — опять воскликнула эта трехсотфунтовая туша. — Никки, что с твоей очаровательной мордашкой?
— Выпал из самолёта. Мне нужна другая комната. Мы с Солом не смогли подружиться.
— Клал я на тебя и на твоего Сола. Другой комнаты нет, либо спишь с ним, не в прямом смысле, мать твою, я говорю, в одной комнате, либо ночуешь в коридоре или на улице. Чувствую, тебе и роль спасателя не достанется, Никки-бой.
Я стиснул зубы и представил, как мой пудовый кулак тонет в жирном брюхе этого борова.
— А Одри достанется главная роль, а, Хершел? — с издевкой спросил я, подняв бровь.
— Не дерзи мне, парниша! — пару секунд Говард-младший молчал. — Нет, боюсь не достанется. Стоило мне только заговорить с ней о том, что ей возможно придется порхать, словно бабочка, над цветочком нашего обожаемого режиссера, как она рассвирепела и выскочила из моего кабинета, впрочем, ты и сам это видел.
— Есть ли какой-то выход? Или мы в полной заднице?
— Иди проспись, от тебя воняет как от осла, а завтра поговорим, может быть, я что-нибудь придумаю! Все, чао! — он захлопнул дверь своего кабинета, и я услышал, как два кубика льда зазвенели, ударившись о стеклянный стакан для виски.
Ночка выдалась теплая, я немного прогулялся, побродил по парку, выбрал неприметное местечко и улегся на деревянной длинной скамье. Красота. Ночное небо, россыпь звезд, словно веснушки на мордашке рыженькой девочки... нет, не будем о рыжих, не сейчас. В любом случае, все было не так плохо. Кровь под моим носом засохла, глаз, хоть и опух, но болел не столь сильно, яйца перестали гудеть, словно моя голова с похмелья, и жизнь, кажется, налаживалась. Я уже видел десятый сон, как до моего плеча кто-то резко дотронулся.
— Слушайте, офицер, я все объясню, мой друг... — начал бормотать я, поспешно принимая сидячее положение на лавке. В те времена легко могли привлечь за бродяжничество, а для полного счастья, мне только этого и не хватало.
— Никки, это я, Бубба. Я не сразу вас узнал. Что вы делаете тут в столь поздний час? Это что, кровь?
Я посмотрел в его большие печальные глаза пару секунд, медленно вздохнул и ответил:
— Я здесь спал, пока ты не разбудил меня. И нет, это малиновый джем у меня под носом.
— Закурите? — Бубба протянул мне пачку "Кэмэл". Я не стал отказываться. — Шеф, можно говорить откровенно?
— Я тебе не шеф, Бубба. Говори, — он чиркнул спичкой, я выпустил струю дыма из опухшего сизого носа.
— У меня никогда не было женщины, Никки. — сказал он.
— В этом деле я тебе не помощник, красавчик, если ты на что-то намекаешь.
Пусть было довольно темно, и лишь звезды освещали нас, я заметил как он покраснел. Или посинел. Черт разберешь этих негров. Короче, он смутился!
— Шеф, я ни на что не намекаю. Просто вы...
— Ты, а не вы.
— Ты меня об этом спрашивал, а я не нашел что ответить.
— Все еще будет, Бубба, не парься. Сколько тебе?
— Двадцать четыре года.
— Ну, четверть жизни уже почти позади, однако, ты успеешь наверстать упущенное.
— Ник, я просто черномазый, который вытирает ваши белые задницы. Из всех вас, маленьких слащавых недоносков, которые считают себя пупом земли, ты самый нормальным тип, который не стал оскорблять меня и помыкать мной.
— Моя мама говорила мне, что я славный малый. — усмехнулся я. — Вру, она так никогда не говорила. Она говорила, чтобы я убрал свои штиблеты с дороги и поставил их на полку для обуви. Или чтобы я шел есть. Или чтобы я не паясничал. Еще она говорила, чтобы я не смел заявляться домой пьяным. Именно поэтому я всегда разбрасываю обувь и носки, потому я стал актером, и именно поэтому я пью как сам дьявол.
