Социальные сети - богатая коллекция чужих жизней. Заблудившись в Инстаграме, иногда с любопытством просмотрев четыре сотни интересных фотографий, поставив пятьдесят шесть лайков, оставив два комментария (только один из которых хороший), обзавидовавшись чужим талантам и подписчикам, незаметно набредаю на чей-то незнакомый, иногда совсем по-американски далекий, а порой по-московски близкий профиль. Бывает радуюсь безгранично отличным кадрам и хорошему настроению их автора. Бывает даже вместе с этим совершенно неродным человеком проживаю красивые жизненные моменты. Недолго, может всего пару минут. А у него, у этого чужого, талантливого, в новостной ленте незаметно пронеслось пару недель. Так и смотрим на одно и то же в параллельных слоях времени. Он уже увидел, сфотографировал, поделился, пережил, вероятно, успел забыть. Я еще только глазею, удивляюсь, пытаюсь уловить оттенки. Это похоже на густой сироп. Помните, может быть, когда-то давно, в середине 90-ых в Новую Россию стали привозить концентрированный апельсиновый сок в белых пластиковых литровых банках с нарисованным на этикетке динозавром? Концентрат нужно было основательно разбавить водой, чтобы в итоге получить обычный апельсиновый сок. Социальные сети напоминают этот концентрат. Контакт, Фэйсбук, Твиттер демонстрируют чаще всего самое значимое и яркое: Федор наконец-то завел собаку, а Ольга - ребенка, Юлия и Олег полетели в отпуск - номер с видом на море, Алене парень сделал предложение, Антон купил лыжи, Настя бросила Артура и переехала в другую квартиру, Игорь сходил в БДТ, Карине папа подарил новую машину - старую она разбила на кольцевой. Загляденье! Но люди не пекут возлюбленным торты, не женятся, не делают ремонт, не дарят друг другу букеты из тысячи роз и новые планшеты каждый день. Люди красят волосы в нелепых полиэтиленовых шапочках, стоят в очередях на кассе “Окея”, принимают ванну или душ, выносят мусор, спорят с соседями, ждут автобус, оплачивают квитанции за электричество, долго паркуются, расписываются в зарплатных ведомостях, надевают носки, рвут колготки. Это и есть вода, что разбавляет концентрат социальных сетей, превращая густой вкусный сироп в жизнь.
Иногда без видимой причины что-то в путешествии по чужим новостям идет не так. Тогда оно напоминает длинный нехороший сон в изумрудно-серых тонах. И нет в нем ни монстров, ни жутковатых таинственных преследователей. И есть при этом много очень даже приятных вещей: новые знакомства, домашнее печенье, нашумевшая кинокартина в “Родине”, бодрящий горячий кофе с воздушной молочной пенкой. Но нестерпимо хочется проснуться, решительно отделаться от всего этого субъективно неуютного. На этом подглядывание за чужой жизнью, как правило, заканчивается, иногда оставляя легкий недоуменный осадок.
Однажды в февральский вторник, когда ложиться спать было еще рано, а пить вечерний чай уже довольно поздно, я столкнулась с первым в своей жизни почти настоящим Леонидом. До этого у меня были только черно-белый Броневой и цветной Ярмольник. Блуждая, проглядывая, листая, без цели бродя, нашла в Инстаграме несколько по-мужски лаконичных снимков. Автор модно бородат, на вид около тридцати, без напускной брутальности и совсем не глянцевый. Зимой - сноуборд, летом - кайт, классные желтые кроссовки, пятнистый терьер из “Маски”, красивый не спортивный мотоцикл и притягательное спокойствие того, у кого все идет как надо. Немного ленивое, дистанционное мужское обаяние. Не как сейчас принято: с деланной улыбкой, селфи в тренажерном зале и дизайнерским портмоне в серую клетку. А как раньше, по-нормальному. Обоюдная подписка, взаимные лайки и ни одной попытки коммуникации. Очень подходящий вариант дружбы для социопата: “Ну, как идут дела у Леонида?”. Проверяю - все отлично: на выходных гулял в Юнтолово и смотрел хоккей с друзьями, пес чувствует себя чудесно, хозяин в добром настроении. Гармония и спокойствие.
