Манюня

Людмила Соловьянова
     В комнате невыносимо душно. Наша квартира на солнечной стороне: зимой это приятно, а в летние месяцы не спасают даже плотные портьеры. Дом, в котором я снимала комнату, был небольшой, двухэтажный. Проживали в нём шесть семей: три с одной стороны, три с другой. В центре современного города стояло вот такое ископаемое чудо. Сохраняли его, по-видимому, из-за его исторической ценности: на стене дома висела мемориальная доска, гласившая, что во время гражданской войны в этом доме располагался штаб М.В.Фрунзе, имя которого и носил наш город. Дом был безо всяких удобств: все они находились во дворе: туалет, водопроводная колонка и дворовая лавочка. На эту лавочку я и направилась, прихватив с собой толстенный том Голсуорси «Сага о Форсайтах», который в то утро начала читать. На носу была летняя сессия, во время которой  студентам предлагалось сдать четыре основных экзамена и энное количество зачётов. Два экзамена были очень трудные: зарубежная литература и русская литература восемнадцатого века.  Среди студентов бытовала шутка: «Чтобы сдать  один экзамен по литературе, нужно прочитать половину городской библиотеки!» В этой шутке была большая доля правды. А где взять столько времени? Вот и приходилось читать всегда, читать везде и в праздники, и в будни. Моя мама тяжело болела: лежала здесь же в городе, в онкологическом диспансере. После операции шов не хотел срастаться, а жизнь - возвращаться в измученное тело.   Приходилось делить своё время между больницей и лекциями, что было совсем не просто.
А дома, в Маевке, меня ждали отец и брат: нужно было помыть, постирать, уделить им часть своего внимания, побыть рядом.  Сегодня были отложены все дела: весь воскресный день я решила посвятить чтению.
   На мою удачу лавочка оказалась пуста, что случалось крайне редко в летнее время, и в воскресный день. Как видно, с утра у всех свои заботы: кто-то на рынке, кто-то просто отсыпается. Я села в тени яблони, под кроной которой стояла лавочка, здесь было не так жарко. Вскоре сюжет книги захватил всё моё внимание.
-Ох, Господи, какая жарища! Взмокла вся, пока домой добралась! Здравствуй, голубка, всё читаешь?
Рядом со мной на скамейку усаживалась соседка баба Маня, старушка древняя, но очень жизнерадостная и добродушная. Баба Маня проживала одна, сын её жил здесь же, в городе, мать навещал часто, его жену я видела не более двух раз. Баба Маня приладила свой костыль, чтобы тот не падал и повернулась ко мне:
-Здравствуйте, баба Маня, как ваше здоровье, как поживаете? – учтиво поприветствовала я старушку.
Она ответила мне, улыбнувшись, обнажив в улыбке ровную полоску искусственных зубов:
-Живём - не тужим, с хворью не дружим, а коль смерть придёт, то замок найдёт! 
И это была чистая правда: застать дома бабу Маню было трудно. Сказать честно, то я с трудом верила, что этому электровенику шёл восемьдесят третий год! Она знала всё: где и чем торгуют, в какой магазин, что привезли,  успевала во время прибыть в нужное место и урвать (как она сама выражалась) дефициту. Вот и сегодня, я была уверена, что бабуся где-то успела побывать, и не ошиблась. Баба Маня спросила меня о здоровье моей мамы, опечалилась, услышав мой ответ, немного помолчала:
-Ты, голубка моя, крепись, что человек может изменить, коли Бог так решил? Тебе дальше жить, не надорви сердечко-то смолоду!
Я уже собиралась закончить наш разговор и вернуться к чтению книги, но баба Маня вновь завладела моим вниманием:
-А я только с рынка, кофточки вязаные возила продавать. Схватили влёт! Даже полчаса не стояла. Ещё бы разок можно было съездить, да уж сил нету, в эдакую жарищу. Модные они нынче, кофточки, прямо из рук рвут! 
Младшая сестра бабы Мани, в течение недели, вязала крючком эти самые блузочки, они действительно пользовались спросом, были на пике моды в это лето. Мне тоже хотелось иметь такую блузочку, но всё  упиралось в нехватку денег. Стипендии хватало не на многое, а что добавлял отец, уходило на вещи более необходимые. Поэтому я спросила бабу Маню о стоимости блузки не просто из праздного любопытства:
- По сколько вы их продаёте, если не секрет?