— Ник, шеф, у тебя еще все впереди. У тебя есть талант. Мой талант в том, чтобы выносить дерьмо за такими как ты.
— Ты не прав. Ведь есть что-то, что интересует тебя кроме моего дерьма, Бубба?
— Джаз.
— Ты слушаешь его?
— Да. Я хочу накопить денег на саксофон и брать уроки. Вряд ли кто-то захочет учить негра, но я попробую.
— Негры, мать твою, Бубба, это лучшие джаз-исполнители. Возьми например Луи Армстронга.
— Луи Армстронг не станет учить Буббу Фримена. — покачал головой уборщик.
— Не вешай нос, приятель. Тебе не хватает самоуверенности!
Мы продолжали разговор в таком ключе еще час или два, потом он предложил мне переночевать у него в каморке. Я спал на его кровати, а он сидел у окна и курил.
Наступило утро. Я хотел зайти к своему продюсеру, но Хершела не было на месте, дверь кабинета была заперта на ключ, внутри было тихо. Я представил, что этой ночью он напился как свинья, вырубился, ударился головой о край стола и сейчас лежит там, внутри, в луже собственной крови и блевотины, а пуговицы на рубашке разлетелись по разным углам, и последнее, что он видел это своё волосатое пивное брюхо. Однако, на стоянке не оказалось его красного "понтиака", следовательно, он уехал в город по делам. Ладно, шут с ним. Я соскрёб мелочь со дна бумажника и пошёл в ближайшее кафе завтракать и похмеляться.
Вскоре, началась следующая репетиция, я немного на неё опоздал. Что самое интересное, вокруг Сола и еще одной крали, которая претендовала на главную роль, свилась уже небольшая группа актёришек. Типичная иерархия в животной среде. Альфа-самец и альфа-самка. Слабые и бездарные пытаются купаться в лучах их славы. Они косились на меня и шушукались. Понятно, кто теперь здесь омега, мать вашу за ногу, подумал я. Одри стояла где-то позади, ее почти не было видно. Я подошел к ней, поздоровался, спросил как ее дела и всё в таком духе.
— Слушай, скажи, если не секрет, что тебе вчера говорил мистер Говард? — спросил я, словно ничего не знал.
Одри потупила глаза:
— Слушай, Ник, я правда не хочу об этом говорить.
— Зато я хочу тебе кое-что сказать, мисс Мактавиш. Видишь этого рыжего ублюдка и эту мелкую блондиночку. Они заняли наши с тобой места. Ты ведь понимаешь, что самый крутой актер здесь я, а самая обворожительная актриса -ты?
Одри кивнула.
— Рыжий ублюдок не слабо вдарил мне, видишь мой носик и глазик? Роскошно, да? Так вот, эта херня пройдёт, а вот если мы выдернем роли прямо из их лап, то на их сердце и душе останется такой рубец, что они будут просто готовы лопнуть со злости. Единственное что от тебя требуется… войти в расположение режиссера.
— Вернее, это он должен будет "войти" в "мое расположение" , да, Никки? А что будешь делать ты? Может это тебе следует ему отсосать? — Одри сказала это чертовски громко, пара человек обернулась, некоторые сделали вид, что не слышат этих криков из вежливости. — Я девушка, у меня есть принципы, меня не так воспитывали. Я не собираюсь добиваться всего этого через постель, у меня хорошая внешность, приятный голос и я не лишена таланта. Я не хочу вести себя как дешевая профурсетка!
Я покачал головой. С одной стороны, она была права. Мораль и всякое такое дерьмо. А с другой стороны, ей светила отличная роль в неплохом сериале, который будут крутить по всей стране. А если я смогу вписаться, то и мне тоже. Популярность и светлое будущее нам обеспеченно. Всего лишь час, да что там, пара минут в объятиях этого волосатого озабоченного ублюдка, который тут всем заправляет и мы в шоколаде. Мы с мистером Говардом-младшим прекрасно понимали, что Одри была та ещё штучка, и он бы не посмел отказаться. Вот как бы поступили вы, если бы ваша карьера зависила от небольшого перепихона с кем-то, кто вам не слишком приятен? Конечно, если вы мужик, и вам предложили бы трахнуть омерзительную толстуху, то вы бы взяли яйца в кулак и принялись бы за дело, думая о чём-то возвышенном и прекрасном, но другое дело, если вы девушка, и, если вы, не дай бог, ещё девственница. На счет Одри я не мог сказать этого наверняка, но ей только-только исполнилось восемнадцать, она выглядела совсем юной, хоть и была чертовски сногсшибательной, но все же, кто его знает, чем черт не шутит, а?
