СОМНЕНИЯ
Вернувшись в Управление, я сел за свой стол и несколько минут сидел молча, решая, что делать дальше. Серёга уехал по новому делу, а Петя что-то искал в интернете.
- Слушай, Петь, а, если это действительно спецслужбы, то, что нам делать?
- Я тоже об этом думаю, Андрей Игоревич. Уже не первую ночь мне это дело уснуть не даёт. Завтра меня уже в суд вызвали, как свидетеля. Что я там скажу? Хотелось бы хоть как-то помочь этим несчастным!
- Ты в другую крайность, то не впадай! Ещё не известно несчастные они или хитрые, хладнокровные убийцы. А вот кое-что проверить время ещё есть. Ты в своей книжечке всё пишешь? Посмотри, что за яд был в бокале и где его можно раздобыть.
- Уж, не для себя ли вы, Андрей Игоревич, хотите? – засмеялся Петя.
- Есть ода мыслишка.
Петя достал свою записную книжку и стал быстро листать, потом прочитал что-то и уставился в экран монитора, быстро набирая текст. Он долго что-то читал, потом резко повернулся ко мне и сказал:
- Какие мы лопухи, Андрей Игоревич! Ведь лётчик не мог быть убийцей, по одной лишь причине, он просто не мог иметь такой яд. Послушайте, что здесь пишут: «На самом деле о большинстве ядов мы не имеем ни малейшего представления – они выведены в лабораторных условиях и неизвестны обывателю», а ведь, правда, откуда лётчик мог взять этот яд. Помните, наши эксперты сказали, что яд очень редкий.
- Постой, тогда явная нестыковочка: зачем спецслужбам использовать такой яд, подставляя себя под подозрение?
- Не знаю. Может время поджимало, может человеческий фактор сыграл роль.
- Нет, тут что-то не так. В выборе основной улики, так проколоться – это на спецслужбы не похоже. Видимо, убийца из их конторы, но действовал от себя, а поскольку он, видимо, не сильно разбирается в ядах, то достал такой, который ему понравился, а про то, как его достать жертва подставы сможет, не подумал.
- Вполне возможно.
Этот разговор с Булкиным ещё больше заставил меня сомневаться в правильности наших выводов по этому делу.
Вечером, приехав домой, я, как обычно в такие минуты, достал мольберт и, соорудив небольшой натюрморт, стал рисовать. Мысли крутились вокруг убийства Львовых, а может все-таки личная месть?
Кому Львов мог перейти дорогу? С женщинами он, вроде не путался, я лично проверял эту версию. С коллегами особо не ругался, все отзывались о нём только в положительном ключе. Друзья? Так их у него почти не было, семья была его главным другом, впрочем, был один друг: Глотов Дмитрий Павлович, тоже полковник ФСБ, кстати, занял место Львова после его увольнения.
Они дружили ещё с училища, почти никогда не расставались, вместе в академию попали, служили в одной конторе. Что интересно: Глотов почти всегда был в подчинённых у Львова, куда бы тот не переходил, всегда друга за собой перетаскивал. Так может зависть или что-то не поделили? Я стал вспоминать разговор с другом Львова.
Мы договорились о встрече по телефону. Я должен был подъехать к его дому и по дороге на работу в машине мы, и вели беседу.
- Здравствуйте, Андрей Игоревич! – сказал он при встрече и крепко пожал мою руку.
- Скажите, Дмитрий Павлович, давно вы знаете, точнее, знали Львова Виктора Осиповича?
- Ещё с детдома, мы вместе в одном детдоме были, судьбы похожие, родители погибли. Потом вместе в военное пошли, потом академия и служили почти всю жизнь вместе.
- Что вы можете сказать о Львове, как человеке?
- Сильный был мужик, волевой, умел своего добиваться, - сказал Глотов с, показавшейся мне тогда, долей зависти и какой-то безнадёжностью в голосе.
Точно! Он ему завидовал, я тогда подумал, что это грусть о погибшем друге, а сейчас вспоминаю, что на сильно опечаленного он не был похож.
- А о его супруге, что можете сказать?
- Вика, - помню, он смутился при этих словах, и тут же продолжил, - то есть Виктория Павловна была замечательной женщиной, я был просто влюблён в неё, впрочем, как и все мужчины, знакомые с ней. Невероятной красоты и обаятельности женщина!
Тогда я тоже не придал значения, но он говорил с такой теплотой и нежностью о жене Львова, что я подумал, что здесь что-то большее, чем простая влюблённость, за словами чувствовалось то, чего не было, когда он говорил о самом Львове.
- И традиционный вопрос: как вы считаете, кто мог совершить это преступление?
