Кубики быстрых воспоминаний
Кубик/6
Скулы, которые двигаются под кожей, какая же нужна кожа, или скулы.
Публичное место, множество людей, вслед за ними движение, то самое, которое раздражает, что называется, достает. К счастью, есть и точки неподвижности, в отдельных местах видны пары голов, стоят, болтают, позволяют смеяться. Скулы двигаются, но вместе с кожей, с той самой кожей, которой они плотно обтянуты. Скулы движутся. Кожа тоже движется. Но чтобы скулы двигались под кожей, нужно чтоб эта кожа была неподвижна, как минимум. Остановить скулы, понятно, но как остановить кожу, не останавливая скулы. Гляньте, видите? Лицо как лицо, да еще курносое. Это лицо умеет делать нестандартные вещи, это когда скулы двигаются, а кожа стоит, зачем? Это лицо умеет быть злым. Если кожа одеревенела, а скулы начали двигаться под кожей, это значит, лицо стало злым. Мягкий, сентиментальный человек, гляньте, какие искренние слезы. Его лицо неожиданно становится злым, само собой, помимо его воли. Злость как остаток сентиментальности. Любое чувство должно что-то оставлять, в чем-то растворяться.
…
Два человека, один наедине с собой, второй за дверью.
Этот второй стучит в дверь, не по голове же ему стучать. Первый откликается, тут же. Стук, значит, кто-то стучит, кому-то надо войти, так пусть войдет. Два человека, чем-то они отличаются друг от друга. Первый живо двигает скулами, благо, скулы не то что замечательные, но внушительные. Второй, напротив, свои скулы старается держать неподвижными,
еще бы прикрыть чем-нибудь, руками что ли.
Но ведь тогда локти надо поставить на стол, пожалуй, рановато. А первый начинает, его движения хорошо известны, протянуть, взять, открыть, слова тоже. Кажется, первый хочет убедить второго, в чем-то, тот не понимает, да и не слишком стремится понять. Просто второй понимает, что убедить его нельзя, он же себя знает, как облупленного. Первый продолжает убеждать, он не понимает, что это невозможно. Но и он знает себя, тоже как облупленного. Слово за словом, постепенно до второго доходит, первый не сможет его убедить. Ему неприятно, а кому приятно узнавать подобное. И он, этот второй, задается вопросом, а нельзя ли? ему убедить самого себя. Да, взять и постараться, задаться, напрячься. В конце концов, заставить кожу окаменеть, а скулы заставить двигаться. Но убедить себя, самого себя, а кого ему убеждать. Что ж, можно считать, прием по личным вопросам начался, два серьезных человека начинают убеждать одного, очень упрямого, даже упертого. А глядя на него, не подумаешь.
Сколько же бутылок придется открыть.
Пока взгляд по сторонам. Это кабинет, не слишком большой, но для стола место есть.
Стул с одной стороны, стул с другой стороны, надо же, два одинаковых стула. На столе два стакана, один уже пустой, понятно чей, второй наполовину. Почему же все-таки тесновато. Налево дверь, говорят, так принято, в кабинетах? Нет, в комнатах, вы когда-нибудь видели комнату без дверей, и я не видел. Ага, была комната, из нее сделали кабинет. Да, налево дверь. Напротив, это значит, направо, шкафы. Их много, этих шкафов, вся стена. Сплошные полки, сплошь завалены, чем их можно завалить. Зависит от кабинета, в одном предпочитают заваливать книгами, в другом – документами, документацией. Тут уже не поспоришь, это кабинет. Остается неясным, кабинет государственный, это когда один обитатель неподвижен, а прочие знают, кого и как они должны двигать. Или все-таки кабинет личный, когда один обитатель знает, куда он движется, а прочие могут решать сами, оставаться в обойме или выходить из нее. Иначе говоря, в каждом кабинете работает конвейер, кнопка управления конвейером, как и положено, в руках владельца кабинета, но клиентов эти конвейеры несут в разные стороны. Зашел такой бодрый клиент, вскочил бодро, и понесло, как вдруг, ему сообщают, ваше кресло идет на свалку, у вас есть время подумать. Подумал, подумал, нет, я после вас. В другом кабинете, можешь решать сам, на какую свалку отправиться. Подумал, подумал, я еще успею сойти, тут же сошел, а вы оставайтесь. Неожиданно обнаружил, это он остался, поезд ушел.
Но это будущее, не слишком темное, а пока вернемся в знакомый кабинет.
