Wasserreinigung -1946.Двенадцать суток на Одере
Продолжение. Начало:
http://www.proza.ru/2013/11/23/538
На следующий день я с копией телеграммы Министра путей сообщения Польши направился к уполномоченному седьмого округа тов. Кудрявцеву. От него позвонили в ТУСВА. Нам ответили, что завтра мой транспорт выедет в Польшу. Однако, здесь же мне пришлось просить об отмене такого решения, т.к. продукты у нас кончались, а по справкам, которые нам дали на объекте взамен форменных аттестатов ни продпункты Берлина, ни продпункты Франкфурта ничего не давали. Опять позвонили в ТУСВА. Пригласили меня к трубке, в которой я услышал отборную ругань по моему адресу. Но в чём я был виноват?
Решение было принято: транспорт пойдёт в путь, когда будут получены нами продукты. Делать было нечего, и вечером того же дня я позвонил прямо с русского коммутатора в Бернбург полковнику Корнееву. В этот же вечер Ивана направил туда же. Длинное письмо моё, адресованное полковнику, просило помощи.
На следующий день я пошёл осматривать город Франкфурт - на - Одере. Типичный немецкий город, ничего особенного, если не считать того, что разрушенных зданий было больше, чем уцелевших, Примерно, в двух километрах от города, на восток, лежал скованный льдом Одер. Центральная площадь – Вильгельмплатц, до войны выглядела, вероятно, неплохо. Здесь большие, массивные здания, однако уцелело из них только здание почты и телеграфа.
Проходили дни. Начало марта, немецкая весна набирала силу. Днём чувствительно пригревало. Снег незаметно растаял, а если изредка и пробовал выпасть, то снежинки едва коснувшись земли, мгновенно исчезали. Наступавшая весна начинала действовать и на нас. Мы с Сашей, сидя в теплушке, начинали скучать. Однажды вечером я лежал на кровати. В печке, весело играя пламенем, горели брикеты. Было тепло и тихо. Такая обстановка располагала к мечтаниям. Воспоминанья и мысли, давно прошедшие картины, разговоры, события, люди опять с отчётливостью встали перед моими глазами. О чём я размышлял? Обо всём! Саши не было в вагоне. Вдруг, стук в дверь прервал моё состояние. Открыл. Саша поднимается и говорит таинственно:
- Привёл двух немок. Молоденькие, ты как - не против?
Я подумал. Саша смотрел умоляюще, ожидая моего ответа.
- Давай!
Вошли. Познакомились. Соня и Надя. Странно, почему имена русские? Я обращаюсь к Наде по-немецки с вопросом, почему у них русские имена. Она обрадовалась, что я обратился к ней по-немецки, и начала объяснять, из чего понял одно, что так их называют все русские солдаты. Ах, вот оно что! Я поговорил с ними ещё минут десять. Это время дало мне возможность рассмотреть их хорошо. Девушкам лет по восемнадцать. Обеих душил неимоверный насморк. Они периодически чихали до слёз. Говорили в нос. У меня пронеслось, что ещё хорошо, если у них только насморк. Саше я сказал, что бы он их немедленно проводил из вагона. Неохотно, но делает. Слышу, как возле вагона Надя спрашивает Сашу на неимоверной немецко-русской смеси о том, офицер я или нет. Саша буркнул в ответ что-то. Немка громко выругалась.
Проснулся. Трудно определить, который час. Окна «замаскированы», однако в небольшие просветы уже брезжит утренний свет. Слышу за стенками вагона женские голоса, смех. В чём дело? Ещё вчера такого здесь не было. Прислушиваюсь. Разговаривают на чисто русском языке. Кричу Саше:
- Подъём Лександр, мы уже в Бресте! И женщины пришли тебя встречать из заграницы, а ты спишь, как король Лир!
Он проснулся. Спрашивает, в чём дело. Открыли дверь. Оказалось, что рядом с нашим эшелоном стоит эшелон с репатриированными девушками и женщинами из английской и американской зон оккупации. После пятилетнего пребывания в Германии они сейчас возвращались на свою Родину.
Девятого марта пришла долгожданная помощь из Бернбурга. Студебеккер привёз нам продукты и всё необходимое. Приехал сам заместитель руководителя объекта майор Босяк. Здоровается со мной и говорит:
- Надо же земляка выручать!
Всё хорошо. На следующий день я пошёл на коммутатор и по телефону поблагодарил полковника за помощь. В тот же вечер я последний раз позвонил и ей. Поговорили. И, когда я сказал, до свидания, в ответ, в трубке послышался плач. Она плакала, голубоглазая Урсула – моя запретная немецкая пассия. Я поблагодарил работницу коммутатора за услугу и быстро спустился со второго этажа франкфуртского телеграфа. Вышел на улицу. Звёздное небо. Из репродуктора по улице разливалась прекрасная музыка. Лишь изредка проходящие трамваи своим железным скрежетом заглушали её. Последняя ночь в Германии. Завтра я выеду в Польшу и с каждым днём всё ближе и ближе к своей любимой Родине.
Продолжение следует.