Байки старого учителя.
А тогда всё «выбрасывали». Когда звонили знакомые (у кого к тому времени появился телефон в нашем спальном районе – Купчине) и сообщали, что там-то и там-то что-то «выбросили», то это понималось однозначно: в указанном магазине поступило нечто съедобное, что следовало быстро бежать и приобретать, желательно успевая до возгласа продавщицы, направленного в конец неведомо откуда набежавшей очереди:
- скажите, чтоб больше не занимали!
Это означало, что продукт, отпущенный в магазин истощился, и можно отправляться в другие точки района в надежде «поймать» желаемое.
В этот раз в ‘’20-ке’’ (так у жителей района именовался ближний магазин) был сыр, о чём мне сообщила в конце дня на работу приятельница Валентина.
- Слушай, Исаак, тебе нужен сыр?
- Да нет, у меня есть кусок.
- Выручи, пожалуйста, мама заняла очередь, ждала пока подвезут, сейчас позвонила из автомата, (о мобильниках ещё и не мечтали) сказала, что начали ‘’давать’’ (тоже слово из того обихода) и просила передать, что на тебя заняла очередь, чтобы ты подошёл. Дают по куску в одни руки. Раз тебе не нужно, может, нам возьмёшь?
- Хорошо,- согласился я. – Пошёл.
Сыр был деликатесом, не каждый день попадал на стол трудящимся и надо было воспользоваться возможностью. В магазин войти можно было с трудам, так как он был заполнен людьми, что называется – битком. Присмотревшись, можно было разглядеть, что наполнение не было хаотичным. Люди построились в две спиралевидные очереди. Одна вела к прилавку, на который продавщица выкладывала куски сыра, заранее нарезанные и упакованные в прозрачную плёнку. Сверху была наклеена этикетка с обозначением веса куска и стоимость его. Как раз ввели в обиход специальную машину, выполнявшую эту процедуру. Она ускоряла отпуск сыра, жаль, что не могла участвовать в его производстве. Покупатель тыкал пальчиком в приглянувшийся кусок, продавщица смотрела на стоимость, на обрывке чека, оторванном от рулона, лежавшего рядом с кусками писала увиденную цифру, вручала её очереднику, отпуская его плавно перестраиваться во вторую спираль-очередь, ведущую к стеклянной кассе-скворечнику, поднятой на высокий пъедестал посреди магазина. Бумажка, поданная вместе с деньгами наверх кассирше, давала право, после оплаты пристроиться в очередь, ведущую опять к прилавку, где вместе с чеком обменивалась на вожделенный, зарнее выбранный кусок сыра. Грамм этак 400-500.
Полина Матвеевна, высматривая меня в дверях, аж подпрыгивала от нетерпения. Маленькая женщина подняла руку, обозначая себя. Её волнение объяснялось тем, что до продавщицы её отделяли человек 9-10. Я протиснулся через витки спиралей к ней, заранее робко поясняющей людям, стоящим сзади и готовым порвать всякое препятствие в финишном продвижении к сыру, что я именно тот человек, на которого она занимала. Пропустила меня вперёд и сразу началась дискуссия:
- А этот откуда взялся?
- Он тут не стоял!
- Да, не стоял, но я на него занимала!
- Пусть сам постоит! Мы вот тут два часа стояли, а он сразу хочет.
- Не пускать его!
- Да стоял он вначале, потом отошёл по делам,- пыталась вклиниться в разноголосый хор Полина Матвеевна.
- А давайте мы его самого спросим! Стоял он или не стоял,- услышая я вкрадчивый молодой голос. Покосившись назад, я, чувствуя, что краснею от этих разговоров, покрываюсь холодным потом и впадаю в жар одновременно, увидел знакомое лицо, язвительно и неодобрительно обращённое ко мне. Я чувствовал взгляды многих людей, направленные на меня, ожидающие, как я выйду из создавшегося положения. Дело в том, что меня знали многие в этом районе. Их дети, потом внуки учились в школе, в которой я работал много лет. Водя их на занятия, забирая после, даже те, дети которых не учились в моих классах, видели меня в вестибюле школы, когда раз в две недели я дежурил там, встречая школьников, обеспечивая порядок, особенно опекая малышей, помогая им избегать столкновений с потоками старших в гардеробе.
