Когда тени становятся длиннее

Осенняя Женщина
Машина, взревев мотором, поднялась на пригорок и остановилась. Через пару минут открылась дверь, из машины вышел мужчина невысокого роста, ладно сбитый, обошел машину и встал, подперев руки в бока, лицом к стороне, откуда только что приехал. Взволнованно осмотрелся и вытер пот со лба. Его взгляду предстала речка, хотя и не широкая с виду, но достаточно глубокая для того, чтобы не было возможности проехать на транспорте. Через речку был перекинут мост. Его давным-давно никто не ремонтировал, и он обветшал:  доски, прибитые к бревнам,  местами сломались и прогнулись, да и сами бревна кое-где превратились в труху. Увидев картину, мужчина перекрестился.

- Ну, ты и друг. Я тебе припомню, - говорил в сердцах, обращаясь к кому-то невидимому.
Дороги назад не было в прямом смысле слова.  Роман залез в машину, ударил от злости и бессилия двумя руками руль, завел двигатель. Зазвонил мобильный телефон.

- Димон, какой пивон?! Ты меня куда направил? Здесь и дороги-то нет. Блин, лучше надо было объяснить. Нет, теперь не жди. Сам не знаю где, - Роману не хотелось больше говорить с другом,  поэтому он отключил телефон.

Светлый день таял на глазах. Чуть заметная, заросшая травой,  дорога пролегала по пустынным лесным местам. Роману некуда было деваться: куда петляла дорога, туда он и ехал. Через час машина вынырнула на свободное пространство. Впереди виднелся огонёк, куда и заспешил одинокий водитель. Звать никого не пришлось, потому что хозяин дома уже стоял в свете фар, высматривая нежданного гостя, осмелившегося нарушить тишину.

- Здравствуйте. Не пустите переночевать? – спросил Роман, закрывая за собой дверь машины.
- Что ж, можно и пустить. Всё равно выбора больше нет. Проходите, как раз ужин подоспел, за столом и познакомимся, - ответил мужчина в фуфайке, сапогах и подал руку.

В комнате было тепло от русской печки. За ней с правой стороны виднелась старомодная  кровать с панцирной сеткой. В левом углу от входа стоял диван-книжка. У окна свое законное место занимал круглый деревянный стол без скатерти.

- Располагайтесь. А я сейчас соберу на стол, - хозяин ловко вытащил ухватом чугунок из печки, открыл крышку и по дому распространился запах жаркого.
- Присаживайся. Не тушуйся. Заблудился али что? – хозяин перешёл на «ты», рассмотрев гостя при свете поближе и увидев молодой возраст. (Мужчины на удивление быстро переходят на «ты», только-только успевая познакомиться и пожав друг другу руки.)
- Ехал к другу, он недавно дом в деревне купил, не доехал, не там повернул. А теперь вовсе не знаю, как выбраться. Мост на речке почти обрушился. Проехать обратно не удастся. Есть другая дорога, чтобы выбраться на трассу? – Роман взял со стола кусок хлеба и с аппетитом налёг на жаркое.
- Другой нет. Деревня наша всегда была на отшибе. Из сорока жилых домов теперь немного: я, баба Настя и дед Нил, - не спеша ответил хозяин стола. - Ещё пара домов, куда приезжают на лето из ближайшего города дачники.
Роман с удовольствием уплетал деревенскую еду.
- А почему ты остался? – Роман посчитал переход на «ты» естественным продолжением знакомства.
- Бабу Настю дети в город звали, она отказалась. Ездила как-то на месяц и сбежала, по старинке, говорит, привычнее.  Боялась газовую плиту зажечь, чтобы подогреть еду, сидела, ждала, когда родственники вернутся с работы. Дед Нил одинокий,  нет у него никого. Он пасеку держит.  С ними и встречаю праздники. Я вернулся в деревню, как только на пенсию вышел. Хорошо здесь: ни суеты, ни толкотни. Сам себе хозяин.
- Дауншифтер значит. Тоже туда же, - Роман с удивлением посмотрел на Демида Дмитриевича, сравнивая его с другом и гадая, что может быть у них общего, раз посетила их одинаковая мысль.
- Даун…чего? Ничего и не даун вовсе. Нормальный я.
- Дауншифтер – по-современному тот, который переезжает жить из города в село. Вовсе не хотел обидеть.
- Чего уж тут обижаться. Следую не моде, а зову души. Мне здесь лучше. Ты это, не засиживайся, - убрав со стола посуду, Демид Дмитриевич постелил гостю на диване. - Завтра по грибы пойдем. Торопиться тебе уже некуда. А там и с дорогой что-нибудь придумаем.

