Диалог в пивной

Владимир Степанищев
     Я скучаю по старым московским пивным: по их табачному сизому смраду и глухому вокзальному гулу; по с пеной у рта спорам о судьбах мира, бабах или футболе; по то там то тут вспыхивающей драке из-за ничего; по тайком, пока не нагрянул милицейский патруль, разливанию пахнущей ацетоном водки в грязные пивные кружки, от которой получался такой «ерш», что глаза на лоб; по грошовым сушкам с крупными как бриллианты кристаллами соли на загорелых спинах их; по вдруг затянутой кем-то в дальнем углу песне «Эх, полным-полна моя коробушка…». Теперь таких нет. Исчезли как вид. Странно это. Люди вроде с виду те же, а пивных нету. Как легко, как быстро поменяло москвичей время. Запрет на общение как раз общение это и провоцировал, просто толкал людей друг к дружке. Теперь общайся-залейся, ни тем запретных, ни в способах самовыразиться дефицита нету, а народ, вишь ты, по щелям. Понятно же – не в пиве было дело – просто хотелось поговорить. Поговорить и послушать. Я - так больше любил слушать, потому как, против возможного предположения, народ ходил туда любой, всякий: и работяга в промасленной спецовке, и профессор философии в аккуратной бородке, и студент, и клерк, и поп-расстрига и у всякого такой свой непохожий взгляд на мир. Не говорю, что время было лучше – хуже было время, голоднее, пакостнее, паскуднее. Хочешь жить лучше – ступай в партию, но и становись, будь ласков, подлецом. Это у них вроде причастия было, типа входного билета – стукануть, подсидеть, оболгать… А, может, ничего и не поменялось. Вид, способ свинства изменился, а суть та же, только…, только старых московских пивных больше нету. А жаль…

     За соседним столиком стояли два очень разные человека. По утрам в пивную ходят либо пьяницы (неважно какого социального слоя), коим похмеление необходимо натурально как воздух, либо студенты, которых еще не тронуло смрадным дыханием своим даже понятие похмелья, но где ж еще лекции прогуливать-то? Один был точно студент, другой…, другой - непонятно кто. Спивающийся человек, пускай и интеллигентный, постепенно утрачивает манеры, какие возможно у него и были, а что до неординарности мышления, так она свойственна и царю и рабу в одинаковой, если не в большей мере последнему.

