Первые прикосновения его рук показались болезненными и вызвали даже некоторое неприятие, но почти сразу кожа загорелась, я почувствовал, что мышцы расслабляются, и закрыл глаза. По мере того, как его пальцы скользили по коже, то растирая, то нежно поглаживая, мне сделалось тепло и томно, всё тело охватила лень, голова слегка закружилась, и я почувствовал медленно погружение в беспамятство сна - невыразимо приятное и необычное. Ведь наступление сна обыкновенно проходит незамеченным самим засыпающим, а тут я засыпал, и осознавал это, и млел от сладости этого ощущения.
Проснулся я от прикосновения ладони Уотсона к щеке:
- Просто показалось, что опять жар, - виновато пробормотал он. - Видимо, я ошибся. Как вы себя чувствуете? Отдохнули?
- Спал бы и спал - так приятно, - откликнулся я, потягиваясь. - Но время не может нас ждать бесконечно.
-А времени уже много, - озабоченно сообщил он. - Не передумали отправляться туда, Холмс?
- Ни в коем случае. Я сейчас почти уверен, что Страж был не один и действовал не своей волей. Если мне удастся понять, кто его направлял.
- По-моему, это уже известно: Морхэрти.
- Морхэрти, несомненно, играет во всей этой истории одну из ведущих ролей, но не уверен, что именно ту, которую вы ему отводите. Одевайтесь, Уотсон, и идёмте - нам предстоит работа, а теперь я, благодаря вашей заботе, чувствую себя в силах её выполнить.
Погода немного поправилась - было холодно, но солнечно. Я увидел, что снежная кромка на вершине Шнеебальшнаха словно стала шире. Зимой, как мне уже успели рассказать, снегом покрывается весь Тышланд, оставляя только озеро незамёрзшим, но сейчас стояла первая половина осени, и для этого времени было холодновато, что, с другой стороны, давало призрачную надежду на возвращение тепла.
Сон вернул мне силы, а чудесный массаж Уотсона практически снял боль и вернул подвижность членам, поэтому я шагал по тропинке довольно бодро - только шея всё ещё немного беспокоила меня - болело горло, и трудно было поворачивать голову.
Приблизительно на середине спуска я увидел поднимающегося нам навстречу Кланси. Он вежливо поздоровался и, ни о чём не расспрашивая, разминулся с нами. Но мне не слишком понравилась эта встреча. Уж не опоздал ли я с осмотром, и уж не ребёнком ли заодно заинтересовался местный сыщик? Мне показалось, что и Уотсон как-то насторожился - во всяком случае, продолжая путь, он несколько раз оглянулся через плечо.
- Давайте так, - предложил я, подходя к той самой расщелине. - Прежде осмотримся наверху. Тропы там нет, но пробраться, наверное, можно - либо у меня был обман слуха, либо эхо здесь причудливо искажает расстояния, но мне показалось, что я слышал чьё-то присутствие прямо у себя над головой.
- Хорошо, - покладисто согласился Уотсон. - Как скажете.
- Смотрите: справа подойти и вовсе нельзя - обрывистые скалы, за которые зацепиться без снаряжения нереально. Тем лучше - круг наших поисков сужается. Слева нагромождения камней, но вряд ли непроходимые. Пошли!
Мы оставили в стороне тропу, постепенно ныряющую в расщелину и принялись карабкаться по камням параллельно ей. Этот путь, действительно, не был непроходим, но следование им отнимало силы, потому что приходилось преодолевать силу тяжести под значительным градусом уклона. Я с трудом переводил дыхание. Горло пересохло, и больной бок снова принялся саднить и дёргать. Как вдруг моё внимание привлекло нечто такое, от чего у меня захватило дух.
- Взгляните, Уотсон, это же…
- Ну, конский навоз.
- А вы видели где-нибудь в окрестностях Пегаса? Сдаётся мне, запросто скакать по вершине Олимпа - его прерогатива.