Роман прислушивался к тишине, почти безмолвной. Для него было необычно и странно. Больше ни о чём подумать не успел, от усталости его быстро сморил сон. Утром Романа разбудил петушиный крик. Хозяин возился у печки.
- Проснулся? Позавтракаем да пойдём в лес.

При свете дня Роману лес уже не казался угрюмым. Демид Дмитриевич снабдил его резиновыми сапогами, дал шерстяные носки, и он шёл по дороге с удовольствием, не боясь испачкать или промочить ботинки. Появившийся к утру, туман начал рассеиваться. В лесу было тихо и спокойно. Пахло замшелостью. Роману понравилась неторопливость времени, за городом оно текло медленнее, может ему казалось; решил не думать об этом, а просто наслаждаться единением с природой. Собирал грибы, пытаясь угадать съедобные среди всех найденных, кроме лисичек и белых – других не знал. Часто подходил к спутнику, и Демид Дмитриевич показывал, какие нужно оставить, а что нужно немедленно выбросить. Домой они несли не по одной корзинке.

- На ужин нажарим грибов? – мечтательно произнёс Роман.
- А ты умеешь? – взглянул на него Демид Дмитриевич.
- Нет. Рассчитывал на хозяина.
- Ладно, - засмеялся в усы старожил.
- В доме на полке увидел шляпу с пером. Странное сочетание, – под ногами Романа хрустнула тонкая ветка.
- А-а-а…вон ты о чём, - протянул слова и поправил шапку на голове мужчина постарше. – Это детство, моя путёвка в жизнь. В деревне дети рано приучаются к труду, помогать по хозяйству. В шесть лет меня определили подпаском. В те годы пастухи нанимались за еду и деньги: за каждое поголовье - отдельная цена. Кормили хозяйки по очереди. Это же подспорье в многодетной семье. Ты даже не представляешь, как мы жили тогда. Ребятня бегала летом босиком, обувь носили только на выход.
- И не больно было босиком?
- В первые два-три дня. А потом и не задумываешься. Так вот…Шляпу из тонкого сукна  мне дед Фима подарил, чтобы голову не пекло на солнце. Где  он взял её, не знаю, но она была тонкая, гибкая, мягкая, рваная по краям и мне очень нравилась. Воображал себя разбойником, бродячим артистом. Дед научил меня щёлкать кнутом. Я гордо вышагивал рядом с ним, когда шли по деревне. Дед Фима был худой, высокого роста и весёлый. Он был у нас в деревне первым гармонистом.
- Перо причём? – Роман вспомнил своё детство и загрустил. В нём не было той лихости и свободы, что сквозила в рассказе Демида Дмитриевича.
 - Ничего странного. Обычное гусиное перо. Моим старшим брату и сестре (они были школьниками) покупали ручки, к ним запасные стержни. А я в школу не ходил ещё, и мне не разрешали пользоваться.  Ну и без спросу взял у них стержень, вставил в перо, и получилась ручка. Когда стадо отдыхало, дед Фима обучал меня азбуке. Отца не стало рано, и я прилепился к деду Фиме. Замечательное было время, скажу тебе. Что детство было счастливым, понимаешь только тогда, когда тени становятся длиннее. Вот в память о счастье и храню. Любовь творит чудеса, с чьей бы стороны она не исходила. У тебя дети есть?

