Николай КРАСИЛЬНИКОВ
ОСЬМИНОГ
В воскресный день на пляже полно народу – мужчины, женщины, дети. Рябит в глазах от разноцветных купальников и плавок. Малыши, – так те просто, как маленькие божки. Загорелые до лакового блеска и только начинающие темнеть…
Смеются. Высоко вскидывая ноги, бегут навстречу волне. Это – аборигены. А новички сначала осторожно, кончиком носка пробуют воду: холодная или нет? Но окунешься и считай – в плену у моря! Ни за что не захочешь вылезать обратно на воздух, на песок, на солнце…
Откуда такое благодатное чувство?.. Боже мой! Неужели мы все когда-то и вправду вышли из воды?.. В совсем-совсем седые времена? И праведники, и грешники, и лгуны, и правдолюбцы?.. И не с тех ли пор в памяти людской остались Нептуны, нимфы, русалки, водяные?..
Нет, вода, тем более морская, что ни говорите, – штука занятная…
Однако Манолис, мой друг и провожатый, не поворачивает свой видавший виды “Кадиллак” в сторону кемпинга, а жмёт на газ и берёт чуть правее. Там тоже море, прекрасный песок и огромный гранитный камень-истукан. А главное – удивительная тишина.
Здесь мы и останавливаемся. Выгружаем снедь, рыболовные снасти, спиннинги, сачок, надувную резиновую лодку, ласты, маски для подводной охоты и прочую мелочь.
Место это давно облюбовано Манолисом. Сюда не реже двух раз в месяц он приезжает искупаться, позагорать, иногда побаловаться спиннингом. Манолис так и говорит – “побаловаться”. Рыбная ловля для него своего рода развлечение.
Манолис надувает лодку, берёт спиннинг, баночку с насадкой и уплывает к каменистому острову, каштаново-бурая “спина” которого выглядывает из морских пучин метрах в ста от берега. Свежему глазу остров может показаться каким-то доисторическим животным. Например, динозавром.
К этому сравнению я пришёл совершенно случайно и удивился точно найденному образу. Там, где кончалось огромное “туловище”, действительно, торчала высокая тонкая шея и… голова! Приглядевшись внимательно, я распознал в ней деревце оливы. И как оно могло очутиться там, на безжизненном месте, и выжить под нестерпимо палящими лучами, среди камней?
Я скинул выгоревшую майку, пыльные шорты и с удовольствием полез в воду. С молодым азартом, резко вскидывая руки, уплыл на приличное расстояние от берега и перевернулся на спину. Распластался на воде. Легкие волны убаюкивают, и хорошо так, будто нежишься в гамаке. Тёплые брызги и солнце в глазах.
Постой, постой! Со мной уже было нечто подобное. Но когда, где?.. Ну, конечно же, в детстве. Я лежал в прохладной тени под грушей на сплетённой сетке и грезил о далёких морях. И о стремительном белом паруснике… “Под ним струя светлей лазури, над ним луч солнца золотой…” Точно помню: я тогда уже знал эти изумительные строки.
Неужели всё действительно сбылось, соединилось в огромном жизненном пространстве?.. И сердце забилось так гулко-приятно. Как в давнем-давнем, когда внезапно проснёшься от чего-то хорошего, свесишь ноги и сидишь, думаешь: было это наяву или во сне?
… Я лежал на спине и вспоминал близких моему сердцу людей. Тех, кто уже канул в Лету, но их любовь продолжает согревать, как солнечные лучи, которые, угасая, дарят тепло камням, цветам, – и тех, здравствующих, кто остался в далёком родном городе. Людей кротких и вспыльчивых, грустных и феерически весёлых. К ним я мог запросто приходить со своими радостями и мышиными обидами. Во всех случаях они одинаково хорошо понимали меня. И это понимание придавало силы, окрыляло… А так ли я поступал со своими друзьями? Всегда ли близко к сердцу принимал их боли и радости?..
Ох, лучше не вспоминать! Может столько вылезти якорьков-болячек, что ещё утянут на дно.
Да, но где же Манолис? А-а, вон там, маячит на острове. Крутит катушку спиннинга. Ему, похоже, не грустно…
А я почему-то подумал о тупоносом лайнере, несколько часов кряду тащившем меня по воздуху; о поезде, прорезавшем бесконечные туннели – ночью и днём; об автостраде – ровной, но утомительной.
