Светает, светает, светает...
Святая, святая, святая,
Ты спишь, разметавшись во сне,
Бормочешь, светясь безмятежно,
Безбрежно, бесстыже, безгрешно,
И грешные губы так нежно
Цветут, раскрываясь в огне,
В огне, в приближенье опасном
К рассвету, цветущему красным,
Красней твоих уст!.. И в неясном,
Мучительном, властном –
Ко мне...
***
Загляжусь осою ржавой, жалом, тускло заблестевшим –
Полосатым дирижаблем над окурком пожелтевшим,
Загляжусь янтарной жилкой – солнечной! – в разрезе сада,
Виноградною пружинкой с нежной гирькой винограда,
С подоконника свисая, в створках отражусь зеркально,
Веерным разбегом сада раскадрован моментально –
Точно кто меня покинет, чтоб извне изобразиться,
И мгновение застынет, и заставит прослезиться
Дефективным на экране, эхом тихого дурдома,
Всё мое существованье распустившего бредово...
Боже мой! Зачем всё это?.. Многофокусные призмы,
И разлом в дому, и лето перезрелой укоризны,
Где друг друга гордо мучим по безмолвным одиночкам,
Где огромный миг озвучен только крохотным звоночком –
Звонкой девочкой, дочуркой, выбежавшей из-под душа,
Зыблющей под мокрой шкуркой всю светящуюся душу.
Вся она – в потемках взгляда, вся она – в сиянье тела,
Слава Богу, ей не надо проницать того предела,
Где в бесправной укоризне миг раздёрган на детали...
Две разъединённых жизни в ней еще не враждовали.
***
Последняя полупрозрачность,
Излом последнего тепла...
Преувеличена горячность
Внезапных отблесков стекла.
Чуть свет пылят, афиши клеют,
Шуршат горбатою метлой.
По переулкам горько тлеют
Костры с дымками над золой.
Рассветы долго прорастают,
Пунктиром облачков кроя
Маршруты, по которым стаи
В чужие поплывут края,
И пустота ветвей, щемяще
Сухим повитая дымком,
Им отзовется снизу мягче
Трамвайным, утренним звонком...
В прудах лежит густая тина
И звезды низкие блестят,
И преломленных паутинок
Сквозные контуры летят...