Роман промолчал, сделав вид, что не расслышал вопрос.
- Не хочешь - не говори. Ну, вот, за разговорами и дошли до дома, - открыл калитку Демид Дмитриевич. – Завтра в лес пойдём за другим. Срубим пару деревьев на замену прогнивших брёвен мостка. Втроём, соседа позову, и отремонтируем. Давно думал подправить, нам одним с дедом не осилить было, силёнок маловато, а с тобой можно.  В нашу сторону давно никто не захаживал, так что тебя сам Бог послал.

После ужина Роман вышел на улицу посидеть на скамейке. Вчера не успел рассмотреть место, куда занесла его судьба. Деревня находилась в красивом месте, с одной стороны виднелся лес, с другой – протекала та речушка, которая стала виновницей задержки Романа. Посередине деревни был пологий овраг небольшой глубины, по сторонам которого росли ивы. Солнце садилось за горизонт и тени деревьев становились длиннее. «Так вот что имел ввиду Демид Дмитриевич. И для меня наступает возраст, когда тени становятся длиннее», - подумал про себя  он. К своим тридцати пяти годам он так и не обзавёлся семьёй, носился по жизни как ветер в поле. Вопрос о детях не на шутку растревожил душу Романа.


Роман позвонил в квартиру первого этажа хрущёвского дома. Дверь открыла располневшая женщина с всклокоченными волосами.
- Ты?! Да как посмел прийти? Ты мне жизнь сломал. Ненавижу, - дверь захлопнулась. Роман с трудом узнал в ней Веру, бывшую первую любовь. Зашагал прочь с сожалением.
***
Через пару месяцев он увидел в кафе на набережной симпатичную, стильно одетую женщину. «Бог ты мой!  Это же Надежда!»
- Привет, - сказал он, широко улыбаясь.
- Здравствуйте, - ответила она. – Чем обязана?
- Это я, Роман. Не узнаёшь?
- Нет, – холодно взглянула красавица, давая понять, что разговор окончен.
Роман ушёл, не сделав заказ. Он никогда не думал о женщинах, которых оставлял. Что сталось с ними? Как живут? То, что его не хотят даже видеть, его неприятно поразило.
***
Однажды в компании давний знакомый сказал: «Видел Любу. Она была с мальчиком. Очень похож на тебя. Какую…какую…Что, совсем не помнишь? Ну, ну…».
Роман с трудом вспомнил хрупкую девушку маленького роста. Кажется, работала в библиотеке. Встречался с ней недолго. Тихая, скромная. Спокойная жизнь ему казалась тогда пресной,  быстро заскучал и он ушёл, не попрощавшись.

В следующую субботу Роман пораньше выбрался в магазин, долго выбирал игрушки. От магазина пошёл пешком, чтобы погасить волнение перед встречей. «Сын… У него есть сын, - вот уже неделю Роман не мог найти себе места. Отвечал всем невпопад, ходил взволнованно-счастливый».
 
На лестнице перед квартирой долго стоял, потом всё же нажал кнопку звонка. Дверь распахнулась и показалась Люба. "Изменилась с тех пор", - отметил про себя Роман. Медно-каштановые волосы делали её взрослее и ярче.
- Здравствуй, - прошептала она, прислонившись к косяку двери. – Что-то случилось?
- Да, случилось, – тут к Любе подбежал мальчишка, спрятался за юбку, высовывая из-за спины матери голову и с любопытством рассматривая гостя.
- Дядя, а ты к нам?
-  Как тебя зовут? – присел на корточки Роман.
- Роман Романович, – серьёзно сказал мальчуган и протянул ладошку. - Мама зовёт Ромашкой, потому что любит меня и цветы.
- Ромашка – звучит красиво. Можно и я буду звать тебя также? – взял на руки сына и посмотрел ему в глаза. – Я – твой папа. Я тут кое-что принёс: игрушки и букварь. Если мама не будет возражать, мы с тобой вместе будем изучать азбуку, … азбуку жизни».