-Какой там секрет! Скажешь тоже! – засмеялась баба Маня, - по двенадцать рублей и продаю. А уж если тебе, то и за десятку отдам. Хочешь примерить? У меня дома ещё две имеются.
Что-то меня насторожило: «Почему три продала, а эти две дома остались? И это при таком-то спросе!»
Баба Маня угадала, что меня тревожит и рассмеялась:
-Да ты не сумлевайся, ничего плохого я тебе не пожелаю. Нельзя на рынок сразу все пять везти: милиция сцапает, пришьют спекуляцию, а мне это нужно на старости лет? Вот, то-то и оно, что не нужно! Я так делаю: одну в руках держу и продаю, а две другие вот здесь,  схороню под кофтой, - баба Маня указала на свою впалую грудь и рассмеялась. – Знаешь, какие у меня сиськи тогда? Ого, что твои головы! Вот так, одну продам – следующую вытащу.
-А что, если в сумку спрятать, - посоветовала я.
-А ты думаешь сумку обыскать нельзя? – баба Маня махнула рукой, - это же сущие псы, везде найдут! Твоя хозяйка дома или к родным уехала?
-Нет, к подруге решила съездить, здесь, в городе, - ответила я.
-Так и пойдём ко мне, чайку попьём, заодно и кофточку примеряешь, авось понравится.
   В квартирке бабы Мани было прохладно: сказывалась близость к земле, кроме того тень от больших тополей также давала защиту от жары. Первый «этаж» нашего дома был полуподвального типа, света в комнате не хватало, и баба Маня включила электрическую лампочку. Квартира у неё была на удивление чистой: здесь  каждая вещь знала своё место.
На стене, на самом видном месте, висел портрет: «Баба Маня с мужем», -  догадалась я.
-Это я с Колей, мужем моим, - подтвердила мою догадку появившаяся баба Маня, - а я чай уже поставила, сейчас и кофточку покажу. Заметив мой протестующий жест, попросила:
-Уважь, старуху, посиди со мной, почаёвничай!
  Блузка оказалась мне впору, вот только узор  хотелось бы другой: этот был, на мой взгляд, слишком  плотным:
-Дырочек бы  больше, - сказала я, придирчиво оглядывая себя в зеркале.
- Ой, и ладная ты девка, всё при тебе, вот и кофточка на тебе сидит, как влитая! -  Баба Маня откровенно любовалась мной:
-Скажете тоже, нашли красавицу!  Даже в краску меня ввели! – смущённо возразила я.
-А ты не стесняйся, коли есть чем похвалиться. Я в твои годы тоже фигуристая была, а сколько парней на меня глаза пялили? – заметив мой смеющийся взгляд, улыбнулась. - Не веришь? А кофточку ты бери, бери: деньги я подожду, как сумеешь, так и отдашь. Если сразу не выходит, отдавай частями.
Я поблагодарила добрую старушку, а чтобы её не обижать, присела к столу. Угощая меня всем, чем была богата, баба Маня не забывала и развлекать меня. Она начала рассказ о своём замужестве, о том, что было дорого её сердцу. Первым моим побуждением было послушать рассказ старушки из приличия, но уже с первых минут её история захватила меня целиком:
    «Я, голуба моя, не всегда была вот такой кочерыжкой, как сейчас, я в девках бедовая была: что работать, что плясать! Жили мы в то время под Астраханью, село «Светлое», дворов до сотни набиралось. Жили все по-разному: кто зажиточно, а кто, как моя мать, горе мыкал. Отец наш работал в рыбацкой артели, ловили для города рыбу. А  однажды, не дождались мы его, утонул он и ещё четверо его товарищей. Искали их долго, но не нашли, так мы и не узнали, где упокоилась  его душенька. В пучине морской стало быть. Осталась моя мать с тремя девками: старшая Зинаида, я и младшая Нина. Мы с Зиной работали на бахче, работа сезонная, но всё же прибыток в дом. Старшей сестре, Зине, шёл девятнадцатый год,  её засватал сын мельника, свадьбу назначили на осень, как только соберут урожай. Мать радовалась: одну бесприданницу с плеч долой. Мне пока не за кого было собираться, разве что к речке, на гулянье. Бывало, горбатишься на бахче целый день, а как вечер придёт, искупаешься и будто снова народился!" 
Баба Маня отпила глоток чая и продолжала:
« У меня к тому времени паренёк имелся на примете. Парней за мной ходило много, а мне приглянулся он, Коля! 
