Сокурсники
В нашей группе, посещавшей семинар проф.П.А.Зайончковского, было немало интересных студентов. Из ребят это, конечно, вечно улыбающийся, мягкий, артистичный и даже аристократичный Вячеслав Чер-кий, сын режиссера театра им. Маяковского, всегда таинственно молчавший, но и не опровергавший, когда его, например, спрашивали – а не из рода ли он тех самых, князей Чер-ских. Мы с ним сблизились на почве обоюдной любви к стихам Александра Блока и вообще к поэтам «Серебряного века», а также к живописи импрессионистов, к музыке Скрябина, французских композиторов- импрессионистов: Дебюсси, Равеля. Тогда, в середине 1960-х гг. все это только входило в моду, только открывалось в России. Мы ходили на концерты в музей им. Глинки, Бахрушинский музей, в Малый зал консерватории. Не раз, по пути на мои занятия в духовом оркестре МГУ, проходившие в ДК университета, в самом начале ул. Герцена, мы пытались прорваться на концерты различных ансамблей, проходившие в этом здании (ансамбля старинной музыки Волконского, сестер Лисициан и др.), или на спектакли студенческого театра МГУ, который тогда только начинался. С этим театром связаны такие имена, как актриса Ия Савина, режиссер Марк Розовский и др. Вячеслав впоследствии изменил исторической науке ради Александра Блока, защитив диссертацию по блоковской поэзии на степень кандидата филологических наук, и перешел на работу из ИНИОНА в Институт русской литературы (Пушкинский дом).
Еще один любопытный персонаж, прошедший через нашу группу – Дима С-мез (или С-миз). Ему, кажется, было в то время всего 16 лет, но он, видимо, благодаря своим способностям, раньше срока окончил школу и поступил в Университет. В нашей вечерней группе он пробыл недолго и затем перевелся на дневное отделение. Это был довольно рослый, пухловатый и румяный юноша с мягким пушком рыжеватых волос на голове, очень смешливый, хохотун и зубоскал, большой любитель подискутировать на семинаре. Чувствовалось, что у него была блестящая память, хорошая эрудиция и, кажется, полное отсутствие пиетета к каким-либо авторитетам и в целом к системе советских ценностей. Позднее доходили слухи о каких-то скандалах с ним по комсомольской линии на дневном отделении МГУ, а затем в Институте международных отношений, где он одно время работал. Потом информация о нем почти исчезла. Говорили, правда, что его отец, крупный адвокат, перебрался в США, а затем вслед за ним уехал и сын. Через много лет я с изумлением и лишь с большим трудом мог признать в выступавшем на одной из передач по нашему телевидению приезжем профессоре, помощнике американского президента Ричарда Никсона Дмитрии Сайм-нсе (Сайм-е) нашего румяного и смешливого Диму. От его мягкого пушка волос на голове, смешливости и зубоскальства ничего не осталось. Это было абсолютно жесткое, суровое, с голым черепом, видимо никогда не улыбающееся лицо бескомпромиссного политика и политтехнолога, человека в маске, аналитика, очевидно, весьма закаленного в битвах и интригах американской политической жизни, в житейских бурях.
Вспоминаются и другие ребята: всегда хорошо и даже стильно одетый Бор-сов (не помню его имени), работавший впоследствии в «Спутнике» – туристической организации для молодежи при ЦК ВЛКСМ; еще ничем особенно не выделявшийся, замкнутый неразговорчивый, весь ушедший в себя Д-ров, ставший впоследствии одним из лучших специалистов в стране по истории российских орденов, руководителем отдела в Историческом музее.
Из девочек помню холеную красавицу Наташу Як-ву., наивную, пухленькую и жизнерадостную Лену Поп-ву., Таню Вас-ву. (замужем, Кал-ну.), с оригинальными, мелко вьющимися, как у негритянок, но медно-рыжеватыми волосами, ставшую позднее историком – медиевистом, специалистом по истории средневековых государств на территории Средней Азии.