Этого нельзя забыть, потому что нельзя забыть никогда...
22 июня 1941 года - 9 мая 1945-го. Две даты. Великая Отечественная война. Однако полтора месяца с 9 мая по 22 июня для нас включают в себя сконцентрированные четыре года и приводят в ужас от осознания военных событий в обратном порядке. Поэтому десятилетние дети моего поколения знали о войне больше, чем их ровесники - наши родители в июне 41-го. С детства меня охватывали ужас и паника, когда я слушала, смотрела, читала о войне. Мое поколение знает войну не только по школьным учебникам, а больше потому, что наши родители были детьми тех, кто сражался на всех фронтах. И этот факт делает наше восприятие военных событий очень эмоциональным. Сегодня я хочу подчеркнуть нелепость войны и детскими глазами посмотреть на то время. Это было с мальчиками и девочками, теперь они - дедушки и бабушки, слушая которых, чувствуешь себя на их месте тогда и теперь. И все так понятно...
Ира Еланчик, 12 лет, Москва.
В воскресенье утром мама пошла в магазин за продуктами, а я затеяла стирку кукольной одежды. Вместо тазика взяла мисочку, приготовила воду с мылом. Но тут мама вернулась и очень сердито велела прекратить стирку. Я не понимала почему, а она, все больше нервничая, требовала и, наконец, сказала: "Потому что - война!". Все равно я удивлялась, почему нельзя стирать, куклы ведь не причем. Раз во время войны нельзя стирать, я решила пойти к подружке. Но мама снова не разрешила, потому что - война. Не зная, что делать, я жалобно сделала еще одну попытку - пойти погулять. Светило солнце, пели птицы, зеленели деревья, росли цветы на клумбах, а небо было голубое. Я подумала, что мама наверное ошиблась, потому что не может быть никакой войны, когда вокруг так хорошо!
Рэм Прудковский, 10 лет, Воронеж.
Вместо того, чтобы скучать дома в воскресное утро, мне выпала удача пойти во двор - поиграть с друзьями. Насмотревшись фильмов, обычно мы играли в войну с самодельным оружием из палок и железок, изображая, кто как умел, звуки летящих самолетов и взрывов, с криками "Ура" шли в "атаку". И, каково же было удивление на радость, когда во дворе я узнал, что началась настоящая война. Вот это да! Теперь игра приняла серьёзный характер. Мы с интересом слушали сводки, изображали своими силами все события и мечтали: вот бы увидеть бомбежку, падающий подбитый самолет и настоящих врагов. Но до оккупации немцами Воронежа нас эвакуировали в Каргат Новосибирской области... . Шла война, и детский интерес к ней пропал.
Люба Журбенко, 8 лет, Харьков.
24 октября в Харьков пришли немцы. Благодаря огороду и домашней живности к началу оккупации кое-какие запасы в доме были. На брошенном колхозном поле поздней осенью накопали мороженной картошки и свеклы. Из свеклы мама варила компот и что-то еще. На этом запасе с трудом прожили зиму. А дальше началась ходьба на "менку". Иногда, когда уходили все, меня оставляли с тетей. Ходили пешком: зимой с санками, а в другое время - либо с мешком за плечами, либо с самодельной тачкой. Увозили на "менку" из дома все, что было получше: одежду, постельное белье, посуду, словом, все, кроме мебели. В обмен приносили пшено, пшеницу, жито. Масла не помню.
Радостью было, если привозили муку, тогда мама пекла оладушки. Очень было голодно. Но в школе нам давали "паек". Подробно не помню, что там было, вот только буханку хлеба из проса (на неделю) запомнила хорошо: она была желтая, в виде кирпича, но и твердая, как кирпич. Бегала детвора, и я в том числе, попрошайничать на немецкую походную кухню с котелками. Иногда перепадал черпачек горохового супа.
Думаю, что учились при немцах мы только в теплое время года, потому что зимний холод я помню только дома. Топить было нечем, поэтому сожгли все заборы, фруктовые деревья. Вечером протапливали плиту, а утром когда просыпались, вода в ведре была замерзшая. Весной, когда мы увидели нашу улицу, зрелище было страшное: вокруг домов не было ни заборов, ни деревьев.
Рэм:
- Из Воронежа нас привезли в детский дом в Каргате. Я был с матерью, которая там работала, мне повезло. В основном же наш детский дом населяли дети, эвакуированные из блокадного Ленинграда. Компания вместе с воспитателями и другими сотрудниками была очень дружная, а жизнь не легкая. У всех нас близкие воевали. Мы очень тревожились за них. В памяти остались два основных состояния тех лет: тревога и голод. Так мы жили, учились и работали, когда мама получила из Новосибирска сообщение, что мой брат давно и тяжело болен. (Он старше меня на шесть лет и уже работал на военном заводе, жил в общежитии. Отец все годы войны служил редактором прифронтовой газеты, мы знали о нем только по переписке.) Нужно было ехать довольно далеко. Чтобы подкормить ослабленный организм брата, купить сахар, крупу, масло, молоко, хлеб и т.д. нам пришлось продать все. Трудно представить, на что мать рассчитывала, как собиралась жить дальше, но тогда только одна главная боль заполняла ее сердце: сыну нужна помощь - еда!