Баба Маня указала мне на портрет:
Парень он был видный: чуб волной, плечистый, глаза ласковые, только робким оказался к девчатам-то. Вот я и решила приручить его к себе. У нас девчата сами выбирали себе провожатых, вот я и выбрала Колю. Идём мы рядышком: я молчу, и он тоже молчит, что твой пень! Ни за руку не возьмёт, ни расскажет чего. Тут я маленько схитрила: ойкнула, будто оступилась, да хвать его под руку, мол, помощь мне требуется! Так и довёл меня до дома под ручку, вот, так всё и началось.
Баба Маня усмехнулась:
Как коня его к себе приручала. Уже скоро не только за руку держать осмелился, но и за талию обнимать научился. «Манюней» меня звал за маленький росточек. Я уже начала подумывать, как мне натолкнуть моего Колю на мысль о свадьбе, да кое-кто позаботился об этом раньше меня!
   Семья у моего Николая была зажиточная, жили они справно, в достатке. Коля мой, как и я, был второй ребёнок. Старший брат уже женатый, а Коля, значит, на очереди. Вот отец и решил женить его: нас тогда шибко-то не спрашивали, всё больше сговаривались родители меж собой.
Был у Колиного отца закадычный друг Тимоха, в посёлке все знали об этой дружбе. Когда у Кирилла родился сын, а у Тимохи дочка, друзья договорились их поженить, как только дети вырастут, а заодно и породниться семьями. Катьке Тимохиной, как и нашей Зинаиде, было уже девятнадцать, для девки это уже зрелый возраст: бабий век недолог, красота она быстро облиняет. Вот, Тимоха и заторопился,  напомнил другу их уговор.
    Коли не было видно уже два дня: на гулянье не приходил, да и так нигде не появлялся. Забеспокоилась я, что могло произойти с ним?  Послала я свою младшую сестру Нинку к его сестрёнке (они были подружками) узнать, что с Колей, где он. Известие, которое принесла мне Нинка, сразило меня наповал: всё, о чём я мечтала, рушилось в одночасье!
Колина сестра рассказала, что моего Колю, отец отходил вожжами, за то, что он не захотел жениться на Тимохиной Катьке. И теперь он лежит под поветкой, на топчане и стонет, а мамка плачет и прикладывает ему на спину примочки.
Только через неделю я, наконец, встретилась со своим Коленькой. И вот, что он мне рассказал, - баба Маня сделала паузу, а затем, её глаза озорно блеснули, она продолжила свой рассказ:
  "Как только отец отпотчевал Колю вожжами, он решил, что лучше сбежит из дома, а на Катьке не женится!  А, как только устроится в городе, так и заберёт меня к себе. Но судьба всё решила за нас и куда лучше, чем мой Коля задумал. Вечером, как только отец ушёл к своему другу Тимохе, к Коле подошла мать, они долго о чём-то шептались, что-то обсуждали. А когда совсем стемнело, мать сняла с насеста жирную курицу, завернула её в платок и куда-то ушла.
    На следующее утро Николай, согнувшись, сидел на топчане под поветкой.  Мать принесла ему поесть, миску щей да ломоть хлеба:
-Давай, давай, - насмешливо протянул отец, - нянькайся с ним! Коли будет супротив моей воли идти, так долго ещё будешь миски со щами ему носить! Не поумнеет – я из него дурь выбью!
- Уже выбил, - плача, ответила мать, - и с чем ему теперь жениться, коли то самое место у него из строя вышло?
-Какое же это место? Ты чего мелешь?
-Сам знаешь какое, не маленький! Вожжами лупцевал по чём нипопадя, вот и повредил хрящик, - огрызнулась мать, - теперь как парню жить? Срам-то какой!
- Раскудахталась! – в голосе отца засквозила тревога. – Срастётся до осени, хрящик тот, как новый будет. Он, что первый, кого вожжами учили? Меня самого батька бил – ничего живой остался и их кучу народил!
-А что парень по малой нужде с кровью ходит, тоже срастётся? – Продолжала она добивать супруга.
-Это, правда? – обратился отец к Николаю. Тот только кивнул головой и отвернулся, не смея посмотреть отцу в глаза.
То ли из-за упрямства характера, то ли что-то показалось ему подозрительным в поведении жены и сына, но в следующий момент отец переменил свою тактику:
-Э-э-эй, врёте вы всё! Сговорились, чай, за моей спиною? Он ведь твой  любимчик, а мать?
- Мне не веришь, сына не жалеешь, так спроси у людей, кто об энтих делах знает лучше, чем мы с тобой.
