Васильич

Васильич

Друзей на свете не бывает много,
Товарищей, конечно. Друг один.
Идешь по жизни с ним одной дорогой,
Проверено годами.
А. Бородин
Сколько я знаю Васильича? Да, почитай всю жизнь. Вот-те крест. Ну, чуток загнул, ага. Кажется, родились даже вместе. Он как узнал, что я уже родился, тоже стал рожаться. А мы в степи все такие, как че задумаем, так обязательно сделаем.
Васильч такой же настырный, как я. Может даже хуже. Ага. Хорошо в другой деревне родился, а если-в бы не в Волчихе, а в Баево тоже? И что было, спрашиваешь? Ну ты даешь! Да краевой центр из Барнаула давно перенесли бы в Баево и назвали город Весельчанск, потому как сюда переезжали бы на жилье самые веселые люди со всей Кулундинской степи. Вот если скромно, то такие, как мы с Васильичем.
Правду говорят, душа к душе тянется. Работаю я спокойно после педучилища в школе и вдруг как потянуло, как потянуло. Куда, куда. В Горно-Алтайск. Внутренний голос как начал нашептывать: Езжай, Толян, там красиво, а девки – одна лучше другой. Да и учиться дальше надо. Ох, уж этот внутренний голос. Знает ведь чем задеть. Кто же откажется от красоты, учебы, а уж от девчонок и подавно.
– Да, подожди ты перебивать. Конечно, поехал.
– Ну, ты даешь, дед. До Барнаула в два с лишним раза ближе, чем до Горно-Алтайска, если уже задумал учиться, – не вытерпел внук Димка.
– Тебе легко рассуждать, Димон. Ты женатый человек, пацаква растет. А я тогда молодой был, да холостой. Невесту страсть как уже хотелось. Вот и рванул в горы и очень-да надолго.
Мы сидим за праздничным столом прямо на улице. Маманя с папашкой постарались: я аккурат летом родился. В ограде хорошо, красиво: цветов море, рябина, малина – вообщем, лепота. На столе все как надо. И вдобавок – советская власть. Да. Ни бедных, ни богатых – все подровняк. А за столом что всегда? Да если праздничный. Правильно. Песни, анекдоты и разные веселушки. И захотелось мне рассазать внукам, их женам, гостям, какой у меня есть друг на этом белом свете. А почему захотелось? Дак самогоночки к дню рождения из степи прислали, вот и захотелось. Ага.
– Так Вы сегодня будете рассказывать про Васильича или на следующий год? – Ехидно спрашивает Татьяна, жена внука Димки, знал, что мои разглагольствия надо направлять почаще в нужное русло.
– Пардон, – на чистейшем французском, – извиняюсь я. – Сейчас будет вам Васильич.
Учусь, как вы уже поняли, в Горно-Алтайске, и не на заочном отделении, а на очном. Так получилось. Плесни-ка, Антон, чтобы речь плавне была. И вот где-то год прошел моей учебы, иду как-то по коридору в институте и вдруг из-за поворота вываливает навстречу… Серега Есенин! В башке мысли мелькают: вчера на свадьбе тамадой был, чё все еще не прошло? Протираю глаза, нет – Серега Есенин! Кричу:
– Серега, ты?
А парень:
– Какой я тебе Серега, отродясь Виктором был. Слушай, а ты откуда такой выискался?
Я-то Баевский. А ты? Голову на отруб, ты тоже из степи. Угадал?
– Точно. Из Волчихи. Поди еще и корешками станем?
Как в воду глядел. Закорешили, да так ладненько. Мне почему-то нравилось, что он похож был и на Есенина, и на Максима Перепилицу, и на Ивана Бровкина – героев наших юношеских фильмов. Веселый, открытый, всегда выручит, не завистливый.
– Часто встречались? – спрашивает кто-то, даже и не понял кто.
– Ну а как же. Конечно, часто. Я-то как-то сразу в институте к сцене прикипел, с агитбригадами по Горному Алтаю гарцевал, а Васильич сходу в туризм ударился, вскоре и я туда прислонился. А в туризме у нас все какие-то классные парни и девчата были: конечно, мы с Васильичем само собой, Юра Малков, Миша Решетняк, сестры Поповы, да всех и не перечислишь. Душой, ясно, была Неустроева Лия Станиславовна. Она как-то быстро на нас степнячков глаз положила: сама была тоже большая шутница, наша руководительница, и любила заводных. А Васильичу я доверял. Когда ваш дед на туристическом вечере летел через весь актовый зал по канату спиной вниз на карабине, кто страховал? Ясный перец, корешок. В походах часто около него гуртовались: сам похохотать любил и другим покоя не давал. Да он и сейчас такой же. И тут не выдерживает и вклинивается Антон, младший внук:
– Так он и сейчас заядлый турист.
