В их хозяйстве кондукторский картридер называют – валидатор. Кто-то первый ляпнул, и прижилось. А начальником маршрутов у них Марина Львовна Спотыкач, у которой не забалуешь. Марина Львовна в ранней юности, можно сказать, в детстве, однажды провела восемь часов за бортом сухогруза, сидя на палубной швабре, в свою очередь привязанной к лееру.
Папаша ее, Лева Спотыкач, ходил стармехом (по традиции именуемый «дедом»), на речном сухогрузе, и брал дочку с женой с собой в рейс. И вот однажды Мариночка, изнывая от жары и скуки, решила искупаться. Спросила у папы, далеко ли и глубоко ли матросики забрасывают швабру, узнала, что не очень и, когда все свалили по своим делам, тихо спустилась по веревке за борт. А обратно залезть, понятно, у нее не получилось. Так и плыла, держась за черенок, пока ее не обнаружили. Спустя, как я уже говорил, семь или восемь часов. Тот же самый матросик или другой какой, полез за шваброй для вечерней помывки палубы, и чуть не родил от ужаса.
Вытащили Марину на палубу и сначала долго разжимали руки, а потом так же долго били по жопе папиным мореманским ремнем – до посинения (жопы а не ремня, а, может, и ремня). Потому что сходили с ума последние часа четыре или три, потеряв с концами ребенка.
В общем, отбуцкали по заднице и заперли в каюте – для профилактики и наказания. А Мариночка оттуда сбежала. Отдраила иллюминатор и вылезла вверх на палубу. Не спрашивайте как. Вылезла и все. А когда родители пришли ее выпускать, то застали каюту пустой, а иллюминатор распахнутым. И, понятное дело, совсем рехнулись, решив, что ребенок утоп.
Ну, били ли ее еще раз, история умалчивает, но то, что этот случай очень сильно закалил характер девочки, всем в автохозяйстве известно. Так же как и то, что у Марины Львовны не забалуешь.
А некоторым очень хочется.
Например, молодым кондукторам, а если еще точнее, Витьку Куприянову, что устроился на работу неделю назад, но уже сильно утомился и загрустил. Потому что работа не по нему. Или он не по ней, один хрен. Заходят девушки с лицами ацтекских воинов, заходят безумные старушки с лицами безумных старушек, алкаши заходят и малолетние хулиганы. Требуют неизвестно чего, и все время норовят проехаться на халяву. А если платят, то считают себя хозяевами жизни, то есть салона автобуса. Вплоть до крупных выкрутас.
На пятый день первой рабочей недели завалился такой, сунул сто рублей и сдачу ждет. Ну, Витек ему отсчитал, чем мог: полтинник, десятку, две монеты по пять рублей и десять по рублю. А мужик выкаблучивается, – а по пятьдесят копеек не мог дать? Не мог, – отвечает Витек – нету других денег, только такие. А мужик кричит – на фиг мне такой проезд, гони деньги назад, пойду на другой транспорт, где нормально сдачу дают. Вернул ему Витек деньги, а билет-то все равно уже вылез из этого самого, который картридер, он же валидатор.
Жди разборок.
И Марина Львовна не заставила себя упрашивать, выписала Витьку по первое число. Да и по второе тоже. И Витек с непривычки заколдобился. А заколдобившись, побежал писать заявление на увольнение. Которое ему спокойно подмахнули. Все, кому полагается. Мало ли их, кондукторов, каждый день устраивается и увольняется.
Финита.
Теперь всем хорошо – Витек дома сидит или по улице гуляет в свое удовольствие, Марина Львовна дальше кондукторами командует, а мужик передвигается на транспорте, в котором сдачу ему дают одними новыми душистыми хрустящими купюрами.
Вот только в душе у каждого остался разный след. Но суммируя общий итог – след, все-таки, похабный. Или житейский, (подумаешь, бывает – рабочий момент), что, в общем-то, типично. Жизнь не любит слишком тонких, с хрупкой душевной организацией, ей закаленных подавай, стойких. С придурью.
Вот такая мораль в этой истории.