Весна выдалась на удивление ранней. Вернувшиеся из дальних стран птицы пели так красиво и звонко, что казалось, будто делают это в последний раз.
-Птахи –то как распелись! Ты только послушай, Аленка!
-Так что им еще делать? На то они и птицы, чтобы петь!- поправляя платок, отвечала бабке Матрене красавица Аленка.
-Да не скажи! Век живу, а чтобы птицы в конце марта, когда еще не весь снег сошел, вот так распелись, будто лето на дворе, такого и не припомню.
-Ой, да ладно! Это Вы все, бабушка, позабыли. Каждую весну говорите, что птицы поют как-то по-особенному.
-Каждый раз говорю?- удивилась женщина.- Правда? А я и не помню.
-Зато я хорошо помню,- засмеялась Аленка и побежала за околицу.- Я скоро! Только Настеньку проведаю.
-Беги, беги, пигалица, да не засиживайся у соседей! Вон, работы дома сколько: надо огород к посадке урожая готовить: остатки снега разбросать. А ты по гостям надумала бегать,- ворчала на внучку бабушка.
Аленку была круглой сиротой: родители давно умерли, когда она была совсем маленькой. Матрена вырастила внучку сама и потому и души в ней не чаяла. А девочка все больше и больше напоминала ей покойную дочку – Анну, которая когда-то была первой красавицей если не во всем Черниговском княжестве, то уж в Козельске точно. Даже один заезжий князь на нее виды имел, да только та отвергла его ухаживания и вышла замуж за соседа Ивана, отца Аленки… Впрочем, давно это было, и не о них сейчас пойдет речь, а о дочке их- Аленке…
Совсем выросла девка: замуж уже пора. Да только пока что Аленка никого себе в женихи не приглядела: нескольким сватавшимся к ней кавалерам дала от ворот поворот. Все говорит, что рано ей, успеется еще…
*
Лестница. Кузьмич вертит в руках связку ключей:
-Вот, и эта дверь поддалась. Еще одна комната в нашем распоряжении! Зови людей сюда, пусть заносят раненых с улицы.
-Дедунька! Спасибо тебе, милый! Что бы мы без тебя делали! Мужики все - на крепостных стенах, бабы, что камни могут метать – тоже. Разве мне одной управиться?- Аленка от радости чмокнула старика в щеку, а тот даже покраснел:
-Да, ладно тебе! Если ключ получилось подобрать, то почему бы и не отпереть!
Аленка сейчас была в башне за старшую: руководила размещением раненых, женщин, детей и стариков. Ходячие помогали лежачим. Несколько пожилых женщин, стариков и подростков оказывали первую, а кому-то и последнюю помощь - перевязывали раны, давали обезболивающий отвар лесных трав, смазывали раны мазью из подорожника и меда. Многие воины, подлечившись и набравшись сил, снова отправлялись на городские стены. Аленка каждый раз радовалась, когда очередной боец поднимался на ноги, и каждый раз рыдала, словно хоронила собственного брата или отца, когда кто-то из ее подопечных умирал…
Внизу, у входа в башню, в большой комнате, было шумно и тесно: здесь был "приемный покой", где вновь прибывших осматривали, перевязывали и разносили по другим помещениям. А наверху, куда вела крутая винтообразная лестница, комнаты были заперты на ключ. Старый ключник, начинавший служить здесь еще при прежнем князе, давно умер, поэтому ключи давно были утеряны. А теперь, когда татары осадили город и все башни пришлось"заселить" людьми и припасами зерна, каждый квадратный метр был на вес золота. Вот и пришлось отвоевывать у спасительницы-башни каждое помещение, каждый закоулок. Поэтому, когда Кузьмичу удавалось открыть очередную дверь, все несказанно радовались: это означало, что еще кого-то из раненых и обездоленных можно укрыть от огненных басурманских стрел…
-Аленка! Иди сюда! Смотри, что я нашел! - позвал старик девушку.
Та подбежала и заглянула в комнатенку, открытую Кузьмичем. Там, в холодном сумраке, прислонившись к стене, сидел, одетый в бесформенные одежды, незнакомец. Лица его не было видно под объемным, нависшем на глаза, капюшоном.
