Александр ТРАВНИКОВ
ЗАПИСКИ О ПИСАТЕЛЕ
Или достижения, похождения и прегрешения живого полуклассика
Этот, полный правды рассказ, рассказ о настоящем писателе. Пока он живой, и потому полуклассик. Если ему повезет конечно, а ему обычно везло, то есть шанс стать не только местным, но и бери выше, просто классиком российской литературы.
Конечно я никогда не расскажу Вам о том, кто это на самом деле. А Вы сами никогда не догадаетесь. Ни за что. Но весь этот рассказ, чистая правда. Ни одного факта выдуманного. Все, кристально чистая, как на березовых бруньках водка, правда.
**************************
Возмущению Юры не было пределов.
- Да он!
- Да я!
- Ну……..!
- Это? Это? Ну гад, я ему …………..
И так далее. Ну в общем Вы знаете. Если человек возмущен, то ему нужно дать возможность избавиться от эмоций и внимательно выслушать. Поверьте. Такого наслушаетесь, что и ни в одно романе или сюжете сценария не прочитаете.
Чуть подостыв, Юра, едва согласился утащить себя в ближайшее уличное кафе. И продолжая пыхтеть, заявил-
- Ты представляешь? Написал материал и отдал в региональный литературно-художественный журнал. Классику нашему. Отдал и жду. Неделю жду. Месяц. Иду в редакцию, а там кроме помощника главного редактора никого нет. Я к нему с вопросом - что да как?
- А он - да ни как! Сказали не печатать.
- Это почему же? - Спрашиваю.
- А потому! Говорит. Ты в списках.
- Каких говорю в списках?
- Обыкновенных. Обыкновенных списках - говорит.
- Да я - говорю, с самим, с классиком разговаривал!
- Так это список классика и есть тот самый главный список.
- Да что за список? Колись! – требую.
- Да покажу тебе его, с работы выгонят. А я, знаешь, сам уже пару месяцев зарплату не получаю.
В общем не дал он Юре ознакомится с секретным списком редакции. А тут, Юра говорит, через две недели после того разговора встречаю этого помощника случайно на улице, а он сам мне этот список протягивает. Дает, и говорит:
- На! Читай! А еще лучше себе возьми. Я еще наксерил.
- Чего так – любопытствую.
А он мне:
– Зарплату гад не дал! Обещал на ставку взять, но выгнал, а взял свою дочку на это место, и сразу же зарплату выдал ей.
Так как наш рассказ не про дочку классика и не про кумовство, то эту часть диалога пропускаем и переходим к изложению истории про собственно таинственный список, из редакции литературно-художественного журнала, поведанный Юрой.
В общем, Юра уже почти успокоился, и теперь можно было понять, что его так возмутило. Оказалось, что это был список на нескольких страницах машинописного текста, в который в алфавитном порядке были записаны фамилии, имена и отчества. Все пронумеровано. Минимум три сотни фамилий. В конце списка, подпись классика и по совместительству главного редактора регионального литературно-художественного журнала. Там же, внизу списка, дата, должность и все другие аксессуары классика, его фамилия и инициалы. Но главное. Озаглавлен список так: «Список лиц, которых ни при каких условиях и никогда не печатать в журнале».
До такого, даже советская цензура, в самые времена расцвета не додумалась – говорит Юра.
- Вот Гад! И эмоции вновь захлестнули Юру.
Писатели и литераторы безусловно поймут правоту Юрия. И разделят с ним его негодование и возмущение. А мы продолжим наш рассказ.
Эка невидаль – проскрипционные* списки недостойных лиц. Такие еще в древнем Риме цезари, диктаторы, тираны и самодуры составляли. Еще до средневековья с его жестокостями и невежеством это практиковалось. НЕ то что в наши просвещенные времена. Вот попал ты в такой список, и все. Конец тебе, и твоим литературным планам.
А я вновь продолжу свое повествование дальше.
************************
Когда-то, очень давно, знаменитому автору Василия Теркина, классику советской литературы и предводителю писателей СССР, последовательному защитнику литературного либерализма и реальному шестидесятнику периода расцвета советского вольнодумства, Александру Трифоновичу Твардовскому показали пару рассказов уже не начинающего сельского писателя. Пусть пишет! - сказал поэт, ветеран, орденоносец и просто хороший человек. И началось.
Сомневаюсь, что А.Т. Твардовский что-либо читал из трудов нашего героя, но принципы литературного либерализма, они и есть принципы для всех. Тем более, что даже Солженицына стали тогда печатать. В общем дал он, как говорится нашему местному, а тогда даже и не нашему местному, но с этой секунды потенциальному полуклассику путевку в писательскую жизнь. И решилась его судьба на будущее.
Отправили нашего полуклассика, теперь уже члена союза писателей на Кубань. С целью укрепления и пополнения писательских шеренг и рядов так сказать. И как раз вовремя. Политические силы страны посетила умная мысль. Вот есть классики мировой литературы. Есть классики русской литературы. Есть генералы писательских организаций, зубры так сказать прозы и поэзии. Есть классики национальных литератур. А почему нет классиков местных литератур. Так сказать образцов и светочей литературного подражания на местах. Лидеров чернил, пера и пишущих машинок у кого они были.
Придумано, поручено, сделано. Ведь в таком деле главное, это организовать. Подобрать достойного. Помочь написать. Постимулировать. Издать. И вовремя и правильно доложить куда следовало об исполнении.
Свои, они и так понятно что свои. Но всегда и везде среди своих есть те, кто за, но есть всегда и те, кто против. А тут новые силы пожаловали. В отношении новых и пришлых, присланных и рекомендованных никто конечно не за, но и против пока нет. Потому выбор у партийных идеологов и пал на нашего героя. Главное, никому не обидно, никто персонально не против и даже не обижен.