К обеду репетиция закончилась, я снял узкие плавки и спасательный жилет, кинул бинокль на песок, переоделся и вернулся в мотель. У входа я столкнулся с Буббой.
— Как жизнь, приятель? — поинтересовался я.
— Все так же. Дерьмо белых людей пахнет ничуть не лучше чем дерьмо чёрных.
— Знаешь, я...
— Никки, детка, зайди на минутку! — крикнул из раскрытого окна Хершел, который успел вернуться и припарковать свою тачку на стоянке, с другой стороны мотеля.
— Впрочем, неважно. Бубба, мне пора, — мы пожали руки и я стал подниматься наверх. Когда я вошел в кабинет, то не обнаружил лужи крови или блевотины, лицо толстяка не было опухшим и разбитым, наоборот, на нем было что-то типа улыбки, которую было не очень хорошо видно из-за густых усов. На письменном столе, возле печатной машинки, стоял какой-то флакон.
— Ты сразу обратил внимание на него, да? — спросила эта пародия на жизнь, покрутив стеклянный бутылёк между коротеньких потных пальцев. — Напряг одного знакомого фармацевта. Прикинь, вместе учились на юридическом, он стал работать в аптеке, а я стал нянчиться с такими как ты и Одри, вот умора. Ну ладно, тебе наверное хочется узнать, что же такое находится внутри, и как оно поможет нашему общему делу?
— Сгораю от нетерпения, мистер Говард! — с издёвкой воскликнул я, подпрыгнув на месте. Он не обратил внимание на мою выходку.
— Это мощнейший афродизиак. Слыхал такое слово? Если выпить такую штуку, то стояк у тебя будет просто каменный. А если ты баба, то твой подвал затопит так, что тебе и сотня сантехников не поможет, понимаешь к чему я клоню? Эту штуку добывают из простаты каких-то обезьян, туда насыпают измельченный рог носорога, кидают травы и ягоды, настаивают в винных погребах. Так мне сказал мой товарищ, он в этом деле специалист. Эта штука стоила мне две с половиной сотни, прикинь? Если все пойдет по плану, то эта инвестиция окупится в тысячу раз. Единственное, что надо сделать, это заставить мисс Мактавиш выпить содержимое.
— Я так полагаю, ей не следует знать, что находится внутри?
— А ты не такой тупой, каким кажешься. Подлей эту смесь ей в коктейль. Когда Одри раскроет себя с лучшей стороны для режиссера, то он у нас будет по струнке ходить! Она сможет просить его о чем угодно.
— Сделаю, — сказал я, выхватив пузырёк из пухлых лап Хершела.
В коридоре я столкнулся сразу с двумя интересными личностями: с Солом и Буббой. Негр подметал рассыпанный поп-корн, доставая маленькие зернышки из ворсинок ковра, которым был устлан пол. Сол проходил мимо него, и дал негру пинка под зад.
— Смотри куда прешь, черномазый! — весело хохотнул рыжий, но когда он заметил меня, то сразу помрачнел. — Что, Никки, добавки захотел?
— Твоя мама никогда не отказывалась от добавки, О'Коннор. Такая ненасытная, знаешь ли. — засмеялся я, водя ладонями по своим причинным местам.
— Ну все, ты опять огребаешь!
Только он замахнулся, как я услышал громогласный голос владельца мотеля у себя за спиной:
— Слушайте, вы, щенки! В моем мотеле без драк! Если хотите махаться, то валите на улицу, ясно вам? Выселю, если выкините подобное еще раз!
Его хриплый бас смог нас мгновенно утихомирить.
