Два солнца

               
На мутном небе одинаково неярко светились два солнца, и невозможно было определить, какое из них истинное, а какое вызвано преломлением света. Под двумя солнцами было неуютно.

- Не к добру, - сказал Иван Филиппович, старший среди нас. - Или клева не будет, или случится что-нибудь. Может, вернемся, переждем до утра.
- Не каркай, - посоветовали ему, - постучи по деревяшке. Типун тебе на язык. - Иван Филиппович трижды стукнул по фанерке ящика и даже перекрестился.

Мы шли по еще не запорошенному снегом, но уже замерзшему зеркалу водохранилища к ямам, всегдашнему месту нашей рыбалки. Шли гуськом, соблюдая дистанцию, поскольку ноябрьский лед не успел набрать крепости. В этом сезоне выход был первым.Вещи, выпивку и закуску мы оставили в избе на нагорном берегу - в доме рыболова. Распили только одну бутылку на четверых - за удачу.

Расположились поодаль друг от друга, просверлили лунки, стали мормышить. Два солнца, сцепившись, клонились к лесу на противоположном берегу. Клева не было.

- Накаркал, старый хрен, - негромко, чтоб не услышал Иван Филиппович, ругнулся Андрей. Рыболовы, как и охотники, суеверны.
- Давайте сматываться, - предложил Семен. - Черт его знает, может, два солнца впрямь не к добру. И холод собачий. - Семен был длинный и тощий и мерзнуть начинал всегда первым.
- Что вы заладили: не к добру, не к добру. Какая невидаль - гало! Кристаллы льда отражают свет, как. зеркало, вот и все. Рефракция, - пояснил я.
- Вон и собака в деревне завыла, - задумчиво сказал Иван Филиппович. Всем стало не по себе: собака, действительно, выла.
Решили собираться,
- Зацеп, что ли ? Нет, повела. Да там не рыба - акула! - закричал Семен, - Того гляди, удочку сломает.
- Ты не дергай, не дергай, поводи ее, - подсказал Иван Филиппович. - Андрюшка, давай пешню!

Мы бросились на помощь Семену, Он то опускал удочку к самой лунке, то медленно вытягивал леску, поднимая руку над головой и привставая. На конце лески угадывалось что-то тяжелое и неповоротливое. Мы обступили лунку, лед прогнулся, и вода стала выплескиваться из нее.

- Провалимся, - предупредил Иван Филиппович, пешней обкалывая лунку, - отойдите. - Мы с Андреем отступили шагов на восемь, издали подавая советы. Семен неторопливо, дрожащими руками, сматывал удочку. Наконец в расширенную лунку уткнулась громадная морда и зачмокала толстыми губами.
- Окунь, - задохнулся Семен, - кило на два!
- Багор давай! - крикнул Иван Филиппович. - Так мы его не возьмем.
Я было подался с багром к лунке, но, опередив меня и похрустывая, туда скользнула блестящая на черном льду трещина.
- Беги, - завопил я, - лед треснул!
Иван Филиппович, подняв пешню над головой и не отрывая ног ото льда, заскользил к нам. Из-под его галош к лунке зазмеились трещины.
- Окунь! - кричал Семен плачущим голосом, - кило на два!
- Беги! - орали мы с Андреем, отступая к берегу. - Черт с ним, с окунем! Утонешь!
Семен встал, с растерянной улыбкой обернулся на нас и начал медленно, стоя погружаться в воду. Когда вода дошла ему до колен, льдина под ним разломилась, сверкнув ребрами, и он исчез. Вынырнув через мгновение, стал цепляться за окружившие его льдины, но они проваливались под ним.
- Андрюха, - дрожащим голосом сказал Иван Филиппович, - ты самый легкий, давай вперед, мы тебя за ноги держать будем.
- Не могу, - стуча зубами, отказался Андрей, - у меня пальцы не гнутся.

Я снял офицерский ремень и пополз к Семену. За мной полз Иван Филиппович, держа меня за полу тулупа. Семен, взламывая лед, медленно продвигался к нам. До него оставалось метра три, когда лед подо мной стал крениться вперед, заливая меня водой. Иван Филиппович что-то заорал и потащил меня на себя.
Андрей тоненько скулил, раскачиваясь всем телом.