Ох и долог путь к морю.
Зато сколько было радости в блеске глаз моего друга! Надо же, не виделись двадцать лет… Целую жизнь!
И сколько свежести в этих молодых волнах. Разве может вся тяжесть длительной дороги сравниться с вечной прелестью моря?..
Нет, нет, нет!
Я колочу волны кулаками и плыву к берегу.
С высокого камня-истукана море – как на ладони. Я его представлял в своем воображении голубым, синим. А оно совсем другое – светло-сиреневое. И похоже на гигантскую хрустальную чашу, переливающуюся на солнце до самого горизонта.
Я щурюсь и всматриваюсь вдаль. О будущем мне почему-то не хочется думать. Оно смутное, тревожное. Хотя всю жизнь, с младых ногтей, мне и моим сверстникам внушали веру в светлое завтра. Ожидания затянулись на долгие десятилетия, и никто из нас не думал об обмане. Кощунственной была бы сама мысль: как это, вожди народа – и лгут?!
Оказалось, лгали…
Где-то здесь, неподалеку, когда-то в древности под Сиракузами стояли корабли римлян. И свежий ветер яростно рвал холщовые паруса. Воины бряцали мечами, примеряли шлемы. И Архимед прямо на песке случайной палочкой вписывал в чертеж окружность. За несколько часов до гибели и легендарного бессмертия.
Само прикосновение к этой земле, воздух, который ты втягиваешь в разгоряченные ноздри, – уже паломничество. С этой счастливой мыслью я и засыпаю…
– Вставай, вставай, бумагомаратель! – слышу добродушно-ворчливый голос Манолиса. Он стоит возле камня. – Спать приехал или море смотреть?
Сон – как волной смыло. Я спрыгиваю вниз. Лодка уже на берегу. А у ног Манолиса связка рыб. Чешуя блестит, как мелко дробленные стёклышки.
– Меланкурья, – небрежно поясняет Манолис, кивая на добычу. – Очень вкусная.
– Прекрасно, – потираю я руки и уже, было, бегу к воде.
– Постой, – перехватывает меня Манолис и приказывает, как старший брат: – Ну-ка, надень маску!
Знает, знает хитрый грек, что я человек не морской и мне трудно привыкать к подводному плаванию. Поэтому я и отлыниваю от ненавистной мне маски. Но сейчас мне вдруг становится неудобно: уж больно просителен взгляд Манолиса. Ради меня же старается.
– Посмотри хоть раз подводное царство – понравится. Только воздуху побольше набери в лёгкие. А я тебя подстрахую.
С этими добрыми напутствиями мы и лезем в воду. Я ныряю. И – боже мой! – передо мной возникает невероятно отчетливая, фантастическая подводная жизнь. Какие-то кудрявые водоросли, холодный зернистый песок, ракушки, жемчужные пузырьки… И рыбы, рыбы. Широкохвостые и узкие, тёмные и белые, с поперечными и продольными полосами. Пучеглазые и, кажется, вовсе без глаз. И всё это плывёт, скользит мимо тебя. Живёт своей жизнью, не обращает на тебя ни малейшего внимания. А ты и сам, как рыба. Правда, большая и неповоротливая…
Было так красиво, что я забыл о необходимости сменить воздух. А когда выдохнул оставшийся, уже сдавило виски. Я пулей вылетел из воды. Хватанул солидную порцию воздуха, сорвал маску.
– Ну, как, я правильно говорил, красиво? – победно спросил оказавшийся здесь же Манолис.
Я хотел поднять большой палец, но только перевернулся, и из воды осталась торчать моя нога. А когда снова показался на свет, Манолис вовсю хохотал. Он понял мой восторг без слов.
Уже на берегу, недалеко от нашей машины, мы увидели загорелую девушку. И когда она только здесь появилась? Но соседство явно облагораживало нашу сугубо мужскую компанию. Поэтому мы понимающе переглянулись. Тем более что на прекрасной незнакомке не было купальника. И, казалось, тугие мячики грудей радуются солнцу и воздуху. А то место, что моим знаменитым соотечественником Иваном Семёновичем Барковым было любовно названо журавой, прикрывало нечто, напоминающее фиговый листок.