— Тебе повезло, ублюдок. — процедил сквозь зубы ирландец, проходя мимо меня.
— Маме твоей повезло, что ей встретился такой мужчина как я, — и забыв про Сола, я обратился к Буббе: — Почему ты позволил ему пнуть тебя? Зачем ты спустил эту выходку ему с рук? Ты же вдвое выше и сильнее чем он.
— Потому что я раб, Никки, вот почему, — негромко промолвил негр.
— Эй, Фримен, что ты там лепечешь? Мне показалось, или ты обратился к нашему постояльцу по имени?! — крикнул владелец мотеля. — Что за фамильярность?
— Расслабься, шеф, все четко! — ответил я, обернувшись через плечо.
Владелец мотеля недовольно поморщился, словно раскусил гнилой орех, покачал головой и удалился.
— Слушай, Бубба, прогресс идет вперед, права черных не так уж сильно ущемляют. Ты мог бы вломить этому рыжему дьяволу, так, что у него рога обломились бы.
Уборщик рассмеялся:
— Ах, Никки, мне не хватает самоуверенности. Кто я такой, черт возьми? Ты же знаешь в каком я положении. Еле свожу концы с концами.
— У тебя есть амбиции. Ты должен бросить это дерьмо и удариться в джаз. Тебя там примут с распростертыми объятиями.
— Не знаю, — Бубба покачал головой. — я не могу оставить работу, вдруг у меня ничего не получится и я окажусь на улице?
Я схватил его за запястье и взглянул ему в глаза:
— Скажи мне, друг, что по твоему лучше: пять лет свободы, или пятьдесят лет рабства?
— Мы были рабами на протяжении нескольких сотен лет, — ответил Бубба.
— Ну а ты подумай хорошенько, кем бы ты хоте быть следующую сотню лет.
Я разжал пальцы, отпустил его руку и пошел на вечернюю репетицию.
Вечером у нас было что-то типа небольшого корпоратива или сабантуя, все роли были уже распределены и завтра мы должны были приступить к съемкам. Это был наш с Хершелом последний шанс выбраться из той задницы, в которую нас затолкал Сол О'Коннор и та белокурая симпатичная фифа, которой досталась главная роль. Я впервые увидел режиссера воочию. У него были длинные черные волосы, аккуратная бородка и усы, он был в красном пиджаке спортивного покроя, белых брюках, на ногах у него были черные кожаные туфли, на запястье дорогие часы. Когда он улыбался, то было видно, что его глаза остаются холодными и злыми, только губы натягиваются, обнажая прокуренные желтые зубы. Бедная Одри. Я бы не хотел иметь дело с таким типом, однако, бизнес есть бизнес, ведь так? Мисс Мактавиш стояла и болтала с каким-то парнем из массовки, в её руке был стакан виски с содовой, я подошел к ним и вмешался в разговор.
— Хепбёрн была великолепна в "Римских каникулах", не находишь? — спросил паренек у нашей старлетки.
— Да. Мне кажется она получит «Оскар» за лучшую женскую роль, — сказала Одри.
— Я так не думаю, — сказал я. — Немного не дотягивает. Хотя все равно не плохо. Думаю, надо выпить за твою тёзку, Одри.
Я взял у нее стакан и пошел к столу с выпивкой. Забыл сказать, дело происходило на пляже, мы арендовали пару столиков на террасе небольшого кафе, купили выпивку и закуски. Угощал нас режиссер. Я налил виски, плеснул содовой, накапал немного концентрата из простаты обезьяны, который Хершел назвал афродизиаком и всучил эту бурду в руки жертвы наших манипуляций. Тот паренек, что говорил про "Римские каникулы", сказал какой-то тост и мы выпили. Половина дела сделана, скоро все это мероприятие подойдет к концу, все разойдутся к себе, я буду провожать Одри до ее номера, а потом буквально запихну ее к режиссеру и не буду выпускать, а там будь что будет. Одного я не учёл: как скоро должен наступить эффект от принятия снадобья? Пять минут? Полчаса? Час? Это был серьезный промах, я до сих пор не понимаю, как так вышло, что Хершел не сказал мне об этом. Время аренды стало подходить к концу, к нам подошел владелец кафе и спросил будем ли мы продлевать. Я уже потянулся, чтобы подать Одри ее курточку, однако режиссер ответил, что еще пару часов мы можем кутить, потому что съемки завтра начнутся не раньше пяти часов вечера, когда спадет жара. Проклятье! Я не знал, что делать. От моего взора не ускользнуло, что мисс Мактавиш сидела, постоянно перекладывая одну ногу на другую, прикусывая губы и хищно озираясь. Мне надо было выдергивать ее из общества молодых обворожительных актеров, пока она не наломала дров.
