Ленинградская блокада. 900 дней и ночей. Голод, холод, бомбежки, смерть. Около миллиона умерших жителей, около миллиона погибших защитников – такова цена самоотверженности ленинградцев, такова цена стойкости и упорства советского народа, не пожелавшего покоряться фашистским захватчикам.
Супруги Копёнкины знают, что такое блокада. Они, ещё дети, тогда знакомы не были: Юра жил в Кронштадте, Валя – в Ленинграде на Петроградской стороне. И там, и там переживания были одинаковы. Первые бомбёжки приводили в ужас: по нескольку раз в день люди толпами бежали в бомбоубежища. А потом привыкли. У детей даже появилось увлечение: собирать осколки от только что взорвавшихся бомб.
Ю. Копёнкин:
- Начиналось где-то в 5 часов вечера. Где рванёт, туда бежали осколки собирать.
В. Копёнкина:
- Когда обстрел, мы осколки собирали, а зачем, не знаю.
Во время бомбёжек дети впервые и узнали, что такое смерть.
Ю. Копёнкин:
- Смотрим, бомба взорвалась, а у ворот сидели женщины и детишки. Две погибли, ребятишек контузило. А вот случай в Петровском парке. Шёл от друга, а на той стороне улицы бомба взорвалась, и женщину с ребенком убило.
В первые месяцы войны фашисты забрасывали в Ленинград диверсантов. Как вспоминает Юрий, не раз на ветвях деревьев находили парашюты. Задача у фашистских посланцев была простая: во время авианалетов указывать наиболее значимые цели.
Ю. Копёнкин:
- Мы жили недалеко от артиллерийских складов. Сидим как-то на улице – делать нечего. В бомбоубежище не бегали: привыкли. Видим, за углом – ракета, другая. Бежит матросский патруль: кто, где? Да вон там, - указали. Вот так пятая колонна работала. Хоть и город небольшой, но они как-то туда попадали. Может, и свои предавали.
Ленинградцы и не предполагали, что их ожидает испытание пострашнее бомбёжек. Голод. Когда в сентябре 41-го вокруг Ленинграда сомкнулось кольцо блокады, запасы еды ещё не были такими скудными. Но к декабрю 250-граммовая пайка хлеба уменьшилась вдвое. И кроме неё, не выдавалось уже ничего. Люди стали умирать от голода.
Ю. Копёнкин:
- Стоишь в очереди, один – раз: упал, на улицу выносят на тротуар, а потом на санках вывозили.
К смерти привыкли быстро. От трупов на улицах уже никто не шарахался. А Валентина Яковлевна вспоминает, что у них за дверью очень долго лежала умершая женщина, которую не было сил похоронить. Да и её хлебной карточкой семья некоторое время пользовалась.
В. Копёнкина:
- Она просто жила у нас, как прописана. Труп лежал, и я не боялась: умерла и всё. В прачечную надо было тащить, а сил не было.
Жизнь детей тогда чаще зависела от стойкости матерей.
В. Копёнкина:
- За хлебом всегда ходила мама. Пойдёт, принесёт, разрезАет на кусочки, а старший брат говорит: «Съешь, мама, побольше, ты ж везде ходишь». А чего уж там побольше?.. Соседка вон всё съедала, и у нее все умерли. Она такая наглая была. Наша-то всё до крошки с нами делила. А та от этого хлеба ещё и себе оторвёт.
Ю. Копёнкин:
- Мать работала в ДОКе. Дрова приносила, соль, воду грели. Солёную водичку попьёшь и - вроде сыт.
От голода спасались кто как может. Одно из самых популярных блюд – столярный клей.
Ю. Копёнкин:
- У отца столярный клей был. Разведёшь его пожиже и жуёшь. Вроде горячий маленько, аж слипается всё во рту, но утоляло голод: вроде поел чего-то.
В. Копёнкина:
- Разрубали его на кусочки, мочили в водичке и варили. Холодец это считался. Стоял между дверями. Застынет и едим. А чего там есть? Одна горечь. Но животы набивали. Это была роскошь.
Из города быстро исчезла всякая живность. Кошки, собаки – всё пошло на еду. А некоторые заранее запасались кошачьим мясом.
В. Копёнкина:
- Один товарищ брата насолил их в бочку. Мы дивились: как же так?
Но вскоре люди готовы были есть все, что угодно. И, когда Валина сестра, которая работала в госпитале, принесла своим умиравшим родным живого кота, это стало праздником. Хотя какой уж праздник! Полубезумное желание хоть чем-то утолить чувство голода.
В. Копёнкина:
- Его надо убить, а сил уже нет. Привязали, помню, а кот здоровее нас. Мы его кто чем, кто чем. Кое-как угробили. Кое-как ободрали. Стали варить. Вкусный. Прямо кролик. Белое мясо. Сварили. Кости не выкинули - переварили второй раз. Хотелось бы ещё, но больше не было.
Иногда люди доходили до того, что не брезговали и мясом человечьим.
В. Копёнкина:
- Приносила мать мясо какое-то. Ну, какое, людей, наверное. Я помню, лежали на улицах с обрезанным мясом. А как не есть. А, значит, и я ела. Что мать приносила, то и ела.
Помимо голода мучил холод. Зима, а отопления никакого. Не было и воды. Водопровод не работал, а идти за водой на Неву уже порой сил не хватало. И, как результат, ещё одно мучение – вши.
В. Копёнкина:
- Сколько вшей в 42-м-то было! Мы лежим, а они заедают. Никогда не забуду: рукой проведешь – скользко: это – вши. Тьма-тьмущая. Ни воды, ничего нет. Мыться не мылись. Водопровода нет. В одном месте была вода, но взамен нужно было полено. А где его взять? Мы всю мебель изрубили, чтоб согреться. Плиту маленько подтопишь. Ляжешь на неё – кто как угодно, а кто и рядом на полу.
У Вали отец был на фронте, у Юры умер от голода, несмотря на то, что работал на одном из заводов.
Ю. Копёнкин:
- Отец дошёл до того, что одни кости остались. Никаких поблажек ему не было, тем более, что партийный. Уже в апреле в больнице он погиб. Желудок уже не принимал ничего. Перед смертью он сказал, чтобы мы эвакуировались.
Эвакуировались весной 42-го. По так называемой «Дороге жизни», проложенной по льду Ладожского озера. Лёд уже был не столь крепким, а дорога простреливалась немцами, но всё равно выбираться из осаждённого города как-то надо было.
В. Копёнкина:
- Ногу крючком свело и у брата, и у мамы, и оба на костылях. Пешком ползли. А на машину взбирались с боем. Всем хочется. А много ли там места?
Юре повезло больше: его семья отправилась к родственникам отца в Костромскую область, а Валя вместе с близкими попала к людям чужим в Калининскую область: позвала соседка, которая потеряла всех своих детей. Там, на чужбине, на блокадников смотрели, как на зверей.
В. Копёнкина:
- Мы уже нелюди для них были. Коты блудные были – они нам несут. Курицу телега задавит – тоже.
Последняя ленинградская весточка – письмо от старшего брата. Его из-за болезни пришлось оставить во время эвакуации в одном из городов.
В. Копёнкина:
- Когда в деревне были, пришло письмо матери, что ваш сын умер. Он только и