Года три назад я и слов таких не знал, да и откуда - в лексиконе слесарей они точно отсутствуют, а другим профессиям я не обучен. И тут приключилась со мной неприятность, поднял что-то уж очень тяжёлое, и вылезла из моего трудового брюшка нормальная человеческая грыжа. Вначале она была махонькая, но потихонечку росла, ибо образ жизни мой не менялся, работать надо по-любому. В конце концов, эту красоту стало видно под одеждой.
Пришлось топать в поликлинику, к хирургу. Отстоял очередь из разнообразно увечных граждан, показал доктору свои достижения. «Ого», - сказала доктор и немедленно выписала направление на госпитализацию. А у нас, чтобы из поликлиники в больницу попасть, даже на улицу выходить не надо, здания рядом стоят. Потопал я сразу же к зав. хирургическим отделением. «Ого», - сказал матёрый заведующий, глянув на будущий предмет труда, и назначил конкретный день явки.
Не буду описывать процесс сдачи всех необходимых анализов, об этом знают даже дети. В назначенный день пришёл я в больницу, сдался, получил указание укладываться в палату номер шесть. Такое вот совпадение. Похихикал внутри себя, подошёл к двери, открываю – мама дорогая!! Как в стену упёрся. Сладковатая, тошнотворная, плотная, гнилостная, оглушительная, трупная вонь. Ну, делать нечего, делаю шаг внутрь. В палате лежит один единственный пациент – совершенно обезжиренный, маленький, весь сморщенный мужичок с отрезанной под самый корень правой ногой. На вид ему от сорока до семидесяти лет, на лице яркий, выразительный отпечаток всех известных человечеству порочных пристрастий. Вот, собственно, от него-то и воняет.
История мужичка проста и незатейлива. Бухал. Однажды случайно обнаружил чёрное пятно на мизинце правой ноги. Пятно не оттиралось. Пошёл, как ни странно, к врачу. Естественно, оказалось гангреной. «Бросай курить», - сказали врачи и отрезали мизинец. Курить мужик, конечно, не прекращал. Гангрена процветала. «Бросай!», - сказали врачи и отрезали стопу. Мужик курил. «Бросай!»,- настаивали врачи, укорачивая ногу по колено… Ну, вы уже поняли. Пациент гнил заживо, но оставался верен своим привычкам. А может, он уже с трудом понимал, что к чему, ибо играл свою гнусную роль распад личности на почве алкоголизма. Теперь он целыми днями разглядывал потолок и каждого заглянувшего в палату просил подкатить ему кресло на колёсах, чтобы съездить покурить.
Но вернёмся ко мне. Накануне операции, вечером, в палату вошла милая девушка в медицинской спецодежде, отшатнулась, прослезилась и попросила меня выйти. В коридоре она представилась анестезиологом, позадавала какие-то медицинские вопросы и объявила, что наркоз мне сделают не общий, а спинальный. «Больно-то не будет?» - осторожно поинтересовался я. «Нет», - улыбнувшись, твёрдо ответила доктор. Я вежливо попрощался и побрёл спать.
Утром две несерьёзные тётки, весело пересмеиваясь, долго везли меня голого, прикрытого одной серой простынёй, по бесконечным больничным коридорам. Каталка гремела раздолбанными колёсами по стыкам старого, ещё советского кафеля. Было неуютно, холодно, тряско и как-то тревожно.
Наконец, прибыли в операционную. Я улёгся на стол, на котором меня скоро начнут разделывать. Пришла вчерашняя доктор-анестезиолог, я радостно поздоровался, ждать надоело.
-Садитесь.
Я сел. Она сделала мне укольчик в поясницу. Минут через несколько ещё один. Я чувствовал, что в этот раз тонюсенькая игла пошла как-то уж очень глубоко в недра организма. «В позвоночник», - догадался я, и внутри меня похолодело, хотя больно не было совершенно. «Готово, ложитесь»,- скомандовала доктор. Улёгся, поёрзал, устраиваясь поудобнее. Потом мне пришлось раскинуть руки и меня привязали за запястья, отчего я стал похож на Христа, которого распяли в горизонтальном положении. Видимо, из гуманизма. «Хорошо, не гвоздями», - оптимистично подумал я, и для более полного сходства скрестил внизу ноги, положив правую на левую, пока в вену мне попадали катетером.
