Ночью метель стихла окончательно и высоко в небе обозначилась луна, а на тёмном небе выступили звёзды.
Степан ещё никогда в жизни не ночевал в горах, тем более в пещере. Он лежал на хвойных ветках и прислушивался к любому звуку снаружи. Порой ему казалось, что кто-то ходит вокруг пещеры, и в голове возникала единственная мысль, что это медведь, и от этого ему становилось страшно.
Несколько раз в горах слышался гул, похожий на раскаты грома. Гул исходил откуда-то сверху, и Степан представлял, что вот-вот снежная лавина сорвётся с вершины и завалит пещеру, и тогда им точно не выбраться отсюда.
Он привстал и посмотрел на Мовсана. Чеченец лежал у костра, подложив под голову куртку, и что-то бормотал во сне, не реагируя на шум в горах. Рядом с ним Степан рассмотрел офицерский планшет.
Он взял планшет и открыл конверт. На каменный пол высыпалось несколько фотографий. Степан придвинулся к огню и подложил веток.
Яркое пламя осветило пещеру, и на одной из фотографий он увидел молодого боевика, который позировал с головой убитого человека. Это была голова его младшего брата, а убийцей был тот самый боевик, который утром разделывал мясо на привале.
У Степана перехватило дыхание и защемило сердце. Он обхватил лицо руками и уткнулся в планшет. Возникшая злоба и ненависть, ввергла его в транс, тело стало лихорадочно трясти…, и он стал терять сознание.
Когда сознание на секунду прояснялось, он думал только об одном: как отомстить чеченцу?
Всю ночь Степана мучили кошмары, а когда рассвело он не смог встать на ноги. Внутри всё горело, а в голове крутились безрадостные мысли - и все о страшной смерти брата. От жара он терял сознание и бредил.
- Брат…, - звал Степан, - я знаю твоего убийцу. Его наказал бог, ты отомщён…
***
В этом состоянии он пролежал два дня. На третьи сутки, когда очнулся, увидел чеченца, который пытался поить его горьким настоем. Коричневая жижа проливалась в рот, но Степан её выплевывал.
- Глотай, дурак, это не отрава. Это настой мумиё…. У нас в ауле старики так лечат людей от простуды, - объяснял чеченец.
- Что со мной? – спросил Степан, глотнув под напором горькую жидкость.
- Два дня в жару без сознания лежал…. Совсем ослаб русский. Придётся тебе несколько дней провести одному в пещере, а потом за тобой придут, - объяснил чеченец.
- Откуда мумиё? Ты что куда-то уходил? – Степан с трудом сглотнул неприятную во рту горечь.
- Отлучался! на несколько часов уходил в аул, чтобы взять мумиё, оружие и немного припасов. А то, как бы я тебя лечил?
- Спасибо тебе, - слабым голосом произнёс Степан. – Когда ты собрался уходить? – спросил он.
- Завтра утром, - ответил чеченец и добавил: - Не бойся, тебя не бросят. Послезавтра за тобой придут мои родственники и отведут в аул, а когда поправишься, мой тесть проведёт тебя в ущелье. Так что мы в расчёте – я сдержал слово.
Ты поспи, - попросил чеченец, заметив, что Степан закрыл глаза. - Сон, как говорят в народе, от всех болезней лечит…
Когда Степан проснулся, в пещере уже пахло едой, а Мовсан сидел у костра и мешал ложкой в котелке.
- Проснулся!? – дружески спросил он и потянулся за отваром. - Давай пей, легче станет.
Степан сделал несколько глотков настоя и обессилел.
- Всё больше не могу, - прошептал он, отворачивая лицо в сторону.
- Послушай, Мовсан, - тихо заговорил Степан, спустя секунды, вспомнив про фотографии. - Два дня назад я посмотрел в планшетке фотографии, на снимках твои бандиты убивают наших пленных солдат, а на одной из них я узнал своего брата. Отдай мне эти фотографии, чтобы потом найти убийц и осудить их.
- Ты ошибся, - ответил чеченец, и ни один мускул не дрогнул у него на лице. - Не было никаких фотографий! Это тебя привиделось во время болезни. Не веришь? Возьми, посмотри сам, - и он подал Степану знакомую планшетку.