– Ну, как? – еще раз спросил Манолис – то ли о подводном мире, то ли о девушке, невесть откуда появившейся на берегу…
Но я, похоже, ответил на оба вопроса сразу:
– Подводный мир или женщина?.. По-моему они неделимы. Всё прекрасно!
– Я тоже так думаю, – кивнул Манолис, и какая-то грусть прозвучала в его словах.
Но ничего, это случается с нами, мужчинами. Особенно в третьем тайме.
Мы прилегли на песке. Солнце стояло над древними Пиреями. И совсем не палило, а, казалось, невидимым нежным опахалом ласково помахивало над нашими грешными телами. И было приятно.
Девушка тем временем легко и грациозно, как в замедленной киносъемке, встала с места. Взглянула в сторону заката, своенравно тряхнула головой, и волосы, пышные чёрные волосы рассыпались по её узким плечам. “Кипарисостанная!” – воскликнули бы велеречивые восточные поэты прошлого. И наверняка тут же вдохновились бы на сочинение газелей… Затем она бесшумно вошла в воду и… пропала.
Минут через десять я увидел её на острове, куда с таким трудом на шлюпке добирался Манолис. Заметив моё праздное любопытство, он ухмыльнулся.
– Дочка немого – смотрителя маяка. Всегда купается здесь одна. Валенсой звать. Между прочим, не замужем.
Я осмотрел критическим оком своё обременённое годами и усталостью тело и незаметно вздохнул.
– Скажешь тоже, – промямлил невнятно. – Просто красота – это… это всегда прекрасно…
Лежать на песке просто так становилось скучно. Начинала одолевать жара. И рука моя невольно потянулась за… маской. Захотелось ещё раз взглянуть на подводный мир. Желание было таким неожиданно сильным, что я невольно подумал о наркомане, страдающем по наркотику.
Успев про себя удивиться этому неизвестно откуда выплывшему сравнению, я встал и направился к морю.
Манолис проводил меня лукавой улыбкой. Похоже, он незаметно радовался: достиг-таки своей цели…
Я заныривал в светлые воды – и мир, причудливый и огромный подводный мир, не знакомый мне до сегодняшнего дня, – открывался заново и заново. И был он намного красочнее, чем на картинках и экранах кино.
Колыхались гигантские ленты подводных трав. Проплывали бесшумные серебристые дожди мелких рыбешек. Радугой вспыхивала чешуя сказочных рыб.
И так бы я, наверное, нырял бесконечно, всплывая только передохнуть, если бы не Манолис. Стоит возле машины и ладони сложил рупором – так в недавнем прошлом капитаны переговаривались в трубу. Зовёт обратно. Что ж, пора, видно, возвращаться домой…
– На сегодня хватит, – говорит Манолис, как ученику, успешно освоившему урок. – Завтра приедем сюда ещё. Будем ловить осьминога.
– Как? – заикнулся, было, я от такого неожиданного предложения.
– Увидишь…
“Кадиллак” взревел и вырвался на автостраду. Солнце окуналось в воду на горизонте. И вечернее море казалось уже бирюзовым, а веяло от него пальмовой прохладой.
Я повернулся, надеясь разглядеть незнакомку. Но её не было ни на острове, ни на берегу.
– Утром увидишь, – понял моё беспокойство Манолис.
Я лежал на открытой лоджии на раскладушке, подсунув под голову руки, и глядел в звёздное небо. Оно было таким же, как на моей родине, там, в России, и таким же, как, должно быть, на всех континентах. Я с грустью подумал: боже мой, как же мал земной шарик, если можно облететь его на ракете за каких-то шестьдесят минут. И не безумие ли, когда отнюдь не лучшие представители человечества замышляют звёздные войны? Ведь достаточно и нескольких Чернобылей, чтобы это самое человечество постепенно исчезло с лица праматери-земли. Так малы мы все и беззащитны перед злом…
А потом я подумал о предстоящей охоте. Именно охоте, ведь никак не назовёшь рыбалкой поимку осьминога. И жутко-холодновато сделалось там, под ложечкой.
