НИКОЛУШКА
Весть пришла ночью. Лида спросонья никак не могла уразуметь, что значили слова: «Николай скончался. Выезжай похороны». Какой Николай?.. Какие похороны?.. Вскоре в голове прояснилось: так это же Николушка – бывший ее супруг, от коего родились на свет ее дети Анютка да Венька. Воспоминание о муже были самые неважнецкие, поскольку он был большой гулёна и пьяница. Детей Лида растила одна и помощи от Николая не ждала.
- Видно ехать надо, ведь он как-никак детям моим родной отец, - подумала Лида и с этой мыслью заснула.
Утром, поведав детям об этом своем решении, она услышала от старшей дочки Анютки решительное – нет - та помнила еще неблаговидные отцовы проделки и отказалась ехать наотрез. Зато шестилетний Венька принял предстоящую поездку в дальнюю деревню с большим восторгом.
К автобусной остановке они явились рано, но народ уже был. Когда водитель открыл дверь, вся возбужденная толпа рванула в маленький ПАЗик. Мест явно не хватало. Сердобольные женщины протолкнули Веньку к окошку. Лида пристроилась сбоку. Похоронный венок, который она держала в руках, мешал и топорщился, норовя выколоть глаза уж если не ей, то кому-нибудь обязательно. Автобус заворчал, дернулся, и за окном стали проплывать ирбитские улицы, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Поехали…
Пассажиры, как водится, постепенно утряслись, устроились и успокоились. Всем нашлось место, хотя бы с краешку, а то и прямо на полу. Венок был торжественно возложен на полку под потолок. Потихоньку начался общий разговор, и Венька вскоре стал центром всеобщего внимания. Возбужденный и румяный, он с жаром рассказывал о похоронах, об отце и даже приглашал всех в гости. Пассажиры слушали с интересом, тайком сочувственно поглядывая на Лиду.
Вот и остановка. Протиснувшись на волю и получив через головы венок, Лида с Венькой свернули на просёлочную дорожку. Деревня находилась от тракта в нескольких километрах. Солнце поднялось уже высоко, стало невыносимо жарко. Комары пели свою противную хоровую песню, лезли в уши и глаза. «И как же их нынче богато.
-Жара, а им хоть бы что!.. - подумала Лида, отмахиваясь от кровопивцев еловой веткой. По лбу стекал пот. Легкий, как казалось вначале, венок отяжелел и оттягивал руку. Венька постоянно канючил: «Мама, скоро?..» Она уже была не рада, что затеяла эту поездку.
Но вот впереди показались первые незатейливые домишки, а с ними и деревенский погост с заросшими крапивой могилками.
- Поди уж захоронили? – подумала Лида и направилась к кладбищу. Новой могилки она не увидела, да и вырытой ямы тоже. Как же так? – удивилась Лида, и зашагала по направлению к деревне.
В улице было пусто. Только серые пыльные свиньи лениво рыли землю, моргая белёсыми ресницами. Одна из них развалилась прямо на дороге в оставшейся после дождя тёплой луже, мирно похлопывая ушами в сытой дремоте, а теперь, потревоженная, обиженно хрюкая, трусцой направилась к ближайшей ограде. Венька ныл уже беспрерывно, размазывая по личику пот, слёзы и грязь. Комары его доконали уже основательно.
Увидав в окошке чье-то морщинистое лицо, Лида спросила: «Где живет Николай?» Старуха, высунувшись из-под линялой и облезлой занавески, ткнула пальцем в ближайший неказистый домишко и удивленно уставилась на похоронный венок. беззвучно прошамкала что-то и осталась торчать в окне, наблюдая за происходящим.
Погремев щеколдой Лида и Венька зашли в ворота. Протиснувшись с венком в дверь они услышали: «Ой, кто это умер-то?, – румяная баба с подойником в руках, с изумлением взирала на вошедших. Лида, кладя венок на лавку и устало опускаясь рядом, ответила: «Да Николай же умер… Мы по телеграмме приехали…» Женщина, в недоумении похлопав ресничками, вдруг неожиданно раскатилась: от смеха она ничего не могла сказать, и даже постанывала, держась за живот. Успокоившись, махнув рукой на окно, она, наконец, выговорила: «Вот он идет живёхонький. Лешак ему сделатся! Спьяну-то он и не то еще может вычудить!»
А Николушка был уже в сенях, и было слышно, что он уже навеселе, поскольку пел самую что ни есть дурацкую песню про петушка, который «… увидя курицу-молодку сразу изменил свою походку…». Вскоре дверь распахнулась, Николай ввалился в дом и глупо уставился на гостей. Помолчав с минуту глупо изрёк: «Чё это вас принесло? Соскучились что-ли? - А после добавил: - Вишь, как я живу! Дом – полная чаша!..» - и ткнул пальцем в старый стул с гнутой спинкой, представлявший, по-видимому, для него здесь самое главное богатство.
Хозяйка внесла миску с молоком. Николушка, накрошив хлебных крошек в блюдо, начал шумно есть, но сил на это уже не хватило, и он уснул, опустив волосы прямо в молоко.
Женщина налила и гостям. Лида есть не хотела и сидела молча. Венька же, попив молока, вскоре уснул, положив голову на колени матери. Она корила себя за неудачную эту поездку, ругала за глупую доверчивость и бабью, никому не нужную, доброту… Через два часа, растолкав сына, она взяла его, сонного, за руку и вышла за ворота. Вослед выскочила хозяйка, сунула ей в руки похоронный венок: «Возьми хоть венок-от с собой. Куда он нам? Негоже его в дому оставлять – примета плохая… Да не сердись ты на Кольшу-то! Это он спьяну. Пошутил так телеграммой-то! Все чё ли мужики-то теперь с прибабахом? Вот у нас в деревне ни одного тверёзого нет. Да еще хуже есть, чем Никола: он хоть робит, коров вон пасет. Кошку ведь не заставишь!.. Ну, прощевайте. Не поминайте лихом!» Баба на минуту всплакнула, смахнула натруженной рукой слезу, и, уже успокоенная и умиротворенная, пошла к воротам.
Стало прохладнее, подул ветерок, идти было легче, и до тракта Лида с Венькой добрались скоро.
Солнце клонилось уже к закату, когда какой-то попутный сердобольный водитель посадил их в свою машину. К ночи наши путешественники были уже дома.
Сладко спал Венька, измаявшийся в нелегкой дороге, разметав искусанные комарами ручонки. Анютка строго хмурила во сне свои темненькие брови, а Лида, перебирая в памяти события этого длинного дня, смеялась и плакала над незадачливой жизнью своей. А там, в ночи, на остатках забора деревенского погоста, висел похоронный пластмассовый венок – памятник женской доброте и всепрощению.