Мужское обаяние удивительно. Оно наступает и безапелляционно заявляет о себе, не оставляя шансов даже легкой девичьей иронии. Но и обрушиться оно способно стремительно, в одночасье, как снежная лавина - была и нет, и все тихо. Многие, конечно, помнят сцену из кинофильма “Москва слезам не верит”, где феерически эффектная героиня Ирины Муравьевой, стоя за прилавком химчистки, любезничает с генералом. В этой сцене не только обыкновенное в определенный момент эпохи желание женщин страны выйти замуж за генералов. В ней заключено намного больше: триумф и последующий провал мужского обаяния. Вот он зашел: серьезный, в фуражке и мундире с вожделенными погонами. Вот уже мягко улыбается ей, с удовольствием отвечая симпатией на внимание. А вот смешался и быстро рассыпал по каменному полу свои звездочки с появлением уже не молодой, уже не такой привлекательной супруги. И смысл этих трех кинематографических минут не только в том, что не быть Муравьевой генеральшей. Здесь чудесно описана капитуляция мужской харизмы. Важный, уже, конечно, с сединой в висках, генерал стал кокетничать как молоденький сержантик, а после застыдился, растерялся, поник и тихонько сдулся. Шарм лопнул, как воздушный шар. Такое с обаянием случается ежедневно. Мнимое, девушками и женщинами громоздко нафантазированное, оно часто с треском проваливается и, как правило, уже не возвращается на привычное насиженное местечко. Так то, “в стране бумаги дефицит”.
Это случилось и с виртуальным Леонидом. В очередной раз после завтрака, справляясь о его делах, обнаруживаю свежую фотографию профиля, заглавную фотографию, ту, что венчает страницу моего не совсем вымышленного товарища. Леонид с девушкой - оба в красочных лыжных костюмах, его рука на ее плече. Нет бы он эту фотографию просто выложил в ленту: полюбуйтесь, друзья, у меня новая дама сердца. Я бы тогда была спокойна и вновь порадовалась бы за малознакомого, но симпатичного мне знакомого - отлично, все своим чередом, так держать. Но здесь другое сообщение, громко кричащее: “Нас теперь двое!”. Ну, что ж поделаешь. Погорячился ты, конечно, дорогой Леонид, но с кем не бывает. Терьер на месте, мотоцикл остался, встречи с друзьями не были отменены. И леонидов шарм незримо присутствует на всех фотографиях все еще основательно. Курс обаяния упал чуть позже, примерно полтора месяца спустя. Все это время Леонид упорно молчал, отказываясь сообщать новости о себе. Я даже забеспокоилась: здоров ли пес, невредим ли хозяин? Вскоре начался сбивчивый, чрезмерно подробный рассказ, история в картинках: вот мы вместе на корпоративе - юбилей компании, это наш завтрак, отправились на выходные в Финляндию, гуляем в парке, смотрим кино дома - приболели. Поэма от первого лица во множественном числе…
Дело здесь не в женском самолюбии. Оно не было задето, ведь я не знала Леонида лично и, разумеется, мне ничего не было нужно от него (кроме разве что стабильного подтверждения факта существования отличных парней). Суть, вероятно, в том, что обаяние, шарм, харизма, душевная красота, внутренний стержень - это всегда “я”, никогда “мы”. Сказочно, здорово, приятно, иногда фантастически, иногда просто ну очень хорошо, когда двое друг с другом гармоничны и счастливы. Грустно, когда от этого границы “я” незаметно размываются. И нет уже “моих” увлечений, привычек, пристрастий, но есть пресноватые “наши” интересы. Вот и нет больше леонидова обаяния. Зато осталось не сердечное “вы такая красивая пара”.