-Кто это?
-Вот и я не знаю. Но думаю, что не жилец. Это уж точно. Видно, когда-то его заточили в эту башню, а мы теперь нашли тело. Не до того теперь, чтобы выяснять, чье именно. Надо бы кого-то из мужиков позвать, чтобы вынести и похоронить по-человечески вместе с другими мертвыми. Я-то сам его не вытащу, сил совсем нет, девятый десяток мне уж пошел. Ты, вот что, Аленка, беги на улицу, позови кого… Может, кто-то из раненых, что на поправку идет, сможет нам помочь? Комнатенку надо освободить от мертвяка, чтобы живых здесь разместить…
-Ага! Дедуня, я сейчас что-нибудь придумаю!
И Аленка бросилась бежать вниз по ступенькам, словно в омут кинулась - в поисках помощника.
Но на первом этаже, в большой комнате, она не смогла никого найти: туда только что принесли новую партию тяжело раненых. Бабка Матрена и другие женщины были заняты ими. Стоны, крики, плач.
Аленка выбежала из башни на улицу в надежде найти хоть здесь кого-то и увидела белобрысого паренька-подростка, рубившего корявое дерево. Он обернулся на ее зов и подошел. Только тут она разглядела прятавшийся за его спиной горб и поймала себя на мысли: а не сложенные ли это ангельские или птичьи крылья.
-Ты можешь мне помочь? - бросила ему Аленка.
-Конечно! А что надо делать?
Аленка объяснила парню, что именно от него требуется.
- Я рублю деревья и таскаю бревна к крепостной стене. Там мужики жгут костры, топят смолу и льют ее на татар, что пытаются с помощью стенобитной машины-порока долбить городскую стену,- объяснил парень.- Сейчас я оттащу бревно, чтобы из-за меня не остановился этот процесс, и приду, помогу тебе.
-Хорошо! Только торопись! А то мне больше некого попросить!
И Аленка побежала обратно в башню.
*
-А ты бойкая и смелая! Я таких никогда не встречал!- сказал Андрейка Аленке после того, как они закончили "вынос" тела.
Останки неизвестного человека они положили в общую могилу вместе с телами погибших при осаде козельцев. Уже темнело, поэтому татары не так рьяно долбили стену: смола шла в ход не так быстро, как днем. Андрейка мог позволить себе задержаться немного здесь, у Аленки: перекусить и отдохнуть.
-Ты тоже молодец! Я даже представить себе не могла, что ты такой сильный!
-А чего ж мне сильным не быть! Я отцу с десяти лет в кузне помогаю, вот мышцы и натренировал. Горбун сныл рубаху и показал девушке бицепсы.
Аленка улыбнулась. Еще несколько дней назад она и не подумала бы посмотреть в сторону уродца в то время, как к ней сватались первые красавцы Козельска, а тут… Да, сейчас все переменилось . ..
Аленка за эти дни быстро повзрослела, поняла что к чему… Видела, как одни пытаютсяворовать зерно из кладовых башни, а другие в это время , не щадя жизни своей, обороняют город от степных чужеземных гостей. Она сама, еще вчера невестившаяся и думавшая только о женихах, сейчас, вся в крови раненых, в печной копоти, с растрепанными косами, потому что переплести их было некогда, вот так, в одночасье превратилась совсем в другого человека. В свои неполные шестнадцать, бойкая, смелая и голосистая, она фактически руководила маленьким фронтом – одной из башен города, где укрывала раненых и возвращала многих из них в строй. Несколько старух, отроков и старик Кузьмич были ее маленькой армией. Все они безукоризненно выполняли команды своего командира. А Аленка была несказанно рада тому, что у нее получается выполнять наказ погибшего от ран дружинника - смотрителя башни. Истекавший кровью на руках юной сестры милосердия, видевший, как Аленка пыталась спасти ему жизнь и при этом одновременно давала советы другим врачевателям, попросил заменить его - стать старшей в этом лазарете.