-Это кто же у нас такой знающий? Посоветовала! Не хватило ещё такое на людской суд выносить: засмеют, до самой смерти не отмоешься!
Все молчали.
Мать первой нарушила молчание, умоляюще посмотрев на мужа, предложила:
-Кирюша, давай к Кузьминичне сходим?  Она и по людям не раззвонит и что-то дельное присоветует. Хочешь, я прямо сегодня и схожу до неё?
Кузьминична была фигура важная, лечила травами, правила кости, случалось, что и заговорами не брезговала. За помощью к ней приезжали из самой Астрахани, а уж о сельчанах, и говорить было нечего. Жила замкнуто, как и все люди подобной профессии: без дела рта не открывала, ничьих тайн никому не выдавала. Вот к ней и предлагала мать Николая обратиться за советом и помощью.
Отец долго думал, но, наконец, решился:
-Сиди дома, я сам к знахарке схожу, - приказал он жене, - да реви поменьше, чтобы люди не любопытничали!
    Баба Маня, вся ушедшая в воспоминания, засмеялась и покачала головой:
-Ох, как бы знал он тогда всю правду! Что бы там было! Дом бы разнёс! Лютый он был в гневе.
   Кузьминична встретила посетителя у калитки, она, ответив на приветствие, не очень любезно спросила:
-С чем пожаловал? Я за травкой собралась, некогда мне: скоро полдень, а травка та до обеда берётся. Так что говори скорее, в чём твоя нужда?
Кирилл даже оробел под её пытливым взглядом, он сбивчиво передал Кузьминичне суть всего произошедшего, несмело спросил её о главном:
-Разве такое может быть, чтобы вожжой можно было повредить это место? Ну, мужское?
Кузьминична усмехнулась:
-Коли оно железное место это, то нельзя, а живое тело оно нежное. А ты на себе испробуй, тогда и узнаешь, что по чём. Коли хрящик повредил, то дела плохи, – Кузьминична беспомощно развела руками:
-Как же теперь быть, - растерянно спросил Кирилл, - не уж то не срастётся, хрящик этот?
-Срастётся, почему не срастись ему: живое оно всё к жизни стремится. Вот только времени потребуется на это дело немало. – Кузьминична пытливо взглянула на посетителя:
-Сколько, - почему-то шёпотом спросил Кирилл, - до осени время хватит?
- Какое там, до осени! Года полтора, а то и два нужно. Оно ведь ломать скоро, а назад ещё не всегда и воротишь. Это ещё при всём том, что лекарство соответствующее будет, да уход хороший: в покое нужно содержать, место это, мужское! Ну всё, пойду, я и так время много с тобой потратила. Кузьминична скрылась за калиткой, а Кирилл ещё долго стоял возле дома знахарки, в его голове бился важный вопрос, требуя немедленного решения:
«Что сказать Тимохе? Мы ведь уже и по рукам ударили, и время свадьбы назначили! Договорились, что недели через две сватов пришлём, ну и всё своим чередом пойдёт. А теперь, что я ему скажу? Мол, погоди, два года, пока сын в должную меру не придёт?  Катька к тому времени уже перестарком будет».
Так ничего  не решив, Кирилл направился к своему дому. Войдя во двор, он подошёл к сыну, и, положив руку ему на плечо, произнёс:
-Ты прости меня, сынок, старого дурака, не хотел я вред тебе  принести, так оно вышло. Я о тебе пёкся, думал, как лучше сделать. Не держи зла на батьку, прости!  А у подошедшей жены спросил:
-Ну, мать, чего нам теперь делать а?
- Отправь Кольку к дядьке в Нижний Новгород, а Тимохе поясни, что, мол, дядька захворал и просит прислать сына, чтобы помогал ему дела вести. Если Тимоха спросит, отчего именно Кольку нужно послать, то скажи, что он самый подходящий до этого дела. Старший женатый, куда же его с семьёй с места срывать, ну а третий Петро молодой, какой с него прок будет? Вот и остаётся - один Колька.  А там, как Бог рассудит, так и будет.
-Ишь ты, отрапортовала! И чего тебя генералом не поставили? Тимоха - не дурак, не поверит!
Кирилл глянул на сгорбившегося Кольку, махнул рукой, соглашаясь.
На том и порешили. Уже через неделю мой Коля должен был уехать в Астрахань, а оттуда на пароходе к дядьке, в Нижний. За три дня до отъезда он пришёл к моей матери, просить моей руки, чтобы было у нас её благословение. Мать долго не соглашалась, плакала, говорила нам:
-А если узнают Колины родные, что с нами будет? Сраму не оберёшься! Разве путём нельзя всё сделать?