Я вспомнил давнюю историю. Поезд зелёной стрелой летел по великой транссибирской магистрали. В купе нас было двое: я, совсем ещё молодой, и мужчина средних лет, в прошлом матрос торгового флота. Утром, весь в бугристых мускулах, по пояс раздетый после умывания он вошёл в купе и стал обтираться казённым вафельным полотенцем. И тут на правом покатистом плече его я увидел огромную синюю наколку – осьминога со множеством щупальцев.
Сосед по купе перехватил мой взгляд.
– Страшно, мужик? – басисто хохотнул он.
Я кивнул и тоже улыбнулся.
– Хочешь знать историю этого художественного творения?..
В дверь постучали. Миловидная проводница внесла чай.
Так, помешивая под перестук колес ложечками сахар в стаканах, я словно сам стал свидетелем происходящего.
Дмитрий, так звали матроса, будучи молодым человеком, приехал в отпуск к родителям. Жили они на берегу Тихого океана. Отдохнув с дороги, в полдень, как водится, он отправился искупнуться. Вдоволь поплавал, поплескался. Затем неподалёку от берега забрался на скользкий камень. Опустил в воду ноги и стал мечтательно смотреть то в небо, то на свой небольшой посёлок.
Завечерело. Наступало время отлива. И многие купальщики, в большинстве мальчишки и подростки, стали расходиться по домам. Когда за сопкой исчез последний ныряльщик, Дмитрий почувствовал, что кто-то тяжёлый прилип к его ногам. Он хотел их вытащить – не тут-то было. Этот невидимый “кто-то”, опутав, словно крепким канатом, обе ноги Дмитрия, упорно тянул его в воду.
“Осьминог!” – молнией сверкнуло в мозгу.
Дмитрий вцепился ладонями в скользкий камень – там оказались выступы – и стал яростно отбиваться. К несчастью, осьминог был явно мощнее. Силы парня таяли.
“Не спастись”, – подумал он и отчаянно стал кричать. Но на берегу – ни души.
И вдруг, когда силы Дмитрия уже были на исходе, его обхватили, как клещи, чьи-то мощные руки. Это неподалеку проходили, возвращаясь в посёлок, колхозный рыбак с внуком, высоким и крепким малым. Почуяв неладное, кинулись они вдвоём на выручку к Дмитрию и освободили из смертельных пут чудовища своего незадачливого земляка. Христофор-то был с ножом и осьминога-разбойника взял. И втроем еле вытащили его на берег. И было в “многоруком” чудовище, когда взвесили на сельмаговских весах, около трёх пудов.
“Считай, паря, в рубашке родился!” – подмигнул Христофор потрясенному Дмитрию.
Вот тогда-то, в память о печальном случае, и выколол он у себя на плече морское страшилище.
… Я уснул и, видимо, во сне еще раз пережил ту жуткую картину. Что-то говорил, бормотал. Потому что Манолис уж как-то встревоженно тряс меня за плечо:
– Вставай, друг! Вставай…
Я открыл глаза. По белым стенам гуляли солнечные лучи. Манолис по выражению моего лица понял, что мне приснилось что-то страшное, но спрашивать ни о чём не стал. А сам рассказывать я постеснялся: сочтет трусом.
Выпили по чашечке кофе и снова, айда, на море.
Видеть осьминога мне довелось один раз, и то случайно, на базаре. К тому же усопшего. Лежала на деревянном прилавке какая-то бесформенная масса. Словно кусок сырого теста, а по бокам щупальца. Все в белых точках-пуговках.
Как потом мне объяснили, это были присоски… А вечером мы с Манолисом сидели в таверне на берегу моря и пили ледяное биро, по-нашему пиво. И на закуску нам подали в фарфоровой тарелке какие-то маринованные ломтики. Я поддевал их вилкой, и они аппетитно хрустели, аж в ушах звенело.
– Что это, отгадай! – хитро прищурился Манолис.
– Не знаю, – честно признался я. – Похоже на грибы.
– Осьминог.
Остановились снова у камня-истукана. Вытащили на песок вещи. И я во второй раз с тревогой подумал: как же ловят осьминога? Не голыми, надо полагать, руками. Ведь это же не какой-нибудь чеховский увалень-налим, затаившийся под корягой, а хищник посерьезнее. И не в тихом затоне предстоит ловля, а в море, возле острова, где острые выступы, где волны, наконец.
