Убийство
Я возвращался из школы всегда по дороге-полосе, напоминавшей мне ленту. Тропинка была бугристая, с извилинами, как горные вершины. Она легко может унести чью-то жизнь, говорили жители, если совершать пробежку, не имея опыта. Помнится, я дважды падал, даже когда просто шел медленным шагом. И все это было неспроста, так как именно эта дорога вела людей в таинственный, никем неизведанный мир.
Часто ребята, возвращавшиеся после школы, направлялись посмотреть на рощу; она находилась за несколько километров от города, а сама гимназия – была в селе.
В этом маленьком лесу не было ни рекламных стендов, ни кричащих людей, поднимающих митинги, ни пьяниц, способных нарушить это царящее затишье, придающее гармонию здешней жизни.
«Вот, видишь? Это пещера, она совсем небольшая, но такая темная и глубокая, - говорил мне дядя Игорь, когда еще был здоров, - Есть легенда, что давно еще тут жили племена. Пещера была их укрытием, покидали они ее только в том случае, когда надо было охотиться».
Неподалеку от дороги-полосы и находился этот самый загадочный шалаш. Пещера Барабан. Так ее называли. Я не раз слышал разговоры о том, что при входе в пещеру, люди слышали какие-то стуки, потрескивания, даже звук ручья.
- Да там, может, водопад! – говорили жители, но входить в пещеру не решались, мол, духи там, заберут они тебя, и не вернешься в этот мир.
Пещера внушала страх. Темная, сплющенная, как морщинистое лицо, с обтесанными краями. Куски камней всегда валялись на земле рядом, напоминавшие мне тяжелые тела покойников, которые уже давно окоченели. Без дяди раньше я никогда не приближался к пещере. Тетя же всегда была занята работой, однако я гулял в этих краях без сопровождения взрослых.
***
Когда я вернулся из школы, дома слышались голоса. Такие глухие, будто бы их произносили призраки, живущие в пещерах, или просто больные люди. Потом некоторое время царила тишина, и я начал было думать, что, возможно, мне просто показалось все это?
Но нет. Это было просто молчание. Потом снова: тихие голоса, совсем, как у привидений, что-то шепчущие:
- Думаю, ему недолго осталось, зэку этому… Да за что нам такое? Был бы он нормальным человеком, я бы, может, еще согласилась с ним разговаривать, - услышал я речь тети.
А потом другой, более жесткий ответ:
- Он просто достал всех! А когда ты узнала о его судимости, Люда?
Тетя помолчала.
- Вот совсем недавно. Может, месяца два назад. Теперь ко мне соседи пристают, говорят, что он из тюрьмы все эти болезни принес, - я услышал плач тети, - И какой позор нашей семье, Никита. Как я могу жить спокойно, когда приходят эти бабки и ворчат на меня. Они думают, что я тоже преступница, а это ведь не так. Согласись?
Я увидел, как Жирный кот обнял ее и кивнул. Тетя в свою очередь поцеловала брата, двумя руками нажимая на его плечи, тихо что-то произнесла, будто пела песню. «Я люблю тебя, Никита», - сказала она.
Когда-то тетя сказала это и дяде Игорю.
- Ну, мы же не можем бросить его. К тому же Сашка часто сидит с ним, - сказал Жирный кот.
Тетя не отвечала, а только плакала. Я смотрел на них, прижавшись к стенке, выглядывая из-за угла (они общались шепотом на кухне, я же был в коридоре в таком положении, при котором бы меня не заметили, даже если бы стояли у входа).
Когда тетя перестала плакать, в дверь постучали. Наверное, опять соседи, желавшие забрать банку из-под варенья или просто пришедшие навестить дядю Игоря.
На пороге стоял высокорослый мужчина, лысый, с большими черными глазами, в старой потрепанной куртке, рваных штанах, но с кожаной сумкой на плече.
«Преступник он, зэк, - хладнокровно рассказывала мне тетя, - Так же сидел, как и твой дядя Игорь, - она бросала это с пренебрежением, - Не общайся с ним. В нашем доме и так хватает позорников».
- Я пришел за Игорем, - ответил мужчина, когда тетя спросила причину его визита, - Я бы хотел забрать его к себе. Ему необходим хороший уход. Ему плохо живется здесь. А Саша не справляется.
- Зачем?! Зачем вам он? – тетя теперь никогда не называла дядю Игоря «братом», - Убирайтесь отсюда! Убирайтесь! Еще вас тут не хватало!
Сосед стоял неподвижно, казалось, его стопы приросли к полу, как две паутинные ножки. Он не хотел уходить. Не хотел уходить, так как знал, что здесь происходит что-то нехорошее.
Интересно, а о шепотах, которые здесь каждый день, он знает? Знает ли о том, что тетя с Жирным котом не находят выхода, лишь бы избавиться от дяди, как от дохлой кошки?