- Пегаса я не видел, - спокойно говорит он. - Зато я видел белую кобылу и Вьоджин Мур. Она везде скачет верхом - даже по леднику Иланга. Встречаются же такие девушки-кентаврицы.
- А ведь верно, Уотсон, - припомнил я. - Я и сам её видел по дороге в Мэйринген - она отдыхала, а кобыла паслась неподалёку. Но всё же мне трудно представить, чтобы она смогла… А-а! Вот оно что! Вот теперь мне гораздо легче стало представить это.
- Что там? Что вы там увидели?
- Ну, в романах это называется «тайная тропа». Обычная, в общем-то тропа, вполне проходимая и пешком и верхом, но малозаметная неискушённому глазу. Если смотреть справа или слева, те большие валуны практически делают тропу невидимой, кажется, будто нагромождение камней монолитно, а на самом деле, между ними как будто проложен узкий коридор. Вот только откуда и куда он ведёт? Это непонятно. Здесь, как мы видим, тропа попросту обрывается. Интересно, где её начало?
- Мы можем посмотреть.
- Чуть позже, а пока мы спустимся в щель. Сдаётся мне, я упускаю очевидные вещи.
Спуск дался мне легче, чем подъём, тем более, что и голова моя была занята обдумыванием новых фактов.
Стоял белый день, но в щели было сумрачно, и тропинка оставалась влажной. Это было мне только на руку - я рассчитывал найти следы незатоптанными.
Тела Марты, впрочем, как и ожидалось, на месте уже не было. Да я, честно говоря, и не рассчитывал, что оно будет меня дожидаться. С другой стороны, утащить его, совершенно не наследив на влажной почве, было бы маловероятно.
- Остановитесь, - поднял я руку, придерживая идущего сразу за мной Уотсона. - Не путайте своих следов с вчерашними. Оставайтесь, где есть, я попробую что-то прочесть на этих листах.
- Хорошо, - он прислонился плечом к каменному выступу и превратился в наблюдателя.
Низко опустив голову, я осторожно прошёл несколько шагов и без труда идентифицировал свои собственные следы - у меня были на ногах - и тогда, и теперь, хоть и изящные и узконосые, но всё-таки сапоги - с тяжёлыми каблуками, подбитыми металлическими скобками. Их отпечатки отчётливо виднелись на непросыхающей почве расщелины. Так. А вот здесь я как раз подвергся нападению - следы спутаны, смяты, отпечаток падения тела. Что же дальше?
Я увидел уже знакомые отпечатки грубых башмаков стража, а в паре шагов - следы мужских туфель. Шаг широкий, даже слишком, носок вдавлен, каблука почти не видно - значит, обладатель туфель бежал. И следы обрываются совсем рядом к этой развороченной каше. Любопытно!
- У нас появился на сцене ещё один персонаж, - сказал я Уотсону. - Носит узкие туфли, как джентльмен. В эту щель он буквально ворвался, и я подозреваю, что именно его появление избавило меня от участи удавленного привидением. Что же произошло дальше? Страж выпустил моё горло и отскочил - вот его следы. Дальше, они простояли напротив друг друга какое-то время, и оба переступали и топтались, как кони. Полагаю, их беседа не была спокойной. А что же потом? О-о, вот и он, след волочения. Они потащили тело туда, откуда пришёл человек в туфлях. Попробуем проследить его путь, Уотсон?
- Зачем? Я и так знаю, куда он делся - вернулся обратно в санаторий.
- Значит, вы уверены, что это - Морхэрти?
- А вы в этом сомневаетесь?
Я пожал плечами:
- Да нет, пожалуй… Но едва ли он вернулся в санаторий с телом под мышкой, и куда подевался Страж?
- Дальше почва сухая, - махнул он рукой. - Вы ничего на ней не увидите.
- Попробуем рассуждать. Во-первых, что его вообще привело сюда?
- Он выслеживал вас или Стража.
- Он бежал, очень торопился. Почему он торопился?
- Потому что Страж на вас напал. Он увидел и…
- А как он мог увидеть? - перебил я.- Была страшная темень, я руки своей не видел.