По случаю праздника конвейер остановлен, временно, конечно. Обычный канцелярский стол, к нему пара стульев, мало будет, донесут. Для полноты картины, на стене должно быть полотно, весна, грачи, как вариант, яровая рожь. Что за манера, после каждого стакана выбегать, в соседний кабинет. Там не кабинет, комната. Так ведь стаканы-то, не говорю о содержимом, тут любому придется выбегать, уже после первого. Это понятно, кому хочется прерывать, вернее, не хочется продолжать процесс. Это же не сложно, встает, выходит. Значит? должно наступить возвращение. Если выбежал, должен вернуться, и герой возвращается. Вот тут происходит что-то не очень понятное. Ведь надо открыть дверь, шагнуть через дверной проем, далее сделать шаг, хочешь, не хочешь, а надо перешагивать. И только потом закрывать дверь. И вдруг, вы будете смеяться, выскакивает стандартная ремарка, «Через минуту в комнату возвращается Х, на ходу застегивает ширинку». Входит, то есть, открывает дверь, тут же застегивает, и только потом садится на свое место. Хоть бы кто, из пишущей братии, попробовал, в порядке эксперимента, выполнить два действия сразу. Поскольку это невозможно, эти два обязательных действия приходится разделять. Когда нужно стучать, дверь на месте, «Через некоторое время раздается стук в дверь» (Гавел, с.111), владелец кабинета имеет время прийти в себя. И куда ему деваться. Понятно, тренированный кабинетчик приходит в себя мгновенно, неважно, спал, положив голову на стол. Или храпел, так, для виду. Он мгновенно приходит в себя, приглашает, входите. Напротив, когда нужно застегнуть известное устройство, о двери приходится забывать, как будто ее нет, в природе. Все что надо, это из одной точки пространства перейти в другую. «В комнату входит Х, на ходу застегивая…» (Там же). Или, через минуту возвращается Х, на ходу…
Что тут скажешь, хорошо, что есть ход вещей.
Самых различных вещей.
…
Можно пойти в Храм. Можно свернуть в мастерскую, не все же халтуру гнать.
И мастерской доступно высокое. Скажем, на заводе по производству слабоалкогольных напитков, проще говоря, пива, что там может быть высокого. Горы бутылок, темы разговоров. Насчет тем, это верно, само пиво –; как вечная тема. Ну вот, а вы сомневались, пиво, завод, какое отношение к вечности. Пока доберешься до вечности, столько бочек надо перекатить. Но можно и не перекатывать. Да, если есть бочки, их надо перекатывать, это неизбежно, как говорил Классик. Но тот же классик говорил еще что-то насчет рабочей силы, которая готова перекатывать бочки хоть целый день. Интересная мысль, и как же ее довести до практического состояния. Для этого нужно свою комнату превратить в кабинет.
Очень полезное дело.
Одно смущает, кабинет уже есть, зачем еще один кабинет рядом. Да и пример, глядишь, найдется кто-нибудь скромный, последует, будет ставить еще один кабинет рядом. Вы правы, гораздо проще кабинет своего начальника превратить в свой кабинет. Заходишь в такой кабинет, без стука. Прочие? чтобы войти, стучат. Что там у вас, только побыстрее, дела не ждут. И второй ласково смотрит на первого, с неожиданно проснувшимся интересом. Верно, нелегко было слушать все эти уговоры, больше мешал, чем помогал. Еще труднее было уговаривать самого себя, надо, мол, ради дела. Дело только выиграет. Напрягся, решился, да, придется занимать кабинет. Подумал, рассмеялся, мысленно, конечно. Как там первый? Сначала наливал, потом говорил, потом выходил, через минуту возвращался, далее цикл повторялся. Прелестный сюжет, сколько он бутылок уже уговорил, пусть немного отдохнет. Дам ему отдохнуть. Голову на стол, аккуратно, ухо не помни, и начинай, дружище, крепкий храп, без задних мыслей. Теперь выждать минуть десять.
А далее проще простого.
Дверь, постучать в эту дверь, уверенно, веско.
