Закидывает сумки в багажник такси, закрывает его и обнимает маму. Крепко прижимает к себе ее. Та утыкается ей носом в куртку.
- Я скоро вернусь.
- Я знаю.
Женщина садится в машину, а девушка закрывает за ней дверь. Машина трогается, а она остается стоять. Ей в подарок достается десять дней одиночества. Десять тоскливых воющих суток, грызущих ее изнутри и тянущих ее вниз. Так далеко в себя, только чтобы не думать, каково это – без мамы.
Возвращается в пустую квартиру. Унылая и серая. Не слышно никаких звуков, кроме тех, что идут от телевизора. Кухня через несколько часов пропахнет табаком. Она знает, что все будет хорошо, но это щемящее в груди ощущение не дает дышать ровно и спокойно. И холод, бегущий по спине, пускает мураши спиралью по позвоночнику. Не такие теплые, когда она обнимает ее по возвращению с работы, не такие нежные, когда мать заходит в комнату, и та кричит ей «осторожно, там на полу...». И не такие мягкие, как перед сном, когда она обнимает сидящую на кухне за столом мать и целует ее лоб. Они пропитаны тоской и одиночеством. На их тонких воображаемых лапках будто иглы-наконечники, которые колят в ее кости во время их неустанного бега. Она не видит конца этому ноющему скрежету между легких, это не кошки скребут на душе, это тигры точат когти свои о стволы деревьев, и каждый звук становится невообразимо громким в пустой квартире, как будто эхо разлетается по всем трем одиноким комнатам. Эхо невидимо живет в каждом пыльном уголке, в каждом горшке с цветами, которых море в этой квартире. На каждой полке с давно забытыми книгами.
И эти десять дней пролетят как один длинный и страшный, черствый и скулящий, потому что жить без мамы – это не жить вообще.
10.2.15 - 19.2.15
Редактор: Настя Шварц