Как-то раз в небольшой кофейне, где я работала официантом, барменом, управляющим и по счастливой случайности была совладельцем, появился необычный для этого места гость. Едва за сорок, но могло оказаться, что всего тридцать семь. Высокий, удивительно белокожий, всегда со здоровым румянцем (наверное, от питерского весеннего морозца). Брюнет с красивой вьющейся ранней сединой, немного небритый, самую малость растерянный. Глаза не карие, а такие черные, что оттенок их стремится в бездонную чернильную синеву. Блестят иронией и живым любопытством. Он смотрит вокруг с неподдельным интересом, не обращая никакого внимания на сигаретный дым, гам и звонкий кофейный смех наших двадцатилетних посетителей. Длинная куртка с капюшоном из тех, что всегда выглядят сдержанно, но модно. Невнимательно повязанный тонкий шерстяной шарф в серую клетку. Чаще всего темно-синие, едва зауженные вельветовые брюки. Ботинки, конечно же, замшевые, на мягкой подметке. Приходит всегда один, непременно усаживается в глубокое кресло с высокой спинкой, в углу возле окна. Любит лондонский “фиш энд чипс” и шоколадное печенье с миндалем. Пьет бельгийский грушевый сидр. Ребята его немного побаиваются - он выглядит так, что ясно: расслабляться не следует, жди подвоха. Может спросить и сказать что угодно. Уже не помню, как завязался наш потом уже ежевечерний разговор. Кажется, весь персонал был занят, я принимала у него заказ, бесстыдно разглядывая загадочного гостя. Разговорились с легкостью и очень быстро:
- Попробуйте брауни, он вкуснее чем печенье. И намного свежее.
- Вы думаете?
- Точно.
- Мне кажется, я вашу фотографию в “Собаке” видел. Вы это место с друзьями открыли?
- Все так.
- И как идут дела?
- Пока хорошо, мы довольны.
- Народу у вас всегда много. Вы молодцы. Мне тут нравится, правда.
Гость оказался москвичом, настоящим, не тем, что после четырех лет столичной жизни считает себя коренным. В Санкт-Петербурге в затяжной командировке (“почти как в ссылке, только город, конечно, у вас очень красивый”). Креативный директор одного довольно известного интернет-кинотеатра, приехал развивать, преобразовывать, усиливать, менять к лучшему.
Он приходил к нам каждый день, после шести часов. Мы болтали о том, что на Кипре в этом году холодно, о питерской зиме, немного о пробках, о фильмах, которые по статистике люди смотрят чаще всего (оказалось - ужасы, кто бы мог подумать), иногда о шоколадном печенье и вообще сладостях, иногда о Москве, по которой он совсем не скучает, но куда неизменно возвращается каждые выходные - потому что дом, семья, дети. О последних трех фактах своей биографии он сообщил совершенно спокойно, как если бы сказал: “Сегодня я попал под дождь и немного промок”. Он не достал из кошелька фотографии, не сказал, что жену зовут Даша, младшему Святославу сейчас только два, но он уже говорит, а старший Петр скоро пойдет в школу. Он не стал с теплой сентиментальной улыбкой рассказывать, как сильно ему не хватает родных. И вообще об этом мы больше не говорили. Не было необходимости избегать темы, просто помимо нее было еще много других, увлекательных, обоюдно интересных.
Спустя пару недель после знакомства, я улетела в теплые края, а вернувшись не обнаружила своего собеседника в его любимом кресле. Больше он не приходил. Вероятно, обстоятельства позвали обратно в Москву. Это был второй в моей жизни настоящий Леонид. Я любила говорить с ним, но еще больше любила слушать. У него был удивительно мягкий тихий голос, такой к которому усердно прислушиваешься в шумном месте, чтобы не упустить детали рассказа. И, вроде бы, детали эти совсем не важны и через пару дней окончательно сотрутся. А голос все равно будет существовать в памяти, указывая на безграничное обаяние владельца. Это глубокое обаяние и рядом не стояло с глазированным “мы”, оно живет обособленно, самодостаточно и спокойно, не отрицая мирских ценностей, но и не умаляя собственного достоинства.
В чем все таки секрет мужского обаяния? В чем секрет обаяния вообще? Наверное, в возможности диалога с одним единственным человеком, тем что сидит напротив. Сидит сам по себе, без призраков новых девушек, мужей, детей и ватаги друзей. Сидит и рассказывает о себе, может быть, иногда опуская некоторые подробности, может быть, местами чуть приукрашая повествование, сбиваясь, забывая о последовательности, но все-таки более или менее честно, не прикрываясь совершенно чужими собеседнику людьми. Обаяние единоличника? Нет - обаяние личности.
Январь 2015