- Предчувствие, б…! Слово-то какое бестолковое. Если ты ждешь, к примеру, чего-то хорошего либо боишься чего, это, браток, уже понимай чувство, а не какое-то предчувствие. Нет такого слова вообще, как нет осетрины второй свежести. Это все равно как преджелание, прости господи, посрать, - зачем-то перекрестился интеллигент и по всем признакам атеист. - Хочешь – идешь в гальюн, не идешь – значит ничего и не чувствуешь, позывов то бишь нету.
-  Да черт с ними, с терминами! Во прицепился! – горячился студент. - Я же говорю о предсказаниях: Нострадамус там, Ванга, Мессинг, Матрона Московская. Пускай не предчувствовали, а чувствовали, да даже просто знали наперед, но ведь…
- Господи! Да чего с того-то? Вон Христос твой все знал наперед, даже папу накануне просил-умолял не делать этого, пронеси, дескать, мимо чашу сею, б…, а вышло как вышло. Папу, б…! Отец родной сына на заклание не пожалел, а чего ради-то?! Тут чувствуй-не-чувствуй, хоть обпредчувствуйся до поносу, а висеть тебе дохлой рыбой на кресте, прости Христос богохульника, и, повторюсь, чего ради? Кого он спас, помри он или обживись еще тыщу лет? Кому на хер нужны все эти предсказания? Кому они толк какой сделали, пользу дали? То есть я понимаю, кабы Приам, послушавши Лаокоона или Кассандры, не помню, б…, сдал бы Трою данайцам без боя, точно ведь, заранее зная, что и так конец ей, - он бы тогда хоть народ свой уберег, да и сын был бы жив. Но ведь не послушал. То есть я к тому, что верю в такой дар, но смысла не уразумею никак. Награди меня создатель чем таким, я бы уж точно в другую сторону стал глядеть.
- В смысле?
- А в смысле ровно в противоположную, назад то есть. Историки, мать их в глотку, врут, сука, напропалую. Всякий новый китайский император новой династии не токмо вырезал до седьмого колена всех родственников предшественника, но и всякое письменное упоминание о нем сжигал; каждый новый фараон скалывал иероглифы о прошлом со всех стен и скрижалей; и так было во все времена у всех народов, в результате чего мы не то что про шумеров, мы на полсотни лет назад правды не знаем ни о себе, ни, тем паче, о каких-то там зулусах. Историки… Первые проститутки на земле, б…! Но кабы в них было только дело. Дело в нас самих. Нам самим чхать на свою историю, будь она хоть правдой, хоть вымыслом. Нам будущее подавай, но ведь и тут, сука, лгут все! Нам уютно только когда прорицатель предречет нам хорошее будущее, а историк подстелет хорошее прошлое, ну мы ровно корова, у которой в хлеву ее теплом впереди воз сена до потолка, а сзади говно прибрано. В сущности историки и есть те самые говновозы, ассенизаторы, б…
- Так и я тебе твой же вопрос задам, – возражал студент, - что толку-то? Что нам будет с того, что мы узнаем правду о том, как Ленин убил Николая, Сталин убил Ленина, Берия Сталина, Хрущев Берию и прочее? Правдивая, неправдивая ли история – будущего, да и настоящего она не изменит никак - так ведь? Вот представь, что у тебя действительно есть дар видеть прошлое и ты узнаёшь, видишь, что твоя мать нагуляла тебя от совсем не твоего отца, а, как говорят в народе, от заезжего молодца. Что это тебе даст?
- Чего-о-о? – грозно протянул достаточно уже напохмелявшийся интеллигент и бухнул кулаком о стол так, что подпрыгнули кружки.
- Вот я и говорю, - отскочил на всякий случай студент, хоть разница в весе и возрасте была явно в его пользу, и передразнил, - чего-о-о? Провидец будущего, он хоть надежду дает, а провидец назад, честный историк то есть?.. Ты вот готов мне рыло начистить лишь за предположение, а за правду поди и нож всадишь? Вот и выходит, что ложь про будущее и лож про прошлое – все во благо. Я не хочу знать, что меня подкинули на чужой порог, но не хочу знать и того, что завтра меня переедет трамвай. Знание правды делает человека несчастным. Нам тошно не только от правды, но даже от предчувствия ее, как бы ты ни утверждал, что такого слова нету и я сослагательному «кабы знать» предпочту повелительное «чтоб не знать». Эй, дядя, ты чего?..

     Дядя опустил голову на руки. Плечи его вздрагивали. Спустя время он взял себя в руки, поднял покрасневшие от слез глаза и опрокинул в себя полную кружку пива без отрыва.

- Я сирота, сынок, - перевел он дух и закурил. - Я выжил. Я, детдомовский, выкарабкался, поступил в университет на исторический. Я выучил и… возненавидел свою науку за ее ложь… Я полюбил женщину и она предала меня ложью… Я не выстроил дома, не вырастил дерева, не вырастил детей, я пропил профессию и уважение друзей. Вечером водка, утром пиво – вот вся моя экзистенция, б… На моей могиле никто уже не скажет, не сочтет возможным, да просто некому будет сказать: «здесь погребен человек», но…, возможно, где-то по земле ходят еще моя мать или мой отец, может быть, братья или сестры, и я бы сейчас отдал жизнь, лишь бы знать правду о себе, прикоснуться к ней иль увидеть хоть издалека... Возможно ты прав – незнание облегчает жизнь, но оно делает невыносимым умирание. Пускай сейчас тебе и уютно в тепле, в перине неведения, но когда коснется тебя впервые твое предчувствие непоправимой уже лжи – не спрашивай, по ком зазвонит колокол – он зазвонит по тебе и тогда ты ой как пожалеешь, что прожил жизнь головою в песке. А пока… принеси-ка еще по паре кружек. Угощаю…, - тут интеллигент положил на стол мятый желтый рубль и… впервые за утро улыбнулся.

     ***
     Старые московские пивные… Их больше нет. Интересно, куда теперь прячутся и где выплескиваются человеческие боли? Исповедь в церкви? экзальтация у психолога? Пьянство в одиночестве не облегчает, а лишь усиливает его; общение в сети, не видя глаз и эмоций, не освобождает душу от печали… Верните, вернитесь в старые московские пивные и вы увидите, как прекрасна правда… не о прошлом, не о будущем – черт с ними, но хотя бы о настоящем.