— Одри, детка, может быть нам пора отсюда сваливать? Тебе, кажется, пора спать, — ничего умнее я не смог придумать, умение мыслить в критических ситуациях у меня напрочь отсутствует.
— Что?! Никки, сейчас только десять часов, тут так здорово, все такие красивые и сексуальные. Посмотри на того парня, как он тебе? Какая рельефная грудь, какие бугристые мышцы!
Поплыла, подумал я. Вернее не так. Приплыли!
— Одри, я не по этой части, не могу объективно оценивать других мужчин, — и тут меня осенило. — Я знаю одного парня, который симпатичнее этого в сто раз. И он не прочь с тобой познакомиться. Пойдем!
В ее глазах блеснул огонек надежды, что она сегодня получит свое. Черт, я бы и сам воспользовался случаем, она была первоклассной красоткой, знаете ли. Однако, я знал одного парня, которому на тот момент женщина была куда нужнее чем мне.
— И как его зовут? — спросила она, поднимаясь со стула, неуклюже напяливая свою куртку.
— Он сам тебе представится, пошли скорее! — я схватил Одри за руку и мы быстрым шагом пошли в сторону мотеля.
На ватных ногах она зашла в гостиницу, мы стали быстро подниматься по лестнице, я боялся, что она споткнется, ударится и потеряет презентабельный вид, однако, на мое счастье мне встретился Бубба.
— Эй, приятель, смотри кого я к тебе привел! — радостно воскликнул я, подталкивая мисс Мактавиш к нему. Она упала в его объятия, причем, сделала это в прямом смысле слова, он еле успел ее поймать.
— Что это такое? — спросил он, словно увидел какую-то абсолютно новую и неодушевленную вещь, которую он никогда раньше не видел.
— Это Одри. — сказал я, разворачивая его за плечи и толкая в сторону подсобки, где он ночевал.
— А как зовут тебя, красавчик? — рассмеялась молодая актриса, поглаживая негра по щеке.
— Бубба, мэм. — промямлил негр.
— Какое смешное имя! Бубба! — Одри расхохоталась и чуть не споткнулась. Мы с уборщиком едва удержали ее на ногах.
— Слушай, Никки, что все это значит?! — воскликнул он. — Куда ты нас ведешь? Что я должен с этим делать?
— Ты поймешь по ходу дела, приятель, доверься своим инстинктам!
Я распахнул дверь подсобки, впихнул туда Буббу и Одри, а затем со всей дури шлепнул эту красотку по заднице.
— Как ты посмел?! — воскликнула она, обращаясь не ко мне, а к негру. — Хотя знаешь, мне понравилось. Иди сюда!
Я захлопнул дверь, немного отстранился и прижал ее ногой. Я боялся, что Бубба сбежит, на счет Одри я не беспокоился, сегодня она командует парадом. Спустя пару минут из подсобки стали раздаваться стоны. Я развернулся и пошел в сторону своего номера, из которого меня силой вытурил рыжий ублюдок. Он остался пить с остальными, так что я имел полное моральное право передохнуть пару часов, пока он не вернется. Я улегся на кровать и закурил, потом затушил бычок о подушку Сола и незаметно для себя заснул.
На утро меня разбудил крик ирландца:
— Я что, не ясно дал тебе понять, что тебе здесь не рады, Ник?!
Я вскочил с кровати и сказал:
— Эта комната моя, ровно так же, как и твоя! Так что, тебе придется смириться. Мы будем жить здесь до конца съемок. Я ходил и просил другую, мне отказали, понял?