Степан быстро открыл конверт. Действительно, в планшетке было несколько фотографий с боевиками, но фотографий с расправами над российскими пленными не было.
- Зря ты скрываешь эти преступления? – возбуждённо заговорил Степан. - Я ведь, своими глазами, видел эти зверства. Разве богоугодно, чтобы таким образом убивать людей?
Чеченец молчал.
- Молчишь! Да вы хуже зверей! Вы…, вы самые настоящие бандиты, а не защитники…, - занервничал Степан, подбирая обидные слова, привстав на локти.
- Хочешь, покажу тебе, что осталось от моих братьев? – спросил Мовсан, торопливо доставая из куртки фото. - Эта фотография всегда со мной, чтобы всегда помнить, кому мстить. Вот смотри, - и он протянул чёрно-белый снимок.
На снимке около разрушенного дома лежало два тела, раздавленных танком. Сам танк стоял чуть поодаль.
- Братья просто хотели защитить свой дом, преградив путь, а вместо этого получили смерть, - чеченец злобно взглянул, и во взгляде Степан уловил лютую ненависть к нему.
- Если бы ты не спас меня, и не моя клятва, - продолжал чеченец. - Я бы с лёгкостью сделал с тобой тоже, что сделали с твоим братом люди аллаха.
Последняя фраза чеченца окончательно вывела Степана из равновесия, утвердив единственную мысль, «что гибель брата на совести этого полевого командира».
Он собрал остаток сил и бросился на чеченца. Тот не ожидал и попятился, запнулся о котелок и упал на костёр. Запахло горелой одеждой и похлёбкой. Степан навалился на Мовсана и попытался схватить за горло, но это у него не получилось. Завязалась борьба…
Силы быстро покинули Степана, и скоро чеченец заломил ему руки, связав их ремнём. Некоторое время они лежали рядом, тяжело дыша, продолжая, ненавидеть друг друга…
Первым поднялся чеченец, подгрёб в разбросанный костёр остатки, дымящихся углей и собрал в котелок кусочки измазанного мяса. Так же, молча, наломал веток и стал раздувать костёр. Дождавшись, когда появится огонь, вышел из пещеры. Вернулся он спустя минуту с полным котелком снега и поставил котелок на костёр.
Молчание, с которым он всё это проделал, напомнило Степану его далёкое детство. Вот так же делал отец после очередной порки сына, когда понимал, что переборщил…
Степан пошевелил руками, но руки были связаны накрепко. Поднатужившись, он перевернулся на спину и, толкаясь ногами, придвинулся к стене пещеры. Мовсан также, молча, подошёл и развязал руки.
- Зачем драться полез? – спросил он. – Я тебя лечу, ухаживаю, а ты меня душить взялся. Эх, русский, - вздохнул он и стал заправлять свой ремень в штаны.
- Ты тоже хорош, - отдышавшись, ответил Степан. - Зачем мне неприятные слова сказал о брате? Не ты, ли первым собирался меня резать? Ещё неизвестно, чтобы ты со мной сделал, не напади я первым. Вон у тебя оружие, нож…, а у меня что? Вот эти руки.
- Дурак ты русский! – Мовсан покачал головой. - Если бы я захотел это сделать, сделал бы, когда ты был без памяти.
Он вернулся к костру и подложил веток. Огонь на секунду осветил пещеру, и усталое лицо чеченца.
- А брата твоего убили не мои люди, - продолжил он, присев на корточки. - Тот человек, которого ты видел на фотографии, прибился к моему отряду за день до боя, - он взял ложку и попробовал в котелке. - А наговорил я тебе сгоряча, когда снова увидел на фотографии гибель своих братьев. Как бы ты поступил на моём месте?
- Да, картинка на фото ужасная, - согласился Степан. – Кстати сказать, как и на фотографии, где голова моего брата…
- Война не пощадила ни солдат, ни мирных жителей, - отозвался чеченец. - Надо её остановить, иначе мы перегрызём друг друга. Мы вас за свою независимость, а вы нас по приказу своего начальства. Не дай нам бог, если мы начнём мстить друг другу.
