***

Изнурён и безрадостен.
Гыгыкая от осознания весны и капели, решительно выскочил вчера из дому в легкой куртке и без шапки.
Подштанники с презрением отверг.
Здравый смысл и народная мудрость пытались что-то вякнуть про "марток и семеро порток", но были проигнорированы.
На обледеневшей за ночь платформе из меня мигом выдуло весь энтузиазм и удаль.
И если выходил я из дома борзо и напористо, как гусар, то к обеду уже жался по углам и подворотням, как турка завоеванный.
Завернув очередную порцию соплей в ком платка, вечером тащился к дому.
В голове проплывали картины старой смоленской дороги и французов на ней.
Дома так клацал зубами о кружку, словно хотел откусить от нее кусок.
Сосед снизу - тварь дрожащая - опять тюкал молотком стену.
Или возьмет дрель, бзикнет пару раз и затаится.
Наскальный художник, мать его ети.
Второй месяц он, как по расписанию, проводит ремонт моей нервной системы - закаливает и легирует.
- Что ты там делаешь, Шехтель хренов? Дуршлаг на стене, что ли?
- Полки хочу повесить на кухне.
Твою же ш соску! Да за это время можно резьбой покрыть пол-Москвы, досверлить до ядра Земли и расписать заново Сикстинскую капеллу!
А тут еще сосед слюнит чего-то в ухо.
Понять нельзя, но что-то воодушевляющее и сподвигающее, судя по вращающимся глазам и натужной мимике.
Весна.