Меня, в детском возрасте пережившего страшную войну, всегда привлекала её история. Я перечитал о ней много книг, доступных в годы моей юности, но не менее интересны мне были рассказы фронтовиков. От них я узнавал не прикрытые ложью факты, о которых в изобилии писали в книгах, а их личные восприятия всего того, что происходило на войне. Мало кто из участников войны любил рассказывать о ней, отделываясь малозначащими фразами. Важно было уловить момент, когда они сами пожелают излить то, что накипело на их сердцах.
В советское время было принято на праздники устраивать дежурства. Это, видимо, пошло с тех пор, когда считали, что страна окружена врагами, которые только и мечтают устроить диверсии, чтобы трудящимся испортить праздники. Обычно дежурных было двое: один - член партии, а другой – комсомолец, ему в помощь.
В одном из праздничных дежурств моим старшим был токарь Василий Егорович, которому больше нравилось обращение дядя Вася. Он уже был дедом, вызывал глубокое уважение, несмотря на рабочую профессию, имел интеллигентный вид. Трудно его было представить отважным солдатом, но в День Победы он надевал ордена и медали, которые, как известно, с неба не падают.
Дежурство сводилось к пребыванию в приёмной с периодическим обходом территории завода. В случае ЧП, следовало оповестить соответствующие службы. Диверсанты так глубоко затаились, что их не было ни видно, ни слышно. Поэтому дежурство сводилось к сидению в положенные часы. Спать было не положено, да и негде. Я понимал, что мне представился случай пообщаться с интересным собеседником, что поможет с пользой провести время дежурства.
- Дядя Вася! Я знаю, что вы воевали. Расскажите, пожалуйста, о войне, - попросил я.
- А о чём ты хочешь услышать? Хотя война длилась всего четыре года, в ней произошло столько всего, что в мирное время хватило бы на целый век.
- Я много читал о героях войны, но мне интересно было бы услышать от вас об антигероях, которые тоже были, и о которых почти ничего не пишут.
- К сожалению, и такие тоже водились.
- Вам приходилось сталкиваться с самострелами?
- Да. Так называли тех, кто умышленно наносил себе увечье, чтобы их отправили в тыл. Чаще всего они сами стреляли себе в руку или ногу, отсюда и их прозвище. Официально такие действия назывались членовредительством. Военные хирурги легко выявляли этих уродов и докладывали особистам. Участь самострелов была незавидной. Чаще всего их расстреливали, порой перед строем, чтобы другим было неповадно следовать их примеру. Наказывались и те, кто помогал им нанести раны. Должен сказать, что самострелов было немного.
А теперь случай из моей фронтовой жизни.
В сентябре сорок второго года наш полк получил приказ выбить гитлеровцев из одной деревни, которую они недавно захватили. Обстановка на фронте была напряжённой. Немцы ворвались в Сталинград, и там шли ожесточённые бои.
Наша атака едва не захлебнулась, так как потери были значительные. Враги хорошо укрепились в деревне и вели оттуда ураганный огонь, а мы наступали по степи. Когда до ближайших домов оставалось совсем немного, я почувствовал сильную боль и свалился на землю. Ногу словно прожгло раскалённым железом. Лежу и вижу, что наши бойцы ворвались в деревню. Из раны хлещет кровь, а я не могу шевельнуться. Наконец, появилась сестричка и перебинтовала моё бедро. Выстрелы прекратились, и два бойца отнесли меня к грузовичку, где уже были другие раненые. На нём нас и отправили в госпиталь.
Хирург, который делал операцию, сказал, что мне ужасно повезло: пуля прошла навылет, не повредив кость и не задев артерию. Пролети она на пару сантиметров ближе, и я не смог бы иметь детей. Это было бы настоящим членовредительством.
Госпиталь располагался в школьном здании. Я относился к легкораненым, но было полно и раненных тяжело. На их страдания нелегко было смотреть, а их стоны и крики больно слушать. Обратил внимание на раненого с гипсом на ноге. Невзирая на это, он помогал другим раненым, медсёстрам и санитаркам. В его действиях проявлялась суетливость и услужливость. У меня он не вызвал симпатии, а вид у него был как у побитой собаки. Разговоров со мной он избегал.