*
Шла вторая неделя осады. Как стало известно от одного из раненых, сосед Козельска - Торжок продержался две недели и пал. В башне все старались подбадривать друг друга: пели и рассказывали друг другу что-то веселое. Но каждый раз, когда доставляли новую партию окрававленных и обожженных людей, поющие и рассказывающие умолкали.
Андрейка видел, как тяжело Аленке, засыпающей на ходу.
Она твердо верила, что козельцы выдержат, выстоят, вымотают татар своей стойкостью, и вынудят Батыя увести свое войско от города. Она так уверенно говорила об этом, что раненые заряжались от нее этой верой и, казалось, гораздо быстрее поправлялись, чтобы снова вернуться в строй…
Андрейка всячески старался помочь: весь день таскал бревна к стенам города. А вечером он возвращался в башню, к Аленке, помогал переносить лежачих, рубил дрова для печи. Работы было много.
Однажды, когда Аленка задремала, пригревшись в углу восле огня, он попытался поцеловать ее светлые волосы. Она отстранилась, а Андрейка больше не настаивал, прекрасно понимая что она - красавица и любимица всех воинов, а он - уродливый горбун…
Время шло. Весна все больше вступала в свои права. Снега таяли, речка Жиздра полнилась вешними водами. Это полноводие было козельцам на руку, так как затрудняло татарам подход к городу, окруженному со всех сторон не только оборонительными сооружениями, но и естественными преградами - рекой, болотами, холмами и взгорьями.
Андрейка организовал доставку воды в башню. Таскал из городского колодца воду, взяв себе в помощники нескольких мальчишек из тех, что околачивались в башне и помогали своим бабкам ухаживать вместе с Аленкой за ранеными.
*
Подходила к концу четвертая неделя, как Козельск держал осаду. Казалось, что конца этому не будет никогда. У некоторых горожан сдавали нервы. Одни не выдерживали и шли умирать на крепостные стены, подставляясь под татарские стрелы. Другие, наоборот, становились сильнее и мудрее, закаляясь от боли, горя и потерь.
Аленка совсем забыла, что Андрейка горбун: перестала замечать это или привыкла. Он стал ее лучшим другом и первым помощником. По вечерам, когда они отдыхали у натопленной печки и мечтали о том, что заживут лучше прежнего, как только татары уйдут от города, у обоих загорались глаза и в них начинали плясать цветные огоньки. Андрейка держал ее маленькую ладошку в своей, а девушка уже не отстраняла руки. Казалось, вот так бы и сидели всю жизнь, если бы не стоны и просьбы раненых - подать воды. Аленка тут же вскакивала и бежала на зов, опережая Матрену и других старух, которые были тяжелы на подъем по причине своего преклонного возраста.
Потом Аленка возвращалась и засыпала на плече горбуна. Ей снилось лето, цветы и …Андрейка…
Утром, проснувшись от теплого поцелуя, Аленка бежала к раненым, а Андрейка, еще раз чмокнув любимую, отправлялся на поиски деревьев.
Вечером они снова встречались в башне. Андрейка приносил последние новости - прямо из самого пекла - с городских стен: сколько сегодня было вылито на головы врага чанов со смолой и сколько гор камней перкидали метатели.
*
Но однажды Андрейка влетел в башню, как дикий ураган, и стал кричать:
- Братцы! Татары пробили стену и проникли в город. Наши дружинники сошлись с врагом в рукопашном бою. Требуется подмога!
Те раненые, что могли подняться, встали и поплелись к выходу. Аленка стала отговаривать некоторых бойцов, которые из-за тяжелых ранений могли разве что мешать здоровым биться с захватчиками, создавая толпу. Каждый знал, что на валу у него остался брат, отец, сын, друг, сосед или еще кто-то. Поэтому останавливать их было бесполезно.
Засобирался и Андрейка. Аленка бросилась ему на шею:
-Не пущу! Без тебя там обойдутся! От тебя-то какая там польза!
Андрейка впервые резко, даже со злобой, оттолкнул ее:
-Почему это от меня не может быть пользы? Я что, не мужик!