– Держи, – сказал Манолис и протянул мне сачок.
– Зачем? – я оглянулся по сторонам: на пустынном берегу бабочек не наблюдалось.
– Слушай, что тебе говорят старшие, – засмеялся Манолис, а сам взял крепкий капроновый шнур со стальным крючком на конце и рыбёшку, которую привёз из дома. Это была вчерашняя меланкурья, пролежавшая ночь в холодильнике.
Прихватив маски и ласты, мы погрузились в лодку и стали грести к острову.
– Осьминогов, друг, ловят на рыбу, – объяснял Манолис, налегая на вёсла. – Но есть такие ловкачи, которые ухитряются выманить его из домика-норки на серебристую фольгу, прикрепив её на крючке. Вообще-то осьминог – зверюга осторожный, хитрый, а такого вот заурядного обмана не замечает… Но мы честно поступим – не поскупимся рыбкой.
Остров оказался действительно небольшим, каменистым. И я ещё раз удивился, как могло здесь уцепиться за жизнь деревце оливы.
Лодку мы затащили на гранитные валуны, а сами надели ласты, маски – и в воду. В этой необычной охоте Манолис определил мне почётную роль наблюдателя. Заодно предупредил, чтобы в случае удачи я был на берегу и вовремя подцепил сачком (вот он для чего, оказывается!) приближающуюся добычу.
Прекрасен, неповторим подводный мир. И с каждым погружением в него – новый. Как женщины по весне. Мы проплывали мимо причудливой формы рифов, медуз, звёзд, морских ежей, кортежа пучеглазых рыб, а сами присматривались к подножью острова, к глубоким ямам-отверстиям и щелям.
Манолис держал привязанный к ладони шнур, на конце которого болталась рыбка, и старался провести её возле таких потаенных мест, где по всей вероятности и должно было прятаться многоногое чудище. И вскоре удача нам улыбнулась. Я это сразу понял по глазам Манолиса, азартно блеснувшим под маской.
Из небольшой щели, скрытой шелковистой травой, сначала показались щупальца. Их вполне можно было принять за голубоватые корешки. Затем появилось и туловище, немного потемнее. Осьминог! При виде его я обрадовался, как мальчишка. И не было во мне никакого страха, как у того матроса-дальневосточника. Наверное, ещё и потому что рядом со мной находился мой друг Манолис – сильный и находчивый человек.
Он стал постепенно притягивать рыбку к себе. За ней потянулся и осьминог. Огромный, “многорукий”. А может, он мне просто показался таким? Ведь морская вода всё сильно увеличивает.
Неожиданно наша охота напомнила мне забавную сценку из школьных лет. Соседская кошка, Муська, постоянно таскала у нас цыплят. Её надо было обязательно проучить, как следует. Но как? Муська была очень осторожной и к тому же хитрой.
И вот однажды я привязал к нитке кусочек колбасы и стал таким же манером подманивать к себе кошку. Она сначала клюнула на эту удочку. Но только я попытался схватить её за загривок, Муську, словно ветром сдуло. Опытная воровка разгадала мой манёвр и больше никогда не соблазнялась дармовой приманкой…
Нечто подобное происходило и сейчас. Манолис уже выманил осьминога к поверхности воды, направляясь к берегу и делая знаки свободной рукой, чтобы я выбирался на сушу и караулил с сачком. Я так и поступил. Взял сачок и стал внимательно высматривать, где должны появиться ловец и его добыча.
Вода у берега переливалась прозрачностью. Было видно дно в пёстрых камушках и ракушках. Светло-зелёные водоросли, пузырьки…
Наконец из воды показалась голова Манолиса и совсем рядом от меня осьминог. И вовсе не большой, как казалось там, в воде, а с игрушечную кастрюльку. Только по бокам этой кастрюльки колыхались щупальца.
– Осторожнее, осторожнее подводи сачок, – вполголоса давал распоряжения Манолис.
И вот в самый ответственный момент он резко дернул шнур. Осьминог показался из воды, а я… не удержал равновесия на камне и плюхнулся прямо в воду.