- Так уже начали, - ответил Степан. - Или Будённовск не в твоём списке?
- Басаев хотел захватить самолёт в Минводах с целью вылета в Москву, - будто оправдываясь, заговорил чеченец. - Но колонну машин с гробами на посту остановили милиционеры и препроводили к ГОВД. Поэтому группе пришлось принять бой…, а в результате боя пострадали мирные люди, - и тут, же перешёл к своим аргументам: - Как ты думаешь, русский, мирных чеченцев пострадало меньше во время бомбёжек Грозного и армейских зачисток?
Степану был неприятен этот вопрос, и он примирительно ответил:
- Пусть это будет на совести тех, кто развязал войну…
- Я не согласен! – выкрикнул Мовсан, взмахнув руками. - Пусть даже они ответят за свои преступления, и наступит мир, но наши народы, впредь, будут относиться друг к другу с недоверием, и в особенности наш народ, потому, что к нему пришли с войной на землю предков. Вот что плохо! По-нашему, в войне не бывает одинаково виновных! Тот, кто напал первый, тот и виноват, - твёрдо заключил он.
- Выходит, мы с тобой никогда не договоримся? – взволнованно спросил Степан. - Тогда зачем весь этот разговор, раз мы не доверяем друг другу? Вот скажи, почему ты скрываешь фотографии с доказательствами зверств над нашими солдатами? Боишься, что окажешь неоценимую услугу правозащитникам, и тем самым разоблачишь бандитов? А ты не бойся! Каждый преступник должен ответить за свои преступления, будь он чеченец или русский. Только тогда можно говорить о реальном мире.
А убийства наших солдат через пытки средневековыми методами говорит тоже о многом. Это подтверждает, что воюют у вас одни бандиты, и не за какую-то там независимость и землю предков, а за деньги, причём за доллары.
Степан привстал и продолжил:
- Вот ты хотел за меня выкуп получить, иначе, зачем было тащить в горы? Обменял бы на своих пленных или убил, в крайнем случае? Чем же ты отличаешься от других бандитов? Ничем!
Говоришь, что до войны много лет прожил на юге России, а до сих пор не понял, кто тебе друг, а кто тебе враг. И не надо мне вспоминать про завоевания предков. Важно, как мы сейчас собираемся жить. Вместе, или порознь? Но порознь жить не получится! Исторически так сложилось! Понимаешь! мы обречены, жить вместе, пока Россия существует. И, запомни, наша страна никогда не даст себя растащить на удельные княжества, даже по желанию целого народа, иначе какой смысл быть великой державой.
- Я тебя понял русский, но и ты пойми меня! – раззадорился чеченец. - Убивать людей, только за то, что они хотят независимости - это неправильно. Не знаю, когда договорятся наши политики, но в данный момент нам терять нечего, поэтому и воюем. Или свободная Ичкерия, или подвластная Чечня!
Он отставил котелок, давая понять, что разговор окончен.
- Давай поедим нормальной пищи, и не будем кормить себя красноречием, - сказал он. - Пускай этим кормятся политики, а мы с тобой люди военные, и судя по разговору неглупые. Нам обоим ещё до «своих» предстоит добираться, а для этого силы нужны.
Мовсан тяжело вздохнул и загремел мисками.
- Ешь, солдат, а то остынет, - сказал он и добавил: - Завтра будешь управляться по хозяйству сам, а через день за тобой придёт старик – отец жены. Ты с ним будь осторожней насчёт своих речей. Не любит он говорливых, особенно тех, кто жизни учит. И не вздумай рассказывать, кто ты есть на самом деле. Я сказал родственникам, что ты охотник, и что помог мне выбраться из-под лавины. Отдохнёшь несколько дней, наберёшься сил, и старик отведёт тебя в долину.
- Может, я пойду с тобой? - нерешительно спросил Степан, пытаясь встать на ноги. - Не хочу стеснять твоих родственников.
Но встать на ноги Степан не смог, и снова уселся на пол.