На мои расспросы хирург ответил:
- Этот Ваня – самострел. Вот он и старается, чтобы его простили. Когда вылечим, его расстреляют.
После этих слов мне стало жалко мужика. Знает, что ему угрожает, но надеется на то, что всё обойдётся.
Моя рана оказалась не такой лёгкой, так что в госпитале я задержался почти на месяц. По Ваниному примеру я также помогал другим раненым и медперсоналу. В один день он исчез.
- Что, уже вылечили Ваню? – спрашиваю хирурга.
- Вылечили и уже расстреляли.
- Как жаль! Мужик он, видно, был хороший. А вы могли повлиять на его судьбу?
- Мы написали на него положительную характеристику, да кто её читает. Война есть война.
- А что, нельзя было направить самострела, к примеру, в штрафной батальон? – спросил я у дяди Васи.
- Не знаю, возможно, такое и допускалось. Запомнил я случай с другим самострелом.
В нашем полку были два бойца, или как тогда назывались, красноармейца. Как их звали, я уже не помню, кажется, Тахир и Зураб. Дружили они крепко, где один, там и другой.
Однажды полк был на переформировании. На следующий день должны были отправляться на позицию. Один молодой парень пошёл в ближайший лесок по ягоды и обнаружил там Тахира с прострелянной головой. Кто стрелял? Неизвестно. Припомнили, что вместе с Тахиром в лес ходил Зураб. Командир вызвал его к себе. Привели солдата, который весь трясся. Отпираться не стал и сразу признался, что он убил товарища. Командир спросил его, почему это сделал. А тот ответил, что Тахир попросил его прострелить ему руку. Он долго отказывался, но друг его уговорил. Тахир поднял руку, а когда Зураб выстрелил, у него дрогнула рука. Пуля попала несчастному в лоб, и он свалился замертво. Зураб не просил к себе снисхождения и был готов понести любое наказание.
«Ты хотел убить товарища?» - спросил командир. «Нет, только прострелить ему руку». «И правильно сделал, что убил труса» - вынес решение командир. Он не стал передавать Зураба в трибунал, и тот продолжил воевать, пока не погиб во время артобстрела.
- Повезло Зурабу, что его не расстреляли, - подал я голос. – Его бы наказали даже, если бы он только ранил товарища.
- Если кому повезёт, так повезёт, - невесело подтвердил дядя Вася. – Ладно, бог любит троицу. Расскажу тебе ещё об одном случае.
Когда мы освобождали Украину, в нашу часть после училища прибыл молодой лейтенант, который стал командиром взвода. Запомнил его фамилию – Гнедюк. Недалеко от небольшого города немцы перешли в наступление. Лейтенант приказал рыть окопы. Он взял у кого-то автомат, ударил прикладом по земле со словами: «Рыть окоп здесь!» От удара автомат выстрелил. Пуля прошила парня снизу. Спасти его не удалось. Он погиб до своего первого боя, а было ему всего двадцать лет.
Можно сказать, что он стал самострелом, хотя это был всего лишь несчастный случай. К сожалению, на войне бывали и несчастные случаи.
Василий Егорович немного помолчал, а потом сказал твёрдым голосом, сжимая кулаки:
- Мы воевали трудно, но мы победили!
За окном была тихая ночь.
- Слава! – обратился ко мне дядя Вася. – Ты как хочешь, а я вздремну.
Он положил руки на стол, опустил на них голову и через минуту раздался его негромкий храп.
Я вышел на заводской двор и стал шагать по нему, переваривая всё, что услышал. Человек не рождён для того, чтобы воевать и убивать других людей, а только для того, чтобы радоваться и радовать других. Таким как Василий Егорович приходится всю жизнь нести тяжкий груз воспоминаний. Но они воевали вынужденно, победили грозного врага и потому достойны уважения и любви потомков.
Начал брезжить рассвет. Новый день вступал в права.