Первый? придет в себя, мгновенно, чего-чего, а это умеет, время научиться было. Входишь, на ходу застегиваешь известное устройство. Где здесь стул, ага, вот он, садишься, подвигаешь к себе стакан, первое действие, такое знакомое. Стакан здесь. Теперь бутылку, наклонил, полный стакан. Вот так, залпом, хорошо пошло, стакан пустой, язык живой. Ну, как жизнь? что жизнь, сплошная работа. Конечно, удивляется, вон глаза, какие, выпучил, а как работа? Да что эта работа, «все кругом одно дерьмо» (Там же, с.111). Как тут не поддержать, именно так все и есть. Свой человек, можно доверять, исправился. Приходится отлучаться, а как без этого. Не сидеть же в кабинете, как Робинзону на своем острове. Оставил за себя, сделает все как надо, не подведет. И отчет напишет, и доклад накатает, и бочки перекатит, вернее, организует. А как там пиво, у нас оно первый сорт! Можешь домой таскать, сколько унесешь. Не веришь, не сомневайся, вдвоем, мы унесем много, я хотел сказать, далеко пойдем.
Второй улыбается, сразу же соглашается, конечно, пойдем.
Я знаю, точно, ты можешь не сомневаться. Мы оба пойдем. Ты далеко, так далеко, за тобой будет не угнаться, а я высоко, так высоко, не дотянешься. Что тут скажешь, второй собрался, ясно видит свой новый уровень, он уже там. Первый, напротив, расслабился, раскис, «как соленый огурец», его можно толкать, или подталкивать, его можно и двигать. Второй понимает, двигаться самому, значит, двигать первого. Подумал, да, я согласен.
Метафизическое приложение/2
Все заняты, чем? Чем-то, по крайней мере, вид подлинной занятности.
Хоть бы один человек, чтоб ничем не занят. Нет, все занимаются, чем-то маленьким, чем-то почти невидимым, но занимаются. Своим, маленьким, но своим. И заставлять не надо, и уговаривать не надо. Сами, прикипают к своему маленькому, и занимаются. Не надо принуждать, надо лишь делать вид, что ничего не видишь. Впрочем, увидеть действительно нелегко. Ведь почти невидимки, но только почти. А если бы была возможность, стать невидимыми, у всех, куда бы направился мир? На пустынной улице, закат Перестройки, на стол падает письмо, приятно видеть ровные строчки, за кого держите, читайте.
Режим сильной руки
Железный занавес
Запрещение частной собственности.
Отмена найма рабочей силы
Право на труд
Право на отдых
Бесплатное образование
Обязательное среднее образование
Счастливое детство, для всех
Обеспеченная старость, для всех
_______________________________
Неужели, то давнее, вот она – справедливость, = отсутствие этой самой справедливости. "Верните наше", конечно, вернем, все вернем, непременно. Но вот это ваше, какое оно, хотя бы как оно выглядит? "Кровью заработанное". Не о себе думал автор, обо всех. Когда торжествует Идея? Кому-то надо молчать. А поскольку всегда есть, некто молчащий, значит, всегда есть торжествующая идея. И только бухгалтер, берет свой пухлый портфель, пихает его под мышку, привычный жест, и молча, покидает контору. Последним? Как всегда уходит председатель, дождался темноты, вышел, кто-то крадется. Ну, это у писателей крадется, на самом деле? занимается, своим маленьким делом. Что там на этот раз, чурбачки, пара чурбачков, уходил с работы, прихватил.
Историческое приложение/1
«В социализме столько внутренних сил…» (Горбачев). Сколько?
Вместо общих слов, взял бы и сказал, вот столько, убедились! А главное, какие это силы, что за силы дремлют в социализме. А какие у нас люди, столько сил, и каких сил! Но люди как-то умудряются эти силы держать под запором, сразу видно, наши люди. Силы под запором, сами под забором. Не снять ли запоры, распахнуть двери, и страна «преодолеет все трудности». Снять, = освободить, вернее, освободить духовно. Для этого? Немногое, те самые запоры. И когда были обозначены эти запоры, примерно сто шестьдесят лет назад, конечно, почерк славянофилов .
Деспотизм
Парламентаризм
Рационализм
Индивидуализм
Космополитизм
_____________________________
А после того, как все запоры будут сняты, все трудности будут преодолены, разумеется, успешно, чем же мы будем заниматься.
Литература:
1. Гавел В. Аудиенция // Современная драматургия, 1990, № 4.
2. Маслов Е. Дневник председателя колхоза // Родина, 1990, № 2.
3. Стреляный А. Пять часов у Горбачева // Литературное обозрение, 1990, № 12.
4. Стреляный А. Ваши письма на «Свободу». – М.: Время, 2000.
5. Янов А. Русская идея и 2000-й год // Родина, 1990, № 1.