Гул голосов мешался со струнным квартетом, дух шашлыка - с ароматом ванили. Фарфор чашек, хрусталь люстр, серебро ножей заполнили огромный зал без остатка. Официанты бегали все быстрей, пробки от шампанского хлопали все чаще, а перепелки задирали вверх настолько крохотные жаренные ножки, что если бы Сан Санычу сказали, что их специально бинтуют еще с инкубатора – он бы и этому не удивился.
Напротив Городецкого восседала седая леди со смешливой кучерявой внучкой, а чуть левее – бабуля попроще, но с бриллиантовым колье и с лысой киской в обнимку. В остальном гости, в строгих костюмах и в платьях с дырками во всю спину, были явно западные; хотя пару раз слышались наши знакомые выкрики и даже выражения, да в углу, напротив рояля, сидел какой-то грустный огнепоклонник - в чалме, но без дудочки.
Женька быстро пробежала глазами несколько листочков и, подписав их, отдала Аркадию. Она несколько раз выходила из зала – ее постоянно дергали разные гладко прилизанные обслуживающие личности. Аркадий, самый из них прилизанный, не сгибаясь, подложил новую стопочку и посмотрел на Городецкого. Ни черта она сейчас не отдыхает, подумал Сан Саныч. Тоже мне, отдых! Знаем мы этот отдых, как у ярмарочной лошади: голова в бубенцах, а задница в мыле. О Женьке так говорить нехорошо, подумал он, сам ты задница. В мыле. Хмурится она много, подумал он. А вот карандашик - всегда так прикусывала, самый-самый кончик. И морщинки раньше исчезали, когда она переставала смеяться. Или не исчезали? Черт, дурак, какой дурак! Он как-то провожал ее домой, откуда они шли тогда? да какая разница. Она была в красном таком комбинезончике, сумочку крутила, туфельками цокала… А он все молотил языком и молотил, без устали. Она сказала - давай присядем, я запыхалась. Запыхалась она, Женька, волейболистка районная – запыхалась, ха! Сели под акацией, в черноте полной, такой запах, такой густой - прямо руками можно было потрогать… И никто ничего не потрогал. Черт, дурак, какой же тогда он был дурак! Впрочем, тут, мало что изменилось.
Аркадий, оттопырив копчик, опять что-то осторожно опустил с лопаточки в тарелку Сан Саныча, что-то мягкое и желтовато-бурое с загнутым сверху листочком.
Женька подняла глаза и улыбнулась.
- Ну что, партнер, давай, рассказывай, что там за четверть номеров.
Окутав Сан Саныча райским запахом неведанных людьми утех, она склонилась к нему и быстро набросала на салфетке основные параметры своего бизнеса. Увидев, какая у нее номерная загрузка, и какой среднеотпускной тариф номера, Сан Саныч понизил прогноз своей помощи до десяти процентов. Он достал типовой договор и они, соединив головы, быстро прошлись по пунктам. Их указательные пальцы, прижавшись друг к другу, вместе скользили по строчкам, а он все вдыхал и вдыхал этот тропический запах, вдыхал и вдыхал. Где тут Женька, а где эти парфумерности? Он подумал, что для ответа на этот вопрос нужно и Женьку, и духи - нюхать несколько раз и, конечно же – тж\щательно и по отдельности.
- Что ты грустная, Жень, - спрятал Сан Саныч бумаги. – Нормально всё?
- Конечно нормально, - невесело ответила она. – Устала просто. У нас в Прибалтике четверо компаньонов на фирме, мой Отто и еще три мушкетера. Строительный бизнес, крупный. Так что гостиницу эту он мне построил на раз, - она обвела пальцем ободок бокала, - Знаешь, жене иногда салон красоты покупают, чтобы по красоте не скучала. Я сначала и не хотела, а теперь втянулась. Теперь это моё, и знаешь – такое родное, - она погладила пальцем ножку бокала. - Представляешь, я в Турции, в Таиланде – заполняемость до процента чувствую. Я проверяла, на спор – подходила, знакомилась с управляющим.
Она встретилась с ним глазами.
- Надо бы – осмотреть, - голос у Сан Саныча неожиданно просел, - твою гостиницу. А то я заполняемость не чувствую.
- Какой ты смелый, - Женька вдруг наклонилась и взъерошила ему волосы.
- Фенькью, - отодвинула тарелку Ильза.
- Женькью, - согласился Боря. - Даст ист фантастишь. Ну, я и налопался, девочки, ну, я и налопался, мальчики. Жратвоприношение прямо какое-то!
Аркадий не отступал от Сан Саныча ни на минуту, и даже, кажется, потянул один раз за рукав - в тарелке тогда фуагрилось совсем что-то изысканное, но Городецкий даже не ковырнул эту нашу прелесть.
- Ты совсем не ешь, - упрекнул Женю Сан Саныч.
- Да не хочется что-то, - она улыбнулась. – Сейчас все закончится, я возьму пару эклеров и пойду к себе.
- Эклеров?
- Мне еще пролистать аудиторский отчет нужно. Знаешь, какой он толстый и пыльный?
- Завтра пролистаешь.
