МЕЧТА
Хорошо бы написать такую сказку.
Жил-был на свете плотник Иван. Жил не то чтобы хорошо, однако нельзя сказать, чтобы и совсем уж плохо, а так себе – серёдка на половинку. Шесть дней работал, седьмой пьянствовал. А напившись, жаловался на свою судьбу:
– Разве это жизнь? Каторга, а не жизнь. С утра до вечера гнёшь спину, а для чего, спрашивается? Только бы нажраться. А Мечты тебе никакой. А как можно жить простому человеку без Мечты! Повеситься надо от такой жизни.
Однако в петлю он всё же не лез. А проспавшись, выпивал крепкого квасу и снова брал в руки топор.
Но, однако, судьба, как видно, сжалилась над Иваном. Однажды задремал он, после уж не знаю какого по счёту стаканчика, и вдруг почувствовал, что кто-то щекочет у него за ухом. Поднял голову и видит: стоит перед ним Девица красоты неописанной. Он давай тереть глаза, подумал, что всё это спьяну. Ан нет, Девица никак не испаряется. Стоит на прежнем месте и так ласково смотрит, что у него сердце зашлось. Облизнув губы, спросил:
– Кто ты?
А Девица ему со смешком:
– Вот тебе раз! Сколько лет ждал, а пришла, и признать не хочешь. Да я же Мечта твоя заветная. Или уж постарела так, что и узнать трудно?
Тут он первым делом начал было её лапать. И сразу осёкся. Девица вырвалась из его заскорузлых ручищ, сказала строго:
– Ты эти штучки брось. Как я есть твоя возвышенная Мечта, то и обращаться со мной надобно деликатно. Я тебе не какая-нибудь потаскуха, которая за полтинник готова предоставить любое удовольствие.
Тогда он с обидой:
– А что же мне прикажешь молиться на тебя? Я и богам-то давно бросил поклоны бить.
А она ему:
– Молиться не молиться, а только не с того конца начал делать.
Вздохнув всей своей богатырской грудью, он сказал на это:
– Не знаю, я человек рабочий, в академиях не учился. По моему простому рассуждению, ты хоть и Мечта, а всё же как-никак баба. Какой тут может быть ещё заход?
Девица рассмеялась. Видимо, такая простодушная речь не была ей противна. Но тем не менее она сказала:
– Я пришла к тебе не затем, чтобы жить в дырявом шалаше да питаться сухой корочкой. Настоящей Мечте это никак не подходит. Я хочу тебя вызволить из грязи и нищеты для счастливой и радостной жизни.
– А разве это возможно? – усомнился Иван.
– Со мной всё возможно, – сказала Девица и, сощурившись, отчего прекрасные ресницы её стали ещё длинней, спросила:
– Плотницкое дело хорошо знаешь?
– Да ничего себе, народ не хаял, – усмехнулся Иван. И даже ус покрутил.
– Вот это и будет твой заход. Начинай строить дворец, да такой, какого ещё на свете не было, – сказала Девица. – А как построишь, я переселюсь туда к тебе насовсем, и будем мы там вдвоём жить-поживать да добра наживать. Понял?
– Понять-то я понял, – почесал в затылке Иван, – да вот беда: инструмента настоящего у меня нет. Топор да пила. С таким инструментом дворец скоро не возведёшь. Почитай, всю жизнь свою на него ухлопаешь.
– А ты приналяг, – сказала Девица. – Коли человек взаправду Мечту свою полюбил, он для неё горы свернет.
– И то верно, – сказал Иван. Взял топор да так начал вкладывать – и передать немыслимо. Стружки так и летят, словно голуби.
А Девица села с книжной поодаль на брёвнах, интеллигентно так вся ушла в культуру. Однако ж за Иваном поглядывает искоса. А то и подмигнёт ему: старайся, мол, друг любезный. Поднажми для нашего обоюдного счастья.
Ну, а тот ещё пуще топором машет. От рубахи пар идёт аж до самых небес.
А во время перекура придёт к ней на брёвна, сядет и вздыхает. Как-то раз хотел было он в ласковых целях похлопать её по спине, а она только передёрнулась.
– Не мешай, Иван. Видишь, я читаю. Тут самые интересные главы пошли.