- Вот видишь, ты ещё слаб, - заметил Мовсан. - Ешь и набирайся сил.
После еды Степана потянуло в сон. Сказалась болезнь и усталость от произошедшей драки. Он прикрыл глаза и тут же заснул, а когда проснулся ещё долго лежал, не подавая признаков жизни, вспоминая о своём прошлом. Он даже не заметил, что в пещере нет Мовсана…
Степану вспомнился родной дом у великой реки Волги в городе Горький, где он вырос и окончил военное училище. Вспомнились бескрайние степи необжитой Калмыкии, где он проходил службу в армии и, где женился на калмычки – дочери местного богатея.
Потом была служба в горячих точках…, и жена с сыном вынуждена уехать к своим родителям в Элисту, куда он приезжал на время короткого отпуска. В гостях у тёщи он стал замечать, как неоднозначно относятся к нему родители жены, а вместе с ними и его жена. Перед очередной поездкой, жена предъявила ему ультиматум: либо он отказывается от этой командировке, либо уходит из семьи навсегда.
Степан тогда был под впечатлением событий на Кавказе, и выбрал для себя командировку. Выбрал не потому, что не любил жену и сына, а потому, что не мог поступить по принципу: «своя рубашка ближе к телу», к тому же его младший брат собирался тоже отправиться в Чечню.
И теперь, находясь фактически в плену, он не переставал думать, зачем он здесь? Ведь прав был по-своему Мовсан, говоря ему, что не он пришёл в его дом с войной, а русские. Но и Мовсан по принадлежности к стране - тоже русский. Поэтому в полку называли войну братоубийственной. А случилась она только потому, что враждующие стороны поверили своим правителям и генералам…»…
Степан открыл глаза и поискал чеченца. Мовсана в пещере не было. Рядом догорал костёр, а у изголовья стоял рюкзак.
Он не без труда встал на ноги и сделал первый шаг. Закружилась голова, отчего сразу присел на корточки. Выждал несколько секунд и снова поднялся. Голова хоть и кружилась, но было терпимо. Его немного подташнивало, и сильно хотелось пить. Степан нагнулся и поднял котелок, но в котелке было пусто. И здесь он увидел кружку с отваром, и жадно выпил всё до дна. На дне оказалась гуща от листьев и стеблей трав, и мужчина поперхнулся. Прокашлявшись, поставил кружку на место и вышел из пещеры. Тут, же прикрыл глаза рукой, чтобы не ослепнуть от солнца и белого снега вокруг.
«Вроде, погода наладилась», - обрадовался Степан, и решил осмотреть местность. Он поднялся чуть вверх пещеры и осмотрелся…
Справа - возвышалась скала, которая отвесно уходила вверх и сливалась с горой, тем самым, защищая пещеру от камнепада и сходивших с гор лавин.
Слева - был пологий склон, уходящий вниз, с лесной растительностью - с вековыми елями, и журчащим небольшим водопадом.
Степан вспомнил, что проходил это место вместе с боевиками. Водопад скользил по скале, рассеиваясь в мелкие ручейки, а дальше внизу у подножья ручейки соединялись, образуя небольшую речку. Речка устремлялась вниз…, и он подумал, «что по воде можно выйти к ущелью, а там добраться до своих постов».
Мелькнула другая мысль: «что речка могла впадать в горное озеро, а не спускаться вниз», и Степан понял, как в горах всё не так просто.
Было начало октября, и природа готовилась к осени, меняя летние краски на яркие краски осени.
В некоторых местах на пожелтевшей траве лежал снег, от недавно прошедшего вихря и камнепада.
Пленник поднялся ещё выше…. Вдалеке, на фоне высоких гор, он разглядел поднимающуюся вверх дымку, и ему показалось, что там селение. Он даже расслышал какие-то звуки, похожие на лай собак и крики домашних животных.
Степан постоял несколько секунд, вдыхая прохладный горный воздух и греясь на солнце. В этот момент захотелось, сильно есть и пришлось вернуться в пещеру. Там он развязал рюкзак и выложил содержимое, что было сверху.