- Кто-то позвал его на помощь?
- Не я. И, надо полагать, не страж.
- Значит, всадница? Вьоджин Мур?
- Смотрите: всё интереснее становится. Выходит, она наблюдала за происходящим.
- Не получается, - вдруг замотал головой Уотсон.
- Что?
- Она не могла наблюдать за происходящим по той же самой причине, о которой вы упомянули: было темно. Она бы ничего не увидела, глядя с верха тропы, со света, в тёмную щель.
- Я же и говрю: всё становится с каждой минутой интереснее. А теперь идите за мной.
- Куда?
- Ну, даже если он и вернулся в санаторий, вряд ли прихватил с собою труп женщины. Скорее, спрятал его где-то неподалёку - стоит поискать. Хотя, куда забавнее попробовать понять не куда он делся, а откуда он взялся.
- Что? Почему?
- По той же самой причине. Убийство - во всяком случае, нападение, произошло в доброй паре миль отсюда. И как сомнительно предположить, будто Морхэрти отправился в санаторий с трупом на плече, так же трудно и представить некоего носильщика, в негустых ещё сумерках аналогичным образом доставляющим труп сюда. Если только…
- Что? - снова резковато спросил Уотсон - я знал, что его раздражает моя привычка, впадая в раздумье, замолкать на середине фразы. Раздражала и в лучшие дни, когда он не ревновал, не злился на меня, не был встревожен и обеспокоен.
- Пока ничего, - тем не менее, отмахнулся я. - Идёмте. След волочения будет нам ориентиром.
Мы выбрались из щели и оказались на том самом лугу, где я видел Вьоджин Мур спящей, а её лошадь пасущейся неподалёку. Сейчас вокруг не было ни души.
- Трава примята, - сказал Уотсон, указывая рукой.
- Это как раз то, о чём я вам говорил. И для нас хорошо, что трава уже начинает засыхать - свежая, июльская, выпрямилась бы и скрыла следы, а пожухлая осталась, как её и примяли. Идите за мной, и мы, надеюсь поймём… - но я осёкся, увидев, куда ведёт след волочения по траве. Это был обрыв - край, нависающей над водопадом, как раз напротив нашего дома, но после длинного спирального поворота тропы.
- С хорошей оптикой, - сказал, щурясь, Уотсон, отсюда вполне можно наблюдать, как мы выходим облегчиться по утрам.
- Вас явно раздосадовало это открытие? - с улыбкой спросил я.
- Да, не очень приятно, - он передёрнул плечами. - На какой-то миг я прямо-таки почувствовал себя под прицелом.
- А вы недалеки от истины, - сказал я. - Тело, полагаю, сбросили вниз. Смотрите, последние ярды тропа идёт под уклон - достаточно положить сюда труп и подтолкнуть, и он сам скатится с обрыва. Поскольку дело было ночью, никто ничего не видел. Теперь мне почти всё понятно в этой истории, Уотсон, осталось только расставить точки над «i».
Ответом мне был негромкий хлопок где-то у нас за спиной, в воздухе что-то стремительно свистнуло, и Уотсон, вскрикнув, вдруг оступился и, покатившись кубарем, едва не полетел вниз. Он чудом, только чудом удержался от падения на краю тропы, хватаясь за пучки травы, рвущиеся под его пальцами и какие-то корни. Всё произошло так стремительно, что я сам ничего, совсем ничего не успел сделать, чтобы помочь ему - его спасло провидение, а я стоял, как болван, столбом, и только через пару долгих мгновений спохватился, чтобы сначала присесть, обернуться и поискать взглядом стрелка, а потом всё-таки запоздало броситься Уотсону на помощь.
Сообразив, что падение удалось остановить, он сначала просто подтянулся на руках, волочась по земле, интуитивно, почти бессознательно спеша оказаться дальше от края. Я ухватил его за руку и потянул на себя, тогда он судорожно вцепился в моё запястье и несколько футов до тропы прополз на коленях, а оказавшись на тропе, лёг ничком, как видно, лишившись последних сил.