Не выдержал он тогда, сказал:
– Да неужто у тебя нет ни одного душевного словечка? На вид ты краше солнца. А внутри холодком несёт. Пойми ты, мне сердечная теплота нужна. Ну хотя бы самая малая. Хотя бы язык почесать.
Девица ему в ответ и тоже как будто душевно:
– Всё, Иван, понимаю, всё. Мне и самой подчас бывает скучно сидеть в одиночестве. Но ты сам рассуди: ведь на приятные разговоры драгоценное время уйдёт, понимаешь, что это значит: ВРЕМЯ! А работа тем часом будет стоять. Дворец наш замрёт. У тебя и так работы по горло, а если мы ещё будем с тобой лясы точить, то не видать нам счастливой и радостной жизни до самой гробовой доски. А что я книжки завлекательные читаю, ты тоже не обижайся. Потом самому будет приятно, что у тебя такая образованная Мечта.
Чувствует Иван, что всё это не так, как надо бы, а сказать ничего не может. Нет у него вразумительных слов. Да и как станешь говорить наперекор любимой своей Мечте. Сил не хватит. Поплевал он на цигарку. Затоптал для осторожности да и снова за работу. И вот таким манером прошёл один год, второй, третий.
У Ивана уж и виски засеребрились, а он всё строит. Строит, строит… Наконец выстроил первый этаж. И тут же на радостях предложил Девице:
– Чем сидеть всё время на брёвнах, давай с тобой сразу переселимся. А потом достроим.
Но та ни в какую. Сказала как отрезала:
; Нет, могу жить только на высоком этаже. Мне, как Мечте ниже никак не положено. Запомни это на всю жизнь.
Хотел возразить Иван:
– Да ведь молодость проходит. Я уж о себе не говорю, ты сама посмотрись в зеркало. У тебя под глазами лапки.
Однако промолчал. Побоялся.
А вскоре, придя утром на стройку, он вдруг увидел: в одной из комнат первого этажа сидит за столом какой-то толстяк и что-то пишет. Он прямо к нему:
– Ты зачем здесь?
Толстяк, вместо того чтобы смутиться, сам нахмурился. И довольно грозно Ивану:
– Ты почему, Иван, вламываешься без доклада в мой кабинет? Ты что, порядка не знаешь?
Опешил Иван. Только и мог сказать:
– Да ведь дворец-то мой? Я его строю?
На что толстяк удивлённо поднял брови:
– Разве кто в этом сомневался? Конечно, твой. И всегда будет твой, будь покоен.
– Так на кой же ляд ты заявился сюда да ещё командуешь? Ведь я же тебя не звал? – горячился Иван.
И тогда толстяк, слегка приподнявшись, сказал строго официальным тоном:
– Меня прислали заведовать твоей Мечтой.
Тут Иван совсем обалдел, словно его обухом по башке огрели. Глаза выпучил, смотрит, как баран на новые ворота. Но толстяк всё ему разъяснил весьма основательно.
– Глупый ты, Иван, ничего не смыслишь. Ты взгляни на свою Мечту. Ведь она вся в соку, можно сказать – кровь с молоком. А охальников сейчас на свете видимо-невидимо, хоть пруд пруди. И у всех одно на уме: как бы какой невинной Девице огромное пузо сотворить. Ты день-деньской на работе. Кто будет за твоей Мечтой присматривать? Не ровён час, спутается с каким-нибудь прохвостом да принесёт себе во дворец вы****ка. Вот так и запоёшь. Теперь такое время: нужен глаз да глаз. Ты думаешь, я без дела буду сидеть? Да на меня столько работы навалится, что одному не справиться нипочем. Штат потребуется завести.
Обо всём этом Иван в тот день рассказал Девице. Та, ни слова не говоря, вынула из сумочки карандашик, стала подкрашивать губки.
– Скажи, – говорит, – Иван, я сильно подурнела?
Иван только крякнул. А про себя подумал: «Толстяк-то, как видно, прав».
А на утро видит, что ещё две комнаты заняты. В одной поселился первый помощник толстяка, в другой – секретарь-машинистка. Оба были так поглощены работой, что на Ивана даже и не взглянули. Помощник что-то строчил от руки, а машинистка печатала так быстро, словно из дырявого мешка сыпался горох.