-Да какой ты мужик! Ты же горбун! Вон, носом землю роешь!- тут Аленка осеклась, поняла, что сказала в сердцах что-то не то. Она бросилась на шею Андрейке, обняла его и заголосила:
- Ну, прости меня, дуру! Сама не понимаю, что говорю. Конечно, мужик. Еще какой мужик! Это я так…
Но Андрейка оттолкнул ее и выбежал, как будто выпорхнул из гнезда.
*
В эту ночь Андрейка в башню не вернулся. Напрасно Аленка расспрашивала о нем у всех, кого приносили: никто ничего не знал о нем. Девушка несколько раз порывалась бросить все и пойти туда, кгородским стенам, где сейчас кипел рукопашный бой. Но каждый раз что-то останавливало ее: то раненый позовет, то бабка Матрена подойдет, обнимет и заплачет. Как их тут одних, немощных, оставить?
*
Так прошло два дня, а на третий в башню вместе с очередной партией раненых доставили сильно искалеченного Андрейку. Его лицо было обожженно настолько, что выглядело как красная масса. Но Аленка все равно была счастлива: главное - живой. Она старалась больше времени уделять именно ему, да только парень не узнавал никого и метался в беспамятстве.
На следующий день Андрейке стало хуже: он стал кричать от боли. Аленка холила и лелеяла его, как только что распустившийся первоцвет: вместе с бабушкой поила его отварами, смазывала травяными мазями ожоги.
-Ты только верь, Аленка,- говорила бабушка,- и твой Андрейка поправится. Обязательно поправится, вот увидишь! Вера и любовь не такие чудеса творят…
-Эх! Если бы можно было мои силы отдать твоему Андрейке, так я бы отдал с радостью. Мне-то они зачем теперь! Меня-то, поди, уж никто так не полюбит!- сожалел дед Кузьмич.
Старухи шикали на него, мол, нашел время болтать. Старик замолкал и уходил на свою лежанку у самого входа в башню.
*
А на следующий день… А следующего дня просто не было. Время остановилось. Только весна шла, бежала, стремительно летела, как татары, что верхом на конях, пешком – в ворота и во все щели и дыры, что были пробиты в городских стенах, ворвались в Козельск. Со свистом, с криками и улюлюканьем вся эта черная масса, сметая на пути все живое, неслась по улицам прекрасного старинного русского города, в котором теперь ничто не имело права на жизнь, все было приговорено к смерти…
*
Прекрасная Аленка сидела над телом умирающего горбуна. Она никуда не бежала из башни. Да и куда можно было убежать от смерти, когда она повсюду. Она только тихонько гладила волосы любимого и говорила:
Андрейка! Встань, поднимись, защити меня! Сбереги от поганых, придумай что-нибудь, как ты всегда придумывал! Уведи меня в один из своих лазов, спрячь в каком-нибудь из колодцев, откуда ты таскал воду. Мне без тебя ничего не надо. Мне и белый свет без тебя ни мил. Обидела я тебя, а ты даже и не простил напоследок...
Слезы переполняли ее глаза-океаны, катились бурлящими реками по щекам. Она не заметила, как Андрейка открыл глаза и посмотрел на Аленку в последний раз, а потом закрыл их и снова открыл, как будто подтвердил что-то. То ли согласился с чем-то, то ли это был жест отпущенного прощения. Как знать? Но после этого, он перестал дышать...
Аленка почувствовала, как теплая рука, которую она держала в своей, постепенно стала холодной.
Она встала, молча вышла из башни и пошла навстречу ворвавшейся в город весне…
*
Историческая справка.
На осаду Козельска хан Батый потратил 7 недель, без малого 2 месяца, что было очень большим сроком. Дольше продержался лишь Киев. А такие крупные города, как Рязань, Владимир и Галич, держали оборону не более 6 дней. Из 5 месяцев зимней кампании 1237-38-го годов против Руси хан Батый 2 месяца потратил только на Козельск. Поэтому, наконец-то завоевав город, он отдал приказ жечь и убивать всех, даже младенцев. Малолетний князь Василий, занимавший стол Козельска в то время, тоже погиб .
17.01.2014