В рюкзаке было несколько хлебных лепёшек, немного сыра и сушёного мяса. В боковых карманах он нашёл коробок спичек и пучок сухой травы для заварки чая, а также ложку с миской; здесь же был небольшой ножик с тонким лезвием похожим на кинжал. Еда была аккуратно завёрнута в чистую тряпку с вышитыми арабскими буквами. Степан ощупал низ рюкзака, и нашёл там какие-то тряпки, вытряхнул содержимое и увидел охотничий костюм защитного цвета.
«Надо же, - с удивлением подумал он, возвращая в рюкзак, часть содержимого. - Всё предусмотрел, даже ножик оставить не побоялся…».
Этим Мовсан окончательно убедил Степана в искренности своих намерений помочь ему. Чеченец сдержал слово и в этот раз, не смотря на их распри.
Через сутки за Степаном пришли. Это был тот самый старик, о котором говорил Мовсан, с ним глухонемой парень лет двадцати.
Спросив на плохом русском: «шобрался?», старик показал что-то на пальцах молодому парню, оглядел пещеру и поклонился. Глядя на старика, поклонился и Степан, чем вызвал одобрение старейшего.
- Алла! (значит бог) - выдохнул старик, и произнёс ещё несколько слов, и Степану показалось, будто этим возгласом старик благодарил духов своих предков.
***
Живя в ауле Степан узнал, что старик родом из крымских татар. И звали его Мурат. Женившись на чеченке, он так и остался жить у родителей невесты. Жених принял их обычаи и выучил язык, но веру свою не забыл.
Пленник прожил у татарина около двух месяцев, пока окончательно не окреп, не изучил местность и дорогу к аулу.
Днём Степан помогал по хозяйству - где сена на санках привести, когда барана ошкурить, а если выпадет снег -очистить подворье. Со временем он стал привыкать к крестьянской работе и в ауле его считали своим, называя необычным именем «Сёпа».
По вечерам Степан слушал молитву хозяина, или читал книгу на русском языке, засаленную от времени, под названием «Хаджи-Мурат». Повесть Толстого он перечитывал несколько раз и знал почти всех персонажей по имени.
Иногда, после молитвы, старик подходил к гостю и тыкал пальцем сначала в книгу, а потом на себя, и восклицал:
- Хаджи-Мурат! – и показывал Степану фотографию, на которой старик был ещё молодым и сидел верхом на высоком арабском скакуне.
Однажды над аулом пролетел вертолёт без опознавательных знаков, сбросив над селением какие-то листовки. По аулу бегали мальчишки с листовками в руках и кричали:
- Аллах акбар!
Старик тоже поднял листовку, прочитал её содержание и стал что-то объяснять Степану. Потом махнул рукой, плюнул и разорвал листовку на мелкие клочки. И Степан понял, что призыв в листовке ни каким образом не относится к нему. После этого случая Степан ещё больше зауважал старика, а когда тот заболел, всю мужскую работу выполнял сам.
Заканчивался второй месяц пребывания русского охотника на чужбине, и ему никак не предоставлялась возможность, чтобы спуститься в ущелье и выйти к своим.
Не было вестей и от Мовсана, но старик был спокоен, зная, что зять находится в надёжном месте.
В середине декабря, у соседа Мурата Али, неожиданно заболела невестка, и ей срочно понадобилась медицинская помощь, и Степан вызвался помочь родственникам сопроводить больную в районную больницу. Путь был не близким – предстояло пройти пешком по заснеженной местности несколько километров.
Снарядили две лошади – на одну посадили женщину, на вторую, припасы, палатку и сухие дрова. Группу возглавил пожилой чеченец.
В это время на территории Аргунского ущелья действовало «Будёновское перемирие», и на всём пути до районного центра, путники не встретили ни одного российского военного.
Степан был в растерянности - он не знал, как поступить: остаться в селе и ждать, когда его выдадут боевикам, или вернуться в аул и отсидеться там до весны?
Решение проблемы оказалось неожиданным. К моменту, когда они доставили больную к больнице, там уже находился военных хирург, который по просьбе старейшин села, согласился прооперировать несколько тяжелых больных местных жителей.