- Пиши – говорят партийные нашему герою.
- Да я вроде как еще и материалом не владею - отвечает юудущий полуклассик.
- А ты с классовых позиций пиши. Пиши побольше. Ручкой и чернилами пиши. Рукопись так сказать давай. Материал. Объем. А мы поможем. Где подскажем. Где подправим. Подредактируем.
И ведь действительно помогли. И партийные редакторы поработали. И корректоры. И с местной спецификой и акцентами, где нужно расставить, подсказали. Машинистки рукописи героически разобрали. Все отпечатали как полагается. Обсудили по главно и построчно на редколлегиях. Идеологический отдел Крайкома партии одобрил то, что получилось. В общем коллективный труд под именем нашего героя вышел в печать. Тут же рецензии нужные в газетах всех уровней, даже в толстых журналах появились. Тиражи именно советские по своим масштабам были. Сотнями тысяч. Не то чтобы сейчас по паре тысяч – это уже большой тираж.
Говорят, что Исаак Бабель, когда писал свои рассказы, он по двадцать одному разу все лично переписывал. Друзьям писателям все читал вслух. Прислушивался к критике. Вновь переписывал, уточнял, поправлял. А тут, наш герой написал на листочке главку. Ее тут же отшлифовали, откорректировали, отредактировали. И готов шедевр с первого раза.
И поверил наш герой, что он теперь светоч местной литературы, образец стиля. И как говорил мне один знакомый, когда вышла моя первая книга, и я собрался писать следующую – Ты не части! Пусть оценят. Больше одной книги у нас не поймут! Зарвался скажут. Я не послушался тогда. А наш герой оказавшись на лаврах, решил на них почивать и дивиденды получать. И не прогадал.
Пока наш полуклассик наслаждался славой и званием местного гения от литературы, партии не стало. Не стало заказчиков на высокоидейную и идеологически правильную литературу. А уж идеологических отделов и тем более. Теперь за все нужно было платить. Издатель теперь руководствовался исключительно критериями уровня продаж. Главными стали в издательствах маркетологи. Критерии одни. Купят - не купят. Продадим - не продадим! Заработаем, или прогорим. Но бюджет то никто не отменял? Нет. Бибколлекторы с их гипер-супер-бессмысленными массовыми закупками макулатуры для библиотек тоже.
Тут про нашего героя и вспомнили. Дали литературно художественный журнал, профинансировали. Да и новые буржуинские правила игры нашему классику пришлись впору. Он их понял. И поплыл по течению сам.
Реальность и есть реальность. А она такова. Есть местная литература. Есть карманный классик. Пусть он больше ничего в совей жизни толкового и не написал, кроме бестолковых и заумных текстов в собственном журнале. Зато было кому хвалить новые и падкие до лести власти на страницах газет. Славить руководство. А в обмен что ни-будь просить. Нет. Не для себя. Для журнала конечно.
И он стал просить. Там денег на бумагу. Там на тираж. Там на аренду. Потом офис насовсем дали. На юбилей администрация дала квартиру. На другой еще одну. Книгу, ту саму, давно написанную переиздали. На подарки разошлись его книги, которые по каждому поводу и без раздавали всем подряд. В школах, за покладистость и лояльность порекомендовали изучать.
Расширились запросы и у нашего полуклассика. Стал он не отказываться от машины кирпича, пакета гипсокартона, десятка мешков с цементом Потом и машину себе рискнул попросить, после того, как редакции дали.
В общем просил все, что можно было попросить. Брал все, что могли только дать. Имя все-таки. Не каждый день живой классик просит. И ходил он везде одетый, как беженец. Оборванный, мятый и не стиранный. Сидел по приемным представителей власти и бизнеса. Причитал, что не хлебное это дело – литература. На личный опыт ссылался, не стеснялся, говорил, что даже для классика не прибыльное. Убеждал, что все должны помогать поднимать страну и литературу. И везде встречал понимание и поддержку. Как на словах, так и на деле.
В один прекрасный день, нашего героя реально понесло. И он сам поверил в свое величие. Приехал в край Примьер-министр стимулировать сельское хозяйство, с людьми встречаться, кому нужно ускорительный пендель поддать под одно место. А наш полуклассик обиделся.
- Как так. Приехал, и ко мне не заехал. Негоже это. Нас казаков каждый обидеть норовит. Плохой говорит у нас Примьер. Литературе не помогает.
И вот выходит в Москве, столице нашей Родины, сборник трудов, как написано в аннотации, классиков современной российской литературы. А нашего то героя там и нет. Он на разборки в столицу. Как так? По какому праву. А те ему отвечают – в сборник вошли только самые талантливые.
Обиделся наш герой на них. И поехал к себе домой обиду переваривать. Но не в редакцию. В свой собственный отель на берегу моря. Все в дело пошло, что на журнал и развитие литературы местной, поддержку талантов писательских местных выпросил. Трудолюбие, оно всегда свои плоды приносит.
И вот сами подумайте. А не было бы этого списка нежелательных авторов, куда бы все деньги ушли? Правильно. Не на отель у моря. А так, жизнь то удалась. Не в цензуре дело, оказывается.
28-02-2015
_________________________________
*Проскрипция – в древнем Риме список объявленных вне закона лиц. Придуманы проскрипции Суллой. Нашли широкое применение в дальнейшем. Любили это дело диктаторы и тираны. Суть явления - поймавшего, выдавшего, убившего из этого списка – награда, укрывшего – смерть. Имущество попавшего в такой список подлежало конфискации.
28-февраля 2015