– С чего это ты взял? – Вылетает у меня, и зря.
– Как с чего? – Не унимается нахал, – и сейчас с рюкзаком ходит, только он у него почему-то не сзади, а спереди.
Взрыв хохота за столом. Действительно, с годами животик у другана ого-го и еще немного.
– Ты ладно над старшими подсмеиваться, – делаю я сердитое лицо, – посмотрим, какой у тебя будет рюкзак в его годы.
А тут уже снова летит вопрос:
– А как Васильич в Усть-Коксе оказался?
– Да как. После армии предложили два района – Турочак и наш. Витек говорит, как вспомнил турочакских комаров почти с ладонь, решил, нет, в Усть-Коксу. Тем более, знал, что я здесь. А как же. Вместе надо гуртоваться. Вот и приехал.
– А почему в те времена, когда вы работали завучем один, другой – организатором – все улыбались и говорили «ну, эти три «Б»?
– Эх, время-времечко, – нарочито сокрушаюсь я. – Так третьим был Бебекин Валентин Викулыч. Он нам был как отец родной. Во всем доверял. Кто помнит, Викулыч был тогда директором. Васильич-то Бурмистров. Вт они и все три «Б». Не знаю, но почему-то мы частенько ходили втроем и в районо, и в бухгалтерию. Как заходили, женщины сразу: все, кончай работать – три «Б» пришли, приготовьте животы для хохотушек.
– Не, ну и работали всегда с задором, с учителями только на дружеской ноге. А какие концерты закатывалив Доме культуры на праздники. Васильич хорошо на баяне играет, поет, мы тоже рады стараться – подпевали, да еще как.
– Дед, а правда, что вы с Васильичем «Танец маленьких лебедей» танцевали в настоящих костюмах и на полном серьезе?
– Было дело, было. Только с нами еще Валера Репников был. Мы-то на полном серьезе, а зал чуть с ума не сошел от хохота. Они-то здоровые, как раскрутили меня, как под потолок винтом закрутили, зал замер – останется школа без завуча. Нет, ничего, обошлось.
Вмешивается сосед Олег:
– А че в школе в учительской правда бильярд стоял?
– Точно, стоял. По воскресеньям в школе полдеревни мужиков – любителей этой игры собирались. И без курева, и без спиртного. Вот так-то, друзья  мол. Но как французы говорят: се ля ви. Школьная секретарша Лидия Васильевна объявила, что шары кто-то украл. Прошлось смититься, жаль, конечно.
– Слушай, дедуля,… – Это так внук Антон ко мне подкатывается, когда хочет, чтобы я рассказал что-то. – А что за бригада пришколе была? При нас-то этого не было. Расскажи.
– Была такая бригада. И называлась она производственной. Васильич, ну очень любил в ней работать. В шестнадцати километрах от села – поле, два корпуса спальных, пищеблок, водоем, движок для подачи света и еды как на убой – и все бесплатно.
– Так это же как в сказке, – слышатся восторженные голоса за столом.
– Сказка, не сказка, а здорово, – отвечаю я Антону. – Картошку, капусту выращивали, пололи, поливали, купались, загорали, в разные игры играли, вечерами танцевали. И все это на природе. Васильич и здесь был заводилой. При первой возможности вырывался и я в гости к друганку в бригаду. И с радостью. Ага.
– И никто не убегал из бригады? – Слышатся недоверчивые голоса.
– Да вы что, дорогие гостюшки. Кто же от добра бежит. Это сегодня дети уже в начальных классах спрашивают, а сколько заплатите. Тогда такого не было. Ни мамки, ни папки рядом, как говорится, «Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья».
Да вы ешьте, ешьте, дорогие гостенечки. Вон на рыбку налегайте – друганок на день рождения прислал. На любителя, как говорят: Кому карась, кому хариус.
– А где он сам? – Спрашивает Татьяна.
– Дак где, в бригаде. Скоро подъехать должен, – говорю я ей. И уже, обращаясь ко всем:
– По молодости дни рождения всегда отмечали вместе. У него через день после моего. Ух и отмечали! По-степски. С размахом. Один раз даже подарки в забоке забыли. Через три дня вспомнили. И главное, нашли. Такая радость была, что еще раз отметили, то ли его, то ли мой, скорее всего – оба сразу.