Почуяв губительный для него воздух, хищник в доли секунды выпустил изо рта добычу и скрылся в глубине. А там, где он упал, вода моментально стала фиолетовой, словно кто-то вылил в море пару вёдер чернил. Это осьминог воспользовался своим надёжным спасительным средством.
– Растяпа! – не удержал негодования Манолис, выплевывая солёную воду. Но, увидев меня мокрого, растерянного, нелепо стоящего в воде, только сочувственно махнул рукой.
Я ещё мог как-то снести свою неуклюжесть, упрёки друга.
Зато другое было по-настоящему обидно: когда мы погрузились в лодку, чтобы плыть обратно к машине, за нашими спинами раздался заливистый девичий смех. Так упоительно и весело обычно смеются в кафе, на вечеринке какой-либо удачно произнесённой шутке. В данном случае смеялись явно над нами. Это я чувствовал, что называется, всей кожей, как, впрочем, и мой неудачливый друг Манолис.
Мы как по команде оба обернулись на смех. Ну да, неподалеку, на остром выступе скалы, стояла Валенса. Волосы её стекали по плечам. А зубы казались жемчужными. Она, видимо, от начала и до конца незаметно следила за нашей охотой. И стала единственной свидетельницей такого позорного поражения двух далеко ещё не старых мужчин.
Но тут, к счастью, произошла обратная реакция. Встретившись взглядами с девушкой, мы тоже вдруг беспричинно захохотали. И досады как не бывало. Теперь уже я сидел на вёслах и отчаянно грёб к берегу. Казалось, прибавилось сил от нахлынувших внезапно удали и озорства.
… А что и в самом деле случилось? Да ровным счётом ничего серьёзного. Ну, упустили осьминога… А что бы мы с ним делали, если бы посчастливилось поймать? Ну, посмотрели бы, пощупали бы это экзотическое животное и отпустили обратно в вольные волны. Но я и так успел хорошо разглядеть его с близкого расстояния. И этого было вполне достаточно, чтобы увидеть и узнать, как ловят подводного хищника. А большего мне ничего и не надо было. В конечном счете, я не гурман…
А если вспомнить о серьёзных потерях, то, сколько же их случалось на долгом моём веку! Взять хотя бы недавнюю охоту в Балхашских крепях на диких кабанов. Огромный двухцентнеровый вепрь выскочил прямо на меня. Выстрелили сразу несколько человек, но никто не попал: промахнулись. От страха и волнения. И даже, скорее, от второго. Вепрь-великан ушел. И хорошо, что скрылся. Ведь, раненый он раскидал бы нас, стрелков, как мелких шавок… Да, не чета он крохотному осьминогу.
Но разве всегда дело в добыче? Есть в охотничьем ремесле и особая прелесть неудач. И это чувство соизмеримо разве что с любовью к женщине, сердце которой, несмотря на все страдания, увы, так и не покорено. А если бы всех женщин подряд покоряли, что бы тогда было? Холодная пустота, не подогретая ни одним милым воспоминанием…
Манолис не вспоминал об осьминоге. Его тоже, кажется, не огорчал этот промах. И я старался не заговаривать на эту тему.
Мы купались, загорали, в сотый раз бежали навстречу белопенным волнам, и нам было весело. Все домашние заботы и хлопоты отодвинулись на задний план. Такая разрядка нужна, особенно семейным.
– Знаешь что, – сказал Манолис, – завтра поедем на маяк. В гости к смотрителю. Вот там море видать – от края до края.
До вечера было ещё далеко, но мы стали собирать вещи в машину. Когда всё было уложено, на острове снова показалась Валенса. Она стояла на том же выступе скалы и издали была похожа на точёную самшитовую фигурку, которые в большом количестве продаются в старой части Афин в качестве сувениров.
Но Валенса, такая красивая и неповторимая, была на свете одна. Над головой она держала осьминога (когда только успела поймать!) и что-то явно озорное кричала Манолису.
– Что она говорит? Переведи, – попросил я.
– Подтрунивает. Мол, счастье любой охоты зависит от доброго напутствия женщины, – усмехнулся Манолис и покачал головой. – А у нас с тобой, выходит, такого напутствия не было. И вот результат…
Я неопределённо хмыкнул. А сам почему-то подумал: беда тому парню, чьим сердцем завладеет эта девушка… Но потом засомневался: а может, и счастье?..