- Чего стоишь, давай веревку! - приказал ему Иван Филиппович. Мы сделали на конце веревки удавку и бросили Семену. У него хватило сил просунуть в петлю руку, и вдруг он обмяк.

Когда мы притащили его в дом рыболова, два солнца скрылись за горизонтом. Сразу стемнело. Мы минут сорок растирали Семена водкой и делали искусственное дыхание. Тщетно.

- Дела, - горестно вздохнул Иван Филиппович. - Говорил я вам,.. Мы вынесли пугающе холодное тело в сени, прикрыли с головой мокрым тулупом.
- Давайте помянем, - предложил я, - а то все внутри трясется. С ума можно сойти.
У Андрея стакан прыгал, как уклейка на льду, водка стекала по подбородку, но несколько глотков ему удались. По второй выпили залпом. Расслабились.
- Эх, Семен, Семен... - сказал Иван Филиппович. - Раз в жизни повезло - такого окуня взять - и на тебе!
- Два солнца, - напомнил Андрей. - И собака.
- Чертовщина какая-то, - пожал я плечами, - не захочешь - поверишь.
Разлили по третьей. Семенов непочатый стакан, прикрытый ломтем черного хлеба, приковывал взгляд. Казалось, он светился в полумраке комнаты, освещенной тусклой голой лампочкой. Два солнца... А собака все выла с короткими перерывами.
- Пристрелил бы кто ее. И так погано, - сказал Андрей.
- Другая завоет, - ответил Иван Филиппович. - Пока не отпоют - не замолкнут.
- Выходит, еще чья-то очередь?
- Выходит.
- Чертовщина какая-то.
- Чему бывать, того не миновать. Давайте выпьем.
"Если я, то почему я? За что? Чем я провинился?" - по-видимому, такие мысли посетили каждого из нас. "Ну, я понимаю:- Иван Филиппович, разменял седьмой десяток. Пожил человек. А я? Мне тридцати еще нет. Баб толком не попробовал. И не сделал ничего. Все на потом откладывал, а будет ли потом? Собака вон воет", - так думал я.
- Как он там? - кивнул Андрей на дверь. - Там же мороз.
- Ему не холодно. - Для нас Семен оставался живым. Мы все разом посмотрели на дверь. Под нашими взглядами дверь скрипнула, приоткрываясь. Мы вздрогнули.
- Кто там?- спросил Иван Филиппович зазвеневшим голосом.
- Ветер, - предположил я неуверенно.

Резко вспыхнула и со звоном взорвалась лампочка. Распахнувшись настежь, стукнула о стену дверь. Повеяло холодом. Уже под окном завыла собака.

- Кто здесь? - закричал Иван Филиппович, пытаясь нашарить на столe коробок спичек. Опрокинул пустой стакан. Чиркнул спичкой.

Над столом, длинный и тощий, в нижнем белье со свисающими с него сосульками навис, колеблемый светом спички, поминаемый нами Семен. Лицо его едва угадывалось, глазницы были наполнены тьмой.
- Поминаете? - спросил он я засмеялся, трясясь всем телом и обдавая наши лица холодным дыханием. Сосульки на нём позвякивали.
А собака под окном выворачивала душу бесконечным воем. Спичка погасла.
– Не того поминаете, - прибавил Семен, отсмеявшись. Собака умолкла. Скрипнула дверь.

Темнота была невыносима. Иван Филиппович, промазав несколько раз мимо коробка, запалил новую спичку. Пламя мелко подпрыгивало в его руке.
Семена не было. Ломоть хлеба, укрывавший его наполненный стакан, лежал на столе. Стакан был пуст.
- Семен, - окликнул Иван Филиппович. Спичка погасла в его пальцах, не причинив боли.

Как долго мы сидели впотьмах, не вымолвив ни слова, никто из нас потом не мог вспомнить. Время или остановилось, или растянулось до бесконечности.
Когда способность соображать вернулась ко мне, я вспомнил о фонарике в рюкзаке. Мы вышли в сени. Там, куда мы положили Семена, лежал заледенелый тулуп. Семена не было. Мы вышли на улицу. но, оказывается, уже давно шел снег, первозданно невинный вокруг дома.

В Москве мы позвонили Семену, чтоб сообщить жене о несчастье. Трубку поднял он сам.
- А окуня я взял, - сказал Семен, - кило на два, - и засмеялся холодно, как тогда в избушке. – Не того поминали.