- Мне утром улетать. Извини, я сама за час до ужина узнала.- Женька постучала пальчиком по верхней губе. - У меня утром суд. Я развожусь, Саша.
Сан Саныч с сигаретой в руке вышел к бассейну. Подсветка была выключена и лунная дорожка змеилась по воде к юноше в черном фраке и черных локонах, который играл на скрипке что-то нежное и больное. Парк, старинный парк понимающе шелестел навстречу. Прибалтийский Женькин муж отхватил кусок самого лучшего места в городе – мало того, что рядом с набережной, еще и этого парка гектарный шмат в придачу. Какую там инвестицию в какую там инфраструктуру он внес – сие плотно покрыто самой что ни на есть коммерческой тайной. Но в сорокатысячном городишке, который только пятнадцать лет как отважно оставил за плечами статус «поселка» какого-то типа - неизвестного, но городского - появился объект межгалактического значения: четырехзвездочный! отель! Женька, романтическая Женька, Гриновская поклонница, не дождавшись тусклого Грея, поехала за тридевять земель и нашла его сама, и сама этого тугодума женила. Но уж отель он ей отгрохал миллионный, такие вот корпуса с парусами. Да, правильно: корпусов было два. Первый – большой, четырехэтажный, ярко-розовый, с рестораном и прикнувшим к нему баром, в нарядной иллюминации. За ним второй – на этаж ниже, и - совсем алый. А что? цвет такой, романтика, никаких «красных фонарей», чистый Грин, наше морское темноморье. И вот уже два года, как корпуса стали визиткой Светловска, на всех календариках, пепельницах, футболках, на всех холодильниках страны – тысячами и тысячами магнитиковых воспоминаний.
Слева, под вышкой, качнулась тень.
- Закурить не найдется? – машинально среагировал Сан Саныч.
- Для хорошего человека – всегда найдется, - невысокий, кряжистый мужчина, прихрамывая, шагнул навстречу. – Вы по две обычно курите? – кивнул он на зажатую в руке Городецкого сигарету.
- Да так… она – сломана, - Сан Саныч резко отшвырнул предательницу.
Длинная, узловатая рука протянула открытую пачку «парламента». Вторая чиркнула огоньком пониже груди, и Сан Санычу пришлось, сцепив зубы, сильно наклониться беззащитной шеей, прикуривая от чужой зажигалки чужую сигарету.
В центре зала, с микрофоном наперевес, Ильза действительно напоминала Жанну Дарк; а Боря, присевший рядом с ней на одно колено – ее верного боевого коня, устало поднявшегося на дыбы. Гости уже разошлись и вокруг выступающих сбились в кучу несколько официантов и еще каких-то работников, которым Боря приказывал хлопать, называя их товарищами кухонноармейцами.
- Как тут у вас? Как Боря? – Сан Саныч подошел к Женьке сзади почти вплотную.
- Да нормально. Боря мглою небо кроет. Собрал митинг поварских трудящихся.
- По-моему, еще держится.
- Ты где был? – она, не поворачиваясь, запрокинула ему на грудь голову.
- Курил. Там у тебя скрипач на скрипке играет, - наклонился он к впадинке под ушком.
- А на чем скрипач, Саша, должен играть?
- Так ушли уже все. Пойди его выключи, – духи и вправду были какие-то необычные, наверное, со специальным завораживающим эффектом.
- Хорошо, выключу, – она обернулась, и, взяв его под руку, прижалась щекой к мгновенно онемевшему плечу.
- А возле бассейна какой-то орангутанг учил меня жизни.
- Это наш спаситель, - вздохнула Женя.
- У вас свой Спаситель?
- Не богохульствуй, Сашенька. Я сказала - спасатель, ну - матрос-спасатель при бассейне. Отставник, мичман с подводной лодки. У него травма, его там, на дне, какой-то торпедой привалило. Что ты улыбаешься?
- Скажи еще раз «Сашенька».
- Мы продаем не плинчик, мы продаем… - Ильза щелкнула пальцами, - спирит!
- Блинчик, - тепленько дунула Женька в его ухо.
- Я понимаю, - в ответном поклоне Сан Саныч коснулся губами безумно нежной маленькой мочки. Запах накрыл его окончательно.
- Мы продаем тушу!
- Ильза говорит – мы продаем душу, - громко объяснила всем хозяйка гостиницы.
- Кому? - ужаснулся Боря.
- Мы в-к-ла-ты-ва-ем, - каждую букву Ильза отщелкивала пальцами отдельно. - Инвэстин! тушу в тело!
- Вас ист дас? – всплеснул Боря руками.
- Душу в тело – вступился Сан Саныч, - она вкладывает, Боря. Такая у нее работа.
- Тушу в дело! Святая! – взметнулся Боря. – Выпьем!
- Нет, эту песню не задушишь, не убьешь! Иди спать, Саша, я выделила вам номер.
- А Боря?
- Ильза приведет Борю.
- А ты? - Сан Саныч выпрямился и замер.
- Я не хочу спать. Я полистаю отчет.
- Я тоже не хочу спать. Я хочу листать с тобой отчет.
Женька накрутила локон на палец.
- Ну-у, хорошо, партнер. Пойдем - покажу тебе свои хоромы.
...продолжение следует