— Плевать я хотел. Сейчас я тебя так отделаю!
Я увернулся от его правого хука, поднял колено, защищая свои причиндалы, чтобы он опять не вбил их мне по самое пузо. Он начал наносить удар за ударом, я выпрыгнул в коридор и ударил соседа ногой в грудь. Сол отступил назад на пару шагов, запнулся о ножку кровати и едва не свалился. Он стал наступать на меня, я пятился по коридору в сторону лестницы, отбивая его удары. Он налетел на меня, я схватил его за куртку, он меня за воротник рубашки, и мы начали бороться, пытаясь повалить друг друга. От него воняло перегаром, он не спал всю ночь, но все равно ирландец был силен как бык. Его руки и лицо были покрыты мелкими веснушками, серые глаза смотрели точно в мои, и я стал прогибаться под его напором. Я осознал, что этот потомок Святого Патрика и пьяниц сейчас повалит меня на землю и растопчет как слон муравья. Вдруг, мы услышали пронзительный крик, донесшийся из каморки Буббы. Ну конечно же это была Одри. Дверь подсобки резко распахнулась, оттуда пулей вылетела полуголая мисс Мактавиш, сбила нас с ног и понеслась куда глаза глядят. Мы поднялись и стали смотреть ей в след, наблюдая за тем, как дергаются ее ягодицы, совсем забыв о нашей потасовке. Затем, из подсобки вышел Бубба с дымящейся сигаретой в зубах. Он был голый по пояс, его лицо озаряла улыбка. Потомок африканских вождей поднял руки вверх, сцепил их в замок и сладко потянулся. Он посмотрел на нас с Солом и подмигнул мне.
— Он тебя достает, Никки-бой? — спросил негр.
Его голос сильно изменился со вчерашнего дня, в нем появилось мужество и самоуверенность. Сол посмотрел на меня, перевел взгляд на Буббу, который стал медленно приближаться к нам и сказал:
— Знаешь что, Ник, живи в этом своем сраном номере один, я лучше поселюсь в бунгало. У одного из нас не нищие родители, и они помогут своему сыну в чужом городе. А ты можешь дальше жить в своей прокуренной комнатенке.
— Да, вали отсюда, рыжий засранец! И не доставай моего друга! — крикнул уборщик, этой ночью ставший мужчиной.
— Ты что, ниггер, страх потерял? — рявкнул Сол и бросился на него. Бубба встретил его хорошей зуботычиной. Уж что ни говори, но руки человека, который десять часов в сутки держит их в напряжении, начищая полы и стены, устраняя засоры в туалетах и отковыривает жевательную резинку со дна раковин, будут чертовски сильными. О'Коннор закричал от боли и упал, вопя:
— Мой зуб, мой зуб! Боже, ты выбил мне зуб!!! — его рот был полон крови и осколков красивых и белоснежных зубов. В этот момент по лестнице поднялись владелец мотеля и разъяренный режиссер, за ними семенил, словно маленькая болонка, мой продюсер.
— Какого черта здесь происходит? — заорал своим громогласным басом владелец мотеля.
Я представил себе, что сделают с Буббой, если узнают, что он переспал с Одри и набил морду Солу.
— Молчи, — шикнул я на уборщика, развернулся и стал избивать встающего на ноги ирландца.
Режиссер и Хершел стали нас растаскивать, Бубба под шумок смог улизнуть.
— Объяснись, Ник, что за чертовщина здесь происходит? Какого черта нам на встречу выбегает голая и плачущая мисс Мактавиш? — закричал Говард-младший, с ненавистью смотря мне в глаза. Я уверен, в этот момент он думал лишь о том, каким образом я умудрился все просрать.
— Я все объясню. Одри слишком сильно вчера напилась и я, воспользовавшись этим, переспал с ней. А этот рыжий ублюдок стал выгонять нас из номера. Одри жутко смутилась, он оскорбил ее, назвал шлюхой. Это вывело ее из себя и она убежала, не успев даже толком одеться. Я разозлился и набросился на него.
— Все было не так! Он врет! — крикнул Сол, собирая с ковра пригоршню осколков того, что было его зубами.