Тут уже подключается дочка Катя:
– Папа! Чему молодежь учишь? Пока Васильич едет, расскажи, как он тебе с баней помог.
– А правда, послушайте, как помогают настоящие друзья. Кать, пивка холодненького любимому папе, не слабо? В горле все пресохло.
– Пап, только немного. Видишь – люди ждут.
Гости, действительно, с интересом смотрят на меня.
– Нас с Васильичем матери и родили, наверное, в бане. Это сейчас у меня баня есть, а раньше не было. Дак у многих не ыло. Ага. А мылись где? В общественной, как в Греции. Но там все чинно, благородно, а у нас все со смехом, да с хохотом.
– Пап, ты будешь по делу, или пива больше не принесу.
– Катюха, перехожу к делу. Друган мой жил в это время в нашем же районе, но в другой деревне. Я к нему: выругай, Витек, помоги с баней.
– Да не вопрос, жди звонка. И точно, недели через две позвонил: Приезжай, забирай лес. Представляете, за пять бутылок водки приобрел баню. Это бы сегодня, так сколько учительских зарплат уложил? То-то. А тут мужиков угостил и ладушки. Представляете, сам срубил. До сих пор вон она стоит милушка моя. Приезжал Васильич, ленточку разрезал. Ага. Пока за каждый угол не выпили, париться не пошли. Правда, Катя?
– Правда, правда, папка.
– А уж рыбачить с друганом ездить – одно удовольствие. То ли слово какое знает, или просто пруха, но редкий случай не обрыбачит. Если что-то с клевом не идет, всегда говорит: «Зря вчера лишнего принял на грудь. Карась, гад, и тот запах чует, не клюет». Все время живет с шутками да прибаутками. Ради рыбалки он готов на все: дождь, ветер, снег – ничего не страшно.
– Это ведь он затащил тебя на подледную рыбалку? – Спрашивает Димка.
– Он, он, – прихлебывая холодненькое жигулевское, отвечаю я и хитровато посмеиваюсь, – мало ли куда он меня не затаскивал за все эти годы.
– Это ты на что намекаешь? – Шутливо строжится Катерина.
И вэто время раздается веселый, призывный сигнал другановского «Жигуленка». И автомобиль-то весь в хозяина – такой же крепкий и выносливый. Васильич предан ему и любит, как можно любить только женщина. Эту любовь можно выразить словами:
Простите меня, я природный степняк,
И твердо с пеленочек знаю,
Что «жигу» свою на любой кадиллак
Во веки веков не сменяю.
 Услышав эти слова впервые, довольно засмеялся:
– Это точно, не сменяю. Это моя работяга, кормилица. Куда вашим иностранцам. И звучит словно зас…цам.
За столом сразу оживление, чувствуется, что новому гостю рады. А он сразу: «Женщины, предупреждаю: сильно в упор смотреть не буду, Галя не велела». Галя – жена Васильича. За столом с новой силой и надолго шутки, песни, смех.
Вот такой он – мой земляк, корешок. К тому же, добрый, любящий дед. Внуки в нем души не чают.
Вы можете представить, что мы дружим больше сорока лет? Как говорят некоторые юмористы, столько не живут.  А мы с Васильичем не только живем, но с годами, кажется, не можем уже обойтись друг без друга. Судьба нас мотала, била и очень сильно. Поднимала и бросала со всей силы наземь. Ан, нет, поднимались степнячки всем назло и упрямо шли, и идут по жизни. Когда в моей жизни произошло несчастье и я остался один, всегда рядом он – Васильич. Как-то в пылу откровенности возьми да прочитай ему эти строчки:
Да, бывших степняков на свете не бывает.
Не потому что тянет туда вновь?
Душа моя здесь отдыхает.
И это называется любовь.
В степях родных и женщину я встретил,
Ту, о которой так мечтал всегда,
Нет больше таких глаз на свете –
Теплей и ласковей, чем наша Кулунда.
Как сложится судьба, пока не знаю,
Гадать об этом просто не хочу.
Но степь и карие глаза на злато не сменяю,
Скажи мне «да» и сразу прилечу.
Он долго смотрел на меня, потом обнял за плечи, потерся своей седой головой о мою, тоже побелевшую, и тихо сказал: «Ты, друганок, подумай хорошо. Прошлого не вернешь. Сердце – вещун. Подсказывает – рано или поздно надо ехать, жизнь одна. А дружба, что ж. Она как была, так и будет. Сколько нам осталось – один Бог знает».
И мы, скрывая глаза друг от друга, обнялись.
А. Бородин.
Февраль, 2015 г.