Любопытство взяло Ивана: как это люди ухитряются буквочки выстукивать. Подошёл он к машинистке со спины и кое-как, по складам, прочёл:
Строго секретно.
На ваш запрос от… за № … сообщаю, что проживающая во вверенном мне районе Мечта, 27 лет от роду, в браке не состоит, не судима и под следствием не находится, ни в чём предосудительном до сих пор мною не замечена. С простым народом общается только на деловой почве. Все установленные праздники, как-то: День единомыслия, День единочувствия и День единоволия – справляет неукоснительно и благопристойно.
Что подписями с приложением казённой печати удостоверяется.
Заведующий Мечтой /Ватерпасов/
Секретарь /Монотонная/
Машинистка неожиданно обернулась и, увидев Ивана, топнула ножкой:
– Сюда посторонним нельзя! Сию же минуту убирайтесь вон!
– Виноват, – прошептал Иван и вышел на цыпочках. Ему и обидно было и приятно в одно и то же время. Обидно, что выгнали. А приятно, что за его любимой Мечтой учреждён такой строгий надзор. Теперь он, конечно, может быть спокоен вполне. Руби себе да руби.
Одно только не нравилось Ивану: уж больно много всякого народа стало прибывать к нему на стройку. Что ни день, то пять-шесть человек новых, а то и целый десяток. Пользы от них ни на грош, а каждый забирает себе по комнате. Не успел оглянуться, как весь этаж заняли. Да ещё жалуются: тесно, развернуться негде.
И кого здесь только не оказалось: бухгалтеры, счетоводы, экономисты, плановик, калькуляторы, учётчики, нормировщики, ревизоры… Сначала Иван было их расспрашивал: кто, да зачем, да откуда. Но у всех был один ответ:
– Я должен своей спецификой обслуживать твою Мечту.
Специфика! Поди разберись, что это слово значит, то ли инструмент какой, то ли просто пакость. Иван и спрашивать перестал, тем более, что все беседы заканчивались всё тем же понуканьем:
– Ну, Иван, поболтали и хватит. Строй, голубчик, строй, дело не ждёт. Да и у нас работы по горло.
Как будто он на печке лежит. А посмотреть со стороны, верно, ведь и они тоже работают, ничего не скажешь. Бегают, суетятся, спорят. Может, так и надо?
Но в одно прекрасное утро заявился уже явный голодранец, пустельга несчастная. Пришёл и тоже потребовал себе отдельный кабинет. Иван на него барбосом:
– Ты-то, скажи на милость, зачем сюда припёрся?
А голодранец не тут-то было:
– Как, говорит, разве ты не знаешь, что я тоже в штатном расписании числюсь? Я, говорит, поэт. Я должен каждый день с утра до вечера слагать в честь твоей возлюбленной Мечты сонеты и мадригалы. Понимаешь?
А у самого из кармана пол-литра торчит. Тут и понимать нечего.
«Добром это не кончится», – подумал Иван, и хоть невеликого был ума, а тут не ошибся.
Как-то раз вечером, уже после работы, когда он уж и топор под стружками спрятал, по всему этажу пошёл вдруг весёлый говор и шум. Привычным ухом Иван сразу разобрал, в чём дело. Пьянка! Он тут же глядь на брёвна, на то место, где всегда сидела Мечта, и ахнул. Нету Мечты, нету Красной Девицы! Смылась!
И как раз в эту минуту не кто иной, как сам толстяк, сам заведующий Мечтой товарищ Ватерпасов запел в своём кабинете тоненьким тенорком:
«Накину пла-ащ с гитарой под полою».
Иван как хватил кулаком по оконной раме – рама на вылет. Ну, понятно, шум, крик, гвалт. Кто потрусливей, тот под лавку. А Девица как ни в чём не бывало подошла к разбитому окну и совершенно спокойно:
– Иван, ты почему так буянишь? Что с тобой?
Он тут и начал ей:
– Да как же, говорит, тебе не стыдно! Со мной ни звука, точно воды в рот набрала. А как эта шатия явилась, так ты с нею в разгул! Чем они тебя взяли – портфелями своими кожаными? Штанами на выпуск?