- Вы что, можете шевелить ногами? - изумлённо спросила анестезиолог.
- Да, - чётко ответил я и для убедительности вернул ноги в исходное, после чего сделал движение пальцами, как будто сыграл гамму на воображаемом рояле.
- Не может быть, - прошептала доктор и, рванув к моим ногам, начала в них чем-то тыкать.
-Что я делаю? – спросила она.
- Тычете мне чем-то в бедро, - уверенно дал я правильный ответ.
- Больно? – спросила она с надеждой.
- Нет, - я был по-прежнему краток.
- А теперь, - спросила она, переключившись на руку.
- Э-э-э, доктор! – встревожено завопил я, ощутив болезненные уколы чем-то острым.
- Вот!! – победно произнесла анестезиолог, пронзая воздух указательным пальцем в направлении потолка, - тактильные ощущения остались, а болевых-то нет!
И тут я вспомнил, как мне зашивали рваную рану на коленке под местной анестезией. Как тогда сказали: «Заморозили». Боли я, конечно, не чувствовал, но зато прекрасно ощущал, как края раны аккуратно подравнивают ножницами. Кроме того, я слышал этот дивный звук, который издавали оттяпанные излишки, шлёпаясь в стоящий на полу тазик. Славные, благостные, умиротворяющие воспоминания. Присовокуплять к ним такие же о сегодняшней операции не хотелось, и я вкрадчиво спросил: «Доктор, а нельзя ли сделать так, чтобы я вот прямо сейчас маленько подремал? Ну, чтоб как-то без тактильных ощущений обойтись?» Доктор кивнула, подсоединила к введённому в вену катетеру какую-то трубочку и я отъехал.
Следующая картинка: передо мной висит простынка, закрывающая всё, что ниже моей груди. Руки по-прежнему зафиксированы. Два мужских голоса спокойно и буднично, по-деловому обсуждают рабочий процесс:
- Режь.
- Тяни.
- Рви.
- Сильней.
- Готово.
Ну и всё в таком духе. Причём слова волшебным образом совпадают с моими пресловутыми тактильными ощущениями в нижней части организма, я отчётливо понимаю, что рвут и тянут из моего живота. И опять этот звучный шлепок в эмалированном тазике.
Наконец, я не выдержал. Ну, не мог упустить такую возможность. «Кхе-кхе, - вежливо прокашлялся я и светским тоном спросил, - как дела?» В операционной повисла пауза. Ну, не МХАТовская, конечно, но копошение в моём животе на мгновение прекратилось. Видимо, нечасто препарируемый беседует с препарирующими. Тем не менее, мужской голос ответил совершенно спокойно, без эмоций:
-Всё в порядке.
- Вот и славно, продолжайте, - покровительственно произнёс я и процесс возобновился. Одновременно рядом со мной, подскочив со стульчика, буквально взвилась в воздух девушка - анестезиолог. Лица под маской было не видно, но выразительно округлившиеся серые глаза за стёклами очков, выдавали крайнюю степень изумления. Видимо, что-то пошло не по учебнику. «Ну, что вы так удивляетесь, мы же не в прозекторской», - коряво пошутил я. Её тонкие пальчики открыли зажим на трубочке капельницы, и изображение выключилось вместе со звуками и тактильными ощущениями.
Очнулся я в палате в компании со всё тем же молчаливым одноногим курильщиком. Голова не болела, меня не тошнило, единственным беспокоящим фактором была потихоньку просыпающаяся боль в брюшке, ну, так что ж удивительного, там же резали. Встал и пошёл я часа через три после того, как проснулся, уткой не пользовался принципиально. Ходить было больно, но терпимо. Да и вообще, заживает на мне, как на собаке, проверено уже не раз, ох, неспроста я этих зверей так люблю и они меня тоже. Помнится, лет пятнадцать назад я через месяц после полостной операции за рулём машины в гонке стартовал. Но об этом потом, если настроение будет.
Так вот что я вам хочу сказать – если есть выбор между спинальным и общим наркозами, выбирайте спинальный. Может оказаться гораздо прикольнее. Конечно, пациенты и под общим иногда просыпаются во время операции, и даже помнят потом об этом, и даже могут бровью пошевелить, но поговорить с доктором не получается, а стоит ли упускать возможность пообщаться с умным человеком? Да ещё и в столь необычных обстоятельствах.