Это недоброжелательное лицо принадлежало маме маленькой девочки – первоклассницы или второклассницы. Я с ними не занимался, но девочка всегда подбегала ко мне поздороваться в дни моих дежурств. Мама издалека наблюдала, держа мешок со сменной обувью и верхней одеждой. В соответствии с сезоном.
Ситуацию разрядила продавщица, которая тоже меня знала. В лицо и кто я такой. Здоровались. За время этой перепалки-обличения очередь передвинулась вперёд и я оказался прямо перед ней. Вообще-то, я очень растерялся, Обычно находящий выход из различных ситуаций, сейчас не знал как поступить. От меня ждали ответа на провокационный вопрос, затаив дыхание. Я же не мог сказать ни «да», ни «нет». И вдруг продавщица выступила на сцену:
- Что Вы пристали к мужчине? Вам что, куска сыра жалко? А, может, у него нет времени стоять!
- Вам какой кусок,- она обратилась уже ко мне, передвинувшемся вперед под напором сзади.
- Возьмите вот этот,- подвинула по мраморному прилавку хороший кусок и подала обрывок чека со стоимостью. Не поднимая головы, я протиснулся к кассе, слыша по дороге реплики, сменившиеся на доброжелательные. Особенно мужские, единичные, в соответствии с наличием их в магазине. Не мужское это дело в очередях, ну, кроме как за алкогольными напитками. Наверное, поэтому я и стал центром внимания. Как убрался из магазина – не помню. Было очень стыдно. Проводил Полину Матвеевну немного, отдал ей сыр, выслушал её напутствие:
- Да плюньте Вы на них. Они же не со зла. Просто ожесточены тем, что нельзя пойти каждый день и купить нужное. А надо «ловить», ждать, когда «выбросят», стоять часами. Дёргаться – хватит не хватит! Ну, спасибо Вам! Теперь нам надолго хватит. Будьте здоровы. Приходите.
Случилось так, что я на следующий день был дежурным по школе. Стою в вестибюле, встречаю малышей. Они обычно приходят в школу первыми. Располагаются на скамейках, меняют обувь на школьную. Мамы помогают укладывать мешки, дают напутствия, как вести себя, когда за ними придут. Знакомые подходят ко мне, спрашивают про успеваемость своих чад, просят дать какие-то консультации, о дисциплине вопрос не стоит. Я умею управляться с детьми на своих уроках. Вдруг, чувствую за спиною взгляд. Оборачиваюсь, и в массе родителей успеваю поймать насмешливо-недоброжелательную усмешку вчерашней мамы. Она рассказывает своей подруге, маме соученицы дочки, ожидая, пока девочки переоденутся, происшествие в магазине, явно осуждая меня.
Дочка отдаёт ей мешок с сапожками (Обычно дорогие сапожки забирают домой. Для надёжности. Тогда ещё охранников в школах не завели) и бежит ко мне. Я не знаю её имени, она моё знает.
- Здравствуйте, Исаак Михайлович (чётко выговаривает отчество, не всем это удаётся), наклоняет, улыбаясь, головку, украшенную белым бантом. Она просто подошла поздороваться. Маленький приветливый человечек. Внезапно подходит её мама, расплывшаяся в улыбке. Здоровается, что-то спрашивает по школьному распорядку. Машинально отвечаю, понимая, что её приветливость вызвана желанием затереть вчерашний вопрос, заданный исподтишка, из-за людских спин. Боясь, чтобы её выпад, если я его заметил и запомнил, не отразился на моём отношении к её дочери.
Она ещё и не шибко умна, к тому же. Что ей мешало (возмечталось мне) вчера возопить на весь магазин: - Люди! Это учитель! Пустите его без очереди. И спасибо скажите за наших детей!
А дочка её мне нравится. Я улыбнулся ей ответно. Вполне искренне.
- Ты готова? Беги на свой этаж. Скоро звонок.
И отошёл к другой группе детей, которые не могли поделить скамейку для переодевания.
На большой перемене я рассказал учителям о вчерашнем происшествии в магазине. Причём не пожалел красок в описании ситуации. Посетовали вместе на учительскую жизнь и статус учителя в Советском Союзе. Перед тем, как разойтись по классам, коллеги услышали от меня убийственное, с большой долей зависти сообщение:
- А в Швеции учителям всё отпускают без очереди!
- Почему?- недоуменно спросили меня сразу несколько человек.
- Потому что там нет очередей! – ответствовал я, гордясь за своих шведских коллег.