Плюхнувшись рядом на землю, я испуганно затеребил его:
- Уотсон! Вы ранены, Уотсон? Ради бога, не молчите же, скажите хоть слово! Куда вы ранены?
Прошла, наверное вечность прежде, чем он поднял голову, диковато огляделся, бледный, как смерть и вдруг обеими руками вцепился в мою одежду, дрожа крупной дрожью и пытаясь заговорить, но вместо слов выдавливая из себя только отдельные нечленораздельные звуки. В минуты волнения у него нередко случались проблемы с речью - отдалённые последствия военной контузии. В таких случаях он начинал безудержно заикаться, и что-то понять, пока он не успокоится, порой бывало трудно. Поэтому я и теперь решил просто переждать - обнял его, прижал к себе его голову и стал гладить по спине, ровным голосом бормоча какие-то успокоительные банальности. Крови на нём не было видно и хуже ему не становилось, значит, если пуля и зацепила его, то только вскользь. А вот звук выстрела не был мне незнаком - я уже знал, что так стреляет духовое ружьё. Но напрасно я продолжал оглядываться и прислушиваться - на лугу по-прежнему не было ни души.
Дрожь Уотсона между тем стала стихать, хотя смертельная бледность всё ещё бесцветила лицо, и даже губы.
- Вы не ранены? - снова повторил я свой вопрос.
- П…п… плечо, - еле выговорил он, морщась и трогая левое надплечье.
- Крови нет. Дайте-ка взгляну… Ого! Надо же! - я оттянул его ворот и увидел на коже багровый кровоподтёк, точно повторяющий форму застёжки плаща. - Она вам в застёжку попала.
- Она? - прищурился Уотсон.
Я удивлённо поднял брови:
- Пуля. Я что-то не так сказал. Покажите-ка эту вашу застёжку. Смотрите, пробила насквозь и застряла на излёте, потеряв силу. Вот это, действительно, удача.
- То, что она застряла и досталась вам для анализа? - усмехнулся он, и похоже, ему, наконец, удалось обуздать гортань.
- То, что вы живы, - немного обиженно ответил я. - если бы не застёжка, да не большое расстояние, вы были бы убиты наповал и уже лежали мёртвый там, в котле водопада.
- Кто это стрелял? - спросил он.
- Меткий стрелок. Я уже сказал про расстояние, да? Попасть на таком расстоянии из духового ружья непросто. Видите вон ту груду камней? Единственное место, где мог быть стрелок - эта груда. Иначе бы я его увидел.
- Но откуда он взялся?
- Следил за нами.
- И кто он, по-вашему?
- А по-вашему?
Уотсон пожал плечами и снова поморщился от боли:
- Я подумал бы на Аль-Кабано, кабы он уже не умер.
- Да уж, - усмехнулся я, - пожалуй, трупы из подозреваемых стоит исключить.
- Морхэрти?
- Вы, мой дорогой, как на кофейной гуще гадаете. Но, кстати, к Морхэрти у меня накопились вопросы - надо бы их задать. Мне кажется, время подошло - как вы думаете?
- Холмс, - проговорил Уотсон, глядя куда-то мимо меня. - В этом деле слишком много вопросов, и я не уверен пока, что мне хочется знать ответы. Я просто сопутствую вам, как всегда, как привык. Поступайте по своему плану, прошу вас.
- А ваше плечо сейчас позволит вам приноравливаться к моим планам? Оно, должно быть, не на шутку болит у вас.
- Плечо - пустяк, - откликнулся он с усмешкой, снова погладив ладонью надплечье. - Душа моя болит гораздо больше.
- Тогда пойдёмте, - я встал и протянул ему руку. - Не обещаю исцелить вашу душу, но истину для вас постараюсь очистить от напластований лжи. Ради вашей жены, которой, как я начинаю подозревать, вы и ногтя не достойны, а я - тем более.