И пошёл, и пошёл…
Но Девица даже бровью не повела.
– Довольно странно, говорит, слушать от тебя такие речи, Иван. Дворец ещё не построил, а уже рассуждаешь, как вылитый буржуй. Ведь это наши слуги верные. Должны они когда-нибудь после трудов праведных отдохнуть и повеселиться? И разве мне в таком случае пристало быть от них в отдалении? Теперь, Иван, не царское время, сам должен понять.
И так она ловко всё это повернула, что Ивану и крыть нечем. Плюнул только и ушёл.
А ровно через неделю случилось вот что.
Понадобились Ивану гвозди на 125 мм. Держал он их в чулане. Пошёл он туда за ними и только отворил дверь, а там в полутьме на стружках лежит его Мечта-Девица в обнимку с товарищем Ватерпасовым. И так они оба увлекались забавой, что даже не вскочили. Так он и застал их во всём обнажённом непотребстве.
И тогда он разошёлся уже по-настоящему. Заорал так, что в соседнем селе было слышно.
– Так вот ты какая оказалась на деле! Вот для кого я все эти годы хребтину гнул, потом обливался! Сука ты паршивая, а не Мечта, мать твою так…
На крик сбежались отовсюду, изо всех кабинетов, бухгалтеры, счетоводы, экономисты, плановики, калькуляторы, учётчики, нормировщики, ревизоры…
– Что за шум? В чём дело?
А Иван и на них с топором:
– Вон из моего дворца, дармоеды! Чтоб вашего духа здесь не пахло. А не уйдёте, изничтожу всех до единого!
А дармоеды тоже не лыком шиты! Каждый вынимает огромный пистолет и наводит прямо на Ивана. Видит Иван: плохо дело. Против такой силы не попрёшь. Опустил топор.
– Ладно, – говорит, – ваша взяла. Только строить я на вас больше не буду. Вот вам топор, вот рубанок, а вот и пила. Сами вкалывайте. А я пойду на все четыре стороны. Куда глаза глядят.
Но при этих словах все окружили его, загалдели разом:
– Дорогой наш Иван, хозяин ненаглядный, опомнись, что ты говоришь! Как ты можешь бросить на произвол судьбы верных слуг своих! Как можешь отказаться от счастливой радостной жизни!
И у всех, куда ни поверни голову, пистолеты на взводе. Кто целится Ивану в грудь, кто в спину. И тогда Иван смирился окончательно. Сказал со вздохом:
– Видно, такая уж горькая моя планида, ничего не поделаешь. Ладно, нехай всё останется по-старому. Только пусть эта паскудина мне на глаза больше не попадается. С души воротит.
И пошло с тех пор всё как по маслу. Стал Иван работать, как и в былые времена. Шесть дней трудится, седьмой пьянствует. Пьёт он на свои заработанные денежки, но бывает, что и сам товарищ Ватерпасов вынесет ему для поддержания духа полный стаканчик.
А что касается Мечты-Девицы, то она и не выходит из ватерпасовского кабинета. Раздобрела, заметно подалась вширь. Но товарищу Ватерпасову это нравится. Ведь он и сам в теле.
Вот какую я хотел написать сказку. Одна беда: таланта маловато. А то бы хорошая получилась сказка. Как, по-вашему?
10 сентября 1966 г., Омск
-----------------------------------------------------
Кратко о жизни и творчестве Б.Ф. Леонова
Сизов С.Г. Возвращение после забвения. К 30-летию со дня смерти Бориса Леонова // Омская правда. – 2007. – № 16. – 2 марта. – С. 8.
http://proza.ru/2012/10/03/1401
Подробно о творчестве и судьбе Бориса Леонова:
Сизов С.Г. «Двадцатый век – не для камина»: Историческая реконструкция судьбы репрессированного литератора Бориса Леонова: монография.– Омск: Изд-во ОмГПУ; изд. дом «Наука», 2008. – 412 с., ил. (27 п.л.). ISBN 978-5-8268-1218-1
Фото Б.Ф. Леонова из уголовного дела по статье 58-10, Омск 1958 г.