- Понятия не имею. Насколько мне известно, там какой-то уголовник проходит по делу, может это простой грабёж.
- Не похоже, - я тогда сначала удивился, откуда он знает о Крюгере, а потом вспомнил, где служит Глотов и успокоился.
- Тогда не знаю.
Мы подъехали к метро, попрощались, я вышел и побрёл в подземку. Тогда этот разговор был простой формальностью, ничего полезного мне не давшей, но сейчас я стал вспоминать детали того разговора, мимику Глотова, его слова, с какими чувствами он их говорил, что-то не давало мне покоя. Я не мог понять что.
Я аккуратно выписывал кистью ажурный завиточек на чайной чашке в натюрморте и упорно пытался понять, что из того разговора меня так разволновало. Понял: он говорил о лучшем друге, как о давно умершем, как о том кто умер не позавчера, а несколько лет назад, а вот когда заговорил о Львовой, то сразу почувствовалась боль, по его глазам было видно, что это потеря для него, и потеря немалая.
На следующий день мы с интересом слушали рассказ нашего Холмса о суде, он первым из нас побывал на процессе в качестве свидетеля.
- Слушайте, это что-то! Народу полон зал, все нарядные, как на собрании у Свидетелей, что не говори, а они друг за друга горой, пришли поддержать единоверцев. Судья солидный дядька, в чёрной мантии, вы его, Андрей Игоревич, должны знать - Прохоров.
- Знаю такого.
- Так вот, а от обвинения Вера Григорьевна – зам нашего прокурора.
- О, Вера Григорьевна, - оживился Серёга, - эффектная женщина, и прокурор хороший, думаю, сектантам непоздоровится.
- А защищает их четыре адвоката, двое из Питера приехали, один местный, а один из Америки прилетел – очень известный там, говорят.
- Ничего себе! – удивился я. – Где же они такие деньжищи нашли, чтобы столько адвокатов нанять?
- А они тоже Свидетели Иеговы, приехали соверующим помочь. Так вот адвокаты все с ноутбуками, а наши судья и прокурор с записными книжками и кипой бумаг на столе, как пещерные люди.
- Ладно, хорош опять тут западную продвинутость восхвалять!
- А, что я, я говорю то, что видел своими глазами.
- Ты лучше расскажи, о чём спрашивали?
- Прокурорша просила подтвердить факт задержания лётчика и наличие его отпечатков на бокале в доме убитых, а вот адвокаты меня просто удивили!
- Чем же? – с нетерпением спросил я.
- Своими вопросами. Сначала они спросили, какой яд был обнаружен в телах погибших и в бокалах, потом спросили, как я думаю, откуда у подозреваемого мог быть этот яд. Потом зачитали справку об этом яде и попросили приложить её к делу. Оказывается, этот яд используют только спецслужбы, в кустарных условиях он не изготовляется, и приобрести человеку, не имеющему контакта со спецслужбами, его просто невозможно.
Потом, они стали выяснять, какую дозу яда обнаружили в телах убитых, я ответить не смог, тогда было зачитано заключение экспертов. Львову, оказывается, была введена недостаточная доза для смерти, поэтому адвокат спросил меня, как я могу объяснить этот факт. Я не нашёл, что ответить, а сейчас, думаю, что кто-то специально оставил Львова живым, чтобы его потом застрелили.
А потом они убили меня наповал: показывают мне пузырёк в пакетике и спрашивает, знаю ли я, что это. Естественно, я понятия не имел, что это за пузырёк. Тогда они достают бумагу и зачитывают, что этот пузырёк был найден дворником под окном Львовых в день убийства, на нём кроме отпечатков пальцев дворника ничего больше нет, а внутри частички яда, которым были отравлены Львовы. Спрашивают меня: логично ли убийце выкидывать пузырёк под окно квартиры, когда он мог вынести его куда угодно и не оставлять такую важную улику под окном.
- А какого …, этот дворник молчал, когда его допрашивали? – выругался я, когда Петя замолчал.
- Так про пузырёк его никто и не спрашивал, - сказал Серёга, - Никому и в голову не пришло, что такую улику можно в окно выкинуть.
- Так может, этот лётчик специально его под окно подбросил, чтобы на самоубийство свалить? – сказал я.
- Нет, Андрей Игоревич, не сходится, есть показания свидетелей, которые видели, как он вышел, сел в трамвай и уехал – это дворник при мне говорил.
- Стало быть, всё-таки кто-то другой, но получается, этот кто-то был в квартире либо вместе с лётчиком, либо после него, - сказал я вслух пришедшую на ум мысль.
- Получается так, - сказал Петя.