— О'Коннор все еще пьян. От него воняет как от осла. Думаю, ему сейчас лучше прилечь, а мы с вами поговорим с глазу на глаз, хорошо? — улыбнулся я, подхватывая рыжего ублюдка под руку и шепчя ему на ухо: — Если расскажешь им что-нибудь, клянусь Богом, мы с Буббой тебя убьем.
Хершел помог мне отвести Сола в номер, мы уложили его на прожженную моей сигаретой подушку. Мы вышли в коридор, Хершел схватил меня за грудки:
— Слушай, ты, недомерок. Ты что, совсем идиот? Как ты мог просрать наш последний шанс? Ты, можно сказать, изуродовал претендента на главную роль и опозорил Одри при всех. Ты понимаешь, что ты теперь здесь даже сраного спасателя играть не будешь? Я сожру тебя! Я убью тебя! Мы все потеряли! Я все потерял! Я разрушу твою карьеру! Ты даже в школьном театре играть не будешь! Я знаю мафию, они проучат тебя! Ты должен столько, сколько ты за всю жизнь не заработаешь…
Хершел долго песочил меня…
Сейчас, много лет спустя, я сижу в роскошном ночном клубе и пью бурбон. Я вспоминаю эту забавную историю и рассказываю ее одному маститому режисеру. Он хохочет и подливает мне в стакан. Он очень хочет заполучить меня для своей картины. Сейчас я известный актер, отыграл уже более десяти ролей на широком экране. Естественно, роль в том сериале я так и не получил. Меня выгнали с позором, хорошо, что не стали привлекать полицию. Про Одри Мактавиш с тех пор я ничего не слышал. Однако, сейчас я и мой друг собираемся услышать другого человека. Его зовут, Джексон Фримен, но раньше он был известен под именем Бубба. Виртуозный джаз-исполнитель, который частенько играет в элитных клубах Лос-Анжелеса, Вегаса и Нью-Йорка. После той ночи с красоткой Одри этот парень стал другим человеком. Эта женщина изменила его. Перед его выступлением нам удалось пообщаться. Он сразу вспомнил меня. Бубба сказал, что такого в жизни он больше никогда не испытывал, он почувствовал, что его любят, что он чего-то стоит, что он не дерьмо на палочке, а мужик, самец, человек, который может получить все что хочет. Он может добиться всего, оставив расовые, религиозные и любые другие предрассудки. Ведь именно мы сами ставим себя в рамки. Именно мы мешаем себе. Мы и наше узколобое мышление является нашим главным врагом. Не спорю, справиться с давлением со стороны всегда сложно. Немалых трудов стоит пойти наперекор обществу, бросить ему вызов. Но сейчас уже никто и не помнит о тех временах, когда афроамериканцы должны уступать места в общественном транспорте и ходить в отдельные туалеты. Теперь это называется расизм. Да что там говорить, я не удивлюсь, если уже лет через двадцать-тридцать в Белом доме будет сидеть чернокожий президент. Мои мысли прерывает голос конферансье:
— Дамы и господа, встречайте Джексона Фримена!
Бубба, весьма постаревший, но все такой же худой и несгибаемый, в черном костюме с галстуком-бабочкой и ярчайшим, словно отлитым из чистого золота, саксофоном вышел на сцену под рукоплескания толпы зрителей. Сигаретный дым, словно утренний туман над озером, создавал эффект паровой машины, которая используется в кино. И когда бывший уборщик начал играть, то мне показалось, что этот туман рассеялся. Великолепная музыка влилась в сердца каждого сидящего в зале. Играл он просто восхитительно. казалось, что его легкие бездонны, а пальцы просто парят над инструментом. Режиссер начал мне что-то втолковывать, но я вежливо перебил его:
— Оставьте, старина. Давайте просто послушаем джаз…
°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°
Я в социальных сетях.
Буду признателен за обратную связь и поддержку!
https://vk.com/jaider
https://vk.com/marat.bumagu
http://www.proza.ru/avtor/yaroshevskiy
https://www.instagram.com/jeroslaff/
https://pikabu.ru/@jeroslaff
°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°