Баба Маня утёрла глаза кончиком платка и продолжала:
-Я тогда убегом за ним уйду! – пригрозила я матери.
Устав спорить, мать махнула рукой: делайте, что хотите. Но благословить – благословила.
   В назначенный день, рано утром, я подошла к дому своего Коленьки. В корзине лежало всё моё приданное, да кое-какая еда на дорогу. Отец Коли стоял возле телеги, готовя её в дорогу. Моя смелость куда-то улетучилась, но вспомнив, что от моей находчивости зависит наше с Колей счастье, я пересилила робость и спросила:
-Здравствуйте, дядя Кирилл! Бог в помощь! Вы, случайно не в город едете?»
-А хочь и в город, тебе какое дело? Вот, бабьё любопытное - всё им знать надо!
-Так я, что и спрашиваю, мне тоже в город надобно, может, подбросите по-соседски, а?
-А тебе, что в город приспичило?  - Полюбопытствовал Кирилл, - деньги лишние завелись?
-Как же, когда-то они лишние были! – засмеялась я, - сестра моя, Зинаида, замуж собралась, вот мать меня и послала кое-что прикупить: до осени недалеко, нужно приданое собирать.
-Прида-а-ное, - презрительно протянул Кирилл, - а за кого идёт сестра? За мельникова сына? Так он же того! 
Он выразительно покрутил пальцем у виска.
Я смолчала, а отец Коли понял, что сболтнул лишнее и смягчился:
-Ты, вот, что мостись пока, - он кивнул в сторону телеги, - сейчас Колька выйдет и поедем.
  Всю дорогу мы с Колей не проронили ни слова, как чужие, боялись выдать свои задумки. Я сошла возле рынка, а Колю, отец повёз на пристань. Город я знала, как свои пять пальцев, и в нужное время встретилась там со своим Колей. А вечером мы уже стояли на палубе парохода, который вёз нас к новой жизни.
   Вот так, голубка моя, я и отвоевала своё счастье. Сильно любили мы друг друга, может, это и помогло выстоять в жизни. Покрутила нас судьбина, повертела, - баба Маня горестно вздохнула. - Время-то тяжёлое пошло: перевороты, война, бедность, голод, - всего и не расскажешь! Жизнь прожить – не кино посмотреть, её прожить ведь нужно было.
   Баба Маня медленно возвращалась из прошлого, взглянув на меня, всплеснула руками:
-Ох, вот старая баба да бестолковая, хотела тебя повеселить немножко, да чуть в тоске не утопила. Я  вот о чём часто думаю: может быть, тот обман, нам всю жизнь боком и вылазит? Молодые они ведь всё по-другому видят, а страх потом к старым приходит. Устала я что-то, голуба моя, отдыхать буду.
  Я встала, собираясь уходить, мой взгляд упал на старую прялку, к держаку которой был привязан пучок овечьей шерсти.
-Вот, древность, какая, - засмеялась я, – ей в музее место, кто на ней сейчас что делает?
- Зачем в музей, - возразила мне баба Маня, - я на ней всю жизнь кусок хлеба зарабатываю! Да и сейчас, как зима придёт, кто от тёплых носков откажется? Ведь у меня и фамилия подходящая, я по мужу - Пряхина, вот и тяну всю жизнь эту нитку, как лямку.
   Я взяла книгу, купленную в долг блузку, попрощалась и вышла во двор. Улица встретила меня ярким светом, теплым ветерком и щебетом воробьёв. Читать расхотелось, я была полна рассказом бабы Мани: «Ну, чем не сюжет для кинофильма про жизнь? – думала я.- Может быть, когда-нибудь у бабуси будет настроение, и она продолжит свою повесть?»
Не  сбылось! Баба Маня умерла спустя полгода, перед новогодними праздниками. Умерла нелепо, если о смерти можно сказать как-то иначе. В декабре у неё родился правнук, и сын повёз её  к себе в гости. Стояли морозы, улицы были, как ледовые дорожки, произошла авария: сын остался жив, а баба Маня ушла в мир иной. Прощаясь с нею, я желала ей встретить там, за невидимой гранью, своего любимого Колю. Надеюсь, что там нет ни обмана, ни боли, ни разлук, а только одна любовь.
А ещё мне было очень жаль, что продолжение этой истории я так и не услышала…