Вместе с мешком с продуктами, собранными такими трудами, мы долго и очень трудно добирались на перекладных: попутных эшелонах, в тамбурах или теплушках. Был август 43 года. Когда, наконец, мы прибыли на станцию назначения, мама оставила меня с мешком на перроне, а сама отправилась узнать, как добраться до общежития. Такого я еще не видел: огромный вокзал, много людей, шум со всех сторон, музыка, крики, и объявления диктора; за зданием вокзала был виден большой город. За последние два года я отвык от всего такого - в Каргате - поля да маленькие домики. Все окружающее плюс радость скорой встречи с братом переполняли мою душу. Я стоял, озираясь по сторонам, ошарашенный новизной впечатлений. Когда мама вернулась (все, что я рассказывал так долго - ничто по сравнению с дальнейшем, выражающимся двумя словами), мешка не было... . Мне, прожившему на земле 12 лет, предстояло понять, что случилось. Мы с мамой молча смотрели друг на друга. Где-то в животе я почувствовал некую отрешенность, отделившую меня от всех. Теперь я не могу восстановить все разнообразие чувств, нахлынувших в то мгновение. О, подумать об этом было ужасно! Помню, что провалиться сквозь землю казалось самым легким, самым желанным. А мама?! Глядя на мое растерянное лицо, поняв мое состояние, она даже ругать меня не стала... Мы поехали к брату.
С чувством вины я живу до сих пор - не утихла боль горького столкновения неопытного мальчишеского сердца с жизнью и все думаю, какого было ей, моей матери.
Люба:
- В нашем доме жили немецкие солдаты. Первый год их было четверо. Они жили в большой комнате, а мы - в маленькой, проходной. Обычно немцы проводили в доме вечер и ночь. Они сидели в комнате за закрытой дверью, разговаривали, иногда пели. Утром они куда-то уходили, там несли службу, там же и питались. Спали немцы на полу, но забрали у нас матрас, подушки. Помню один страшный момент, связанный с этим. Эти немцы были очень неаккуратные и ходили прямо в грязных сапогах по матрасу. Мама не могла спокойно смотреть на это. Однажды днем, когда немцев не было, мама забрала матрас и спрятала его в сарай. Немцы пришли и потребовали матрас. Мама как-то знаками объяснила им, что отдала матрас за еду, что у нее маленький ребенок, ему нужно что-то есть. Немцы водили ее по всему двору, пытаясь найти матрас. Не найдя, они грозились ее расстрелять.
Метрах в трехстах от нашего дома, под горою стояли немецкие орудия ("у нас их почему-то называли "Ванюши"). По ним-то и били наши орудия(наверное "Катюши") со стороны деревни Даниловка. Народ от этих обстрелов прятался в погребах. Но все равно жертвы были. Соседского мальчишку Митю Яворовского убило осколком. Он был немного старше меня. Ему было 12-13. Мы оставались в доме, потому что в погребе стояла вода. Мало того: любопытная, я залезла на подоконник и любовалась зрелищем земляных фонтанов от взрыва снарядов. И вот маленький осколочек снаряда отлетел в нашу сторону и попал мне чуть-чуть ниже виска, буквально рядом с глазом, оставив отметину в виде маленького шрама на всю жизнь. Так я поплатилась за свое любопытство.
***
Большинство первожителей подмосковного города Юбилейного, как раз и есть те самые дети, с некоторыми воспоминаниями некоторых из них я решила поделиться потому, что они мне дороги. Сюда в начале 50-х на военную службу они собрались из разных городов и сёл страны. Во время войны многие были в эвакуации, некоторые оставались в родных местах. Но у каждого в памяти запечатлелись наиболее яркие события. Они еще не могли воевать, но свой посильный вклад в приближение победы сделали.
Ира:
- Когда мы были в эвакуации, жили в чувашской деревне Тюмерево, местные жители относились к нам с сочувствием и жалостью. Мы с мамой и тетей Лидой были худенькие и маленького роста. Чувашки же - очень крепкие, широкие телом и душой. И вот как-то раз нам в подарок соседка принесла связку лука. Знаете, как плетут в деревнях. Луковицы были скреплены по росту. Меня буквально поразила нижняя своим размером. Вот это да! Ну, просто огромная, таких не бывает! И мелькнула мысль, что такую съесть невозможно. А если съесть, то это - прямо подвиг. И тогда соединились воедино: желание скорейшей нашей победы в войне и, что для этого надо совершить героический поступок. Мне так хотелось, чтобы война скорее закончилась, что сделать для этого я была готова, что угодно. И я загадала: если съем эту пребольшущую луковицу без соли и хлеба, мы победим!
Каково же было изумление всех домашних, когда сначала услышали мой плач, а потом и увидели меня за странным занятием. Слезы заливали лицо, текли по шее на грудь; вцепившись обеими руками, будто боясь ее нечаянно отпустить, я запихивала в рот луковицу, откусывала, быстро моргая, разжевывала и с трудом глотала куски. Я не могла ничего объяснить, ответить на все вопросы мамы и тети Лиды, потому что решила держать свой замысел в тайне. Прошло еще два дня прежде чем перестал болеть рот и живот, где все горело. Но, Господи! Разве дорогая, милая, любимая, родненькая Победа того не стоила!
***
Все дальше от нас военные годы с их событиями, но не должны они стать дальше от сердца! Потому что новой войны не будет, пока люди помнят старую. Да и как можно забыть то, что болит?!
Существует правильное мнение, что о плохом надо побыстрее забывать..., но не в этом случае. Все остается в памяти, в письмах, в фотографиях. Время разлучает нас с людьми, с событиями; старается стереть лица и образы. Можно ли препятствовать этому? Да! Нужно поддерживать в себе желание помнить.
Странная штука - память. Она способна переместить тебя через расстояние и время и даже в другого человека. Она действительно, по-настоящему, а не условно вводит в особое состояние души, которое невозможно описать, которое порой может радовать, удивлять, пугать.
Поделиться воспоминаниями о войне - дело непростое: для кого-то очень личное и слишком больно, а для других - потребность.