Было тихо. Ни одного слова, ни одного шуршания. Даже не слышно было дыхания. Словно комнату накрыло куполом, уносившим все звуки куда-то далеко.
Я знал, о чем думала тетя. Она часто рассказывала, что ей снятся грабители, убийцы, а так же соседи, которые приходят к ней каждый день и покрывают позором ее семью.
Наверное, сейчас перед ней возникла новая картина, та, которую она хотела видеть перед собой: не просто стоящий у порога сосед, а арестованный преступник. А так же двое высоких полицейских рядом с ним, одетые в формы, застегивающие ему наручники и приговаривающие: «Все хорошо, все хорошо, мы его уведем. Возьмем у него показания. Он больше не придет к вам».
Лицо тети было желтым, черные волосы упали прямо на глаза, не было ни приветливости, ни вежливости с ее стороны. Она не выносила судимых в своем доме. Ей было ненавистно присутствие здесь бывших заключенных. ОНА БОЯЛАСЬ ПОЗОРА.
Прошло несколько минут, и сосед сам молча удалился, потеряв надежду на то, что он заберет своего товарища.
Дядя Игорь лежал в своей комнате и ничего не говорил. Ему было совсем плохо. Лишь какие-то тихие слова иногда можно было от него услышать.
Его бы никто не заставил самостоятельно подняться с постели. Даже если бы я принес ему сейчас его гитару, которую он еще потерял в юности, он все равно не нашел бы сил на ней сыграть. Сыграть красиво, тонко, изящно.
***
Сосед больше не приходил. И каждый раз, когда я выходил на улицу, я встречал его молчаливым, грустным и неприветливым. Гримаса его была похожа на искусственное лицо манекена, покрытое медью.
- Если они захотят избавиться от Игоря, - сказал он мне, - Сообщи мне.
20 марта дядю Игоря перенесли в «Дортуар страха», в ту самую комнату, которой все боялись. Тетя просто сидела и наблюдала с равнодушием за происходящим, читая книгу; Жирный кот постоянно потел и «выходил из себя», ведь это было его задачей – перетащить больного в другую спальню.
- Достал он меня! – говорил он о дяде, - Достало меня уже это существо!
В комнате было темно и тускло. Свет сюда не пробивался из-за примыкающих к стеклу окон деревяшек. Сейчас дядя совсем потерял силы и мог только попросить о чем-то. Я внезапно подумал о жонглировании, и стало очень грустно, ведь мы уже с ним не могли бросать стакан сока из рук в руки и ловить его.
Я укрыл дядю одеялом, а затем направился к выходу. Мне нужно было купить кое-что для него. Лекарства мне не продавали, да и тетя запрещала о них думать: она все еще тревожилась, что я буду их пробовать.
Через пять минут я вернулся с пачкой «Pampers» и присел возле дяди. Лицо его теперь не дергалось вниз или вверх. Глаза были плотно закрыты, веки опухли, невозможно ни обратить внимание на впалые щеки.
Я зажег свечу в надежде разбудить дядю, но он не проснулся, и я принялся убирать за ним постель. Одеяла были шерстяными и поэтому быстро пачкались. Будто бы их срок уже истек, как и срок жизни моего дяди.
- Мам, у нас больше нет одеял? – спросил я тетю. Она все еще продолжала читать, но, наконец, оторвала глаза от страниц и подошла ко мне.
- Возможно, у соседей есть, - ответила она и поправила свой пиджак, - Мне пора на работу. У меня всегда много пациентов. Ты ведь справишься сам, Саша?
Я ответил, что да, хоть мне и страшно всегда было оставаться одному.
- Ну и отлично. Ты ведь уже большой мальчик.
Было два часа дня. Тетя вышла из «Дортуара страха». Она по-прежнему боялась этой комнаты, ровно так же, как я ненавидел в ней слова предательства, слова ненависти по отношению к моему дяде.
Было тихо. А тетя медленно, подобно плавающему бумажному кораблику вышла из комнаты. Она еще никогда так красиво не уходила. Так плавно. Грациозно. Как цветок.
***
Я проснулся совсем вечером из-за хохота и громкого голоса дяди. Надо же! Дядя кричит! Неужели он выздоровел?
Чтобы убедиться, что все хорошо, я выскочил из комнаты, так и не заправив за собой одеяло. Я всегда убирал его, складывая наполовину, а потом согнув верхний угол назад так, чтобы оно не пачкалось.
В «Дортуаре» было восемь человек. Пять пьяниц-друзей, Жирный кот и тетя. Все были пьяны.
Дядя Игорь крепко спал.
«Веселая пятерка» хихикала, мужчины подбрасывали карты; тарелка с неаккуратно нарезанным сыром упала на пол и разбилась. Рядом, на еще не попорченном никем столе красовалась недопитая бутылка водки. В комнате был беспорядок: коробка из-под шахмат закатилась под диван и осталась там. Ладья, конь и слоны высыпались на ковер и заполнили комнату подобно муравьям.
- Что происходит? Что с дядей? – спросил я и кинулся к тете.
Та не слышала меня, а что-то мямлила в ответ непонятное.
- Водка, - сказала она, а потом добавила, - Водка зэку…
- Дядя Игорь! – я подошел к дяде, пытаясь разбудить его. – Дядя Игорь, проснись!
Он не отвечал.
Был бледный.
С закрытыми опухшими глазами.
С пролитой рюмкой водки лежал у себя в постели.
Я кричал и дергал его за воротник, но он не просыпался. Он стал очень тяжелым, как бревно, будто бы ТЕЛО НАБРАЛО ТОННЫ. Словно был мешком, в который запихали тщательно нарубленные дрова.
***
Тело Дяди Игоря отвезли в морг. Эксперты сказали, что он умер от большого количества спирта, которым его напоили Жирный кот и «дружная пятерка».
«Видимо, он сам захотел веселой смерти», - сказал один из экспертов.
Тетю никто не судил.
- Женщина же, наверняка, напоили ее шестеро, а сами "в гроб затащили мужичка", – так говорили следователи, покачивая головами.
- То есть ты все это время спал, малой, а потом услышал крик дяди? Так было? – спрашивал меня Никифор Иванович, старший лейтенант.
Я кивал.
- Да.
- Сколько же тебе лет? Такой взрослый, - следователь потрепал меня по волосам и как все взрослые произнес сожалением, - Такой морщинистый ты, красный.
Я ответил, что мне 13 лет, что я уже давно не маленький, и решив обидеть его, сказал, что не люблю, когда до моих волос дотрагиваются.
Следователь нахмурился и еще немного побеседовал со мной, а потом сказал, что на суде я не смогу сам давать показания.
- Малолетним предоставляется слово только с сопровождением взрослого или педагога, - произнес он и удалился, оставив тете какие-то подписанные бумаги.
***
Жирный кот просидел в СИЗО четыре месяца. Потом его отпустили досрочно, сказав, что «бесполезно этого ублюдка» держать в тюрьме, все равно болен.
Пару раз я даже видел, как его вывозили из больницы. Внешность Жирного кота была не такой, как раньше. Выглядел он как истоптанный игрушечный солдатик. Лицо его было худым, серым, напоминавшее мне разгневанное море, которое кто-то разозлил.
- Я, кажется, начал сходить с ума, - сказал он, - Наверное, я никому не нужен. Но ведь я не хотел, Сашка. Дядю убивать, - он обратился ко мне, размахивая руками и утирая слезы рукавом, - Не хотел и помог бы, если бы сильно было нужно. Но я, эх… Лентяй, лентяй, лентяй. И не волновало меня то, что о нем думали. Об Игоре-то. Мне все равно на соседей и на общество. Не предал бы я его. Я не такой, как Люда.
Я покачал головой в ответ. Как ни странно я верил ему. Передо мной был не предатель. Нет. Просто ленивый, безответственный мужчина средних лет.
Худой.
Кожа да кости.
Словно его уже долго не кормили.
Я долго бегал и узнавал, можно ли забрать мне дядю (теперь Жирный кот был просто дядей), так как знал, что для тети это будет затруднительно. Но везде и всюду отказывали.
«Не даем малолетним уход за взрослым, - говорили мне люди из социальной службы, - Маленький ты еще. Пусть мама твоя и забирает. Она же заботилась о дяде Игоре, и о Никите позаботится».
- Она мне не мама, - отвечал я, - А тетя. Моя настоящая мама умерла еще давно.
30 июня мы с соседом решились перевезти дядю Никиту к нему. Дом соседа был отремонтирован. Пол представлял собой аккуратно сделанный паркет. Разве что только обои были старыми.
- Тут так уютно, - говорил дядя Никита, - А Люда не придет ко мне, нет, Сашка?
Я молчал, не зная, что ответить.
- Не пойду я к зэку, - говорила тетя, - И домой его не заберу к себе. Хватит мне позора уже.
***
Вечер. 1 июля. Это был самый обычный день. Но и в этот раз я встретил свой новый сон.
Сегодня я не видел ни леса, ни пещеры, ни школьных друзей, как это было обычно.
Мне снилась моя семья. Дядя Игорь лежал и крепко спал в «Дортуаре», а я в это время бегал из стороны в сторону и приносил ему ужин, «веселая пятерка» с хохотом разбрасывала карты и допивала последнюю бутылку водки, ничего не соображая.
Тетя спряталась от всех, и единственная трезвая, читала книгу. А дядя Никита...
Дядя Никита лежал в постели, не в состоянии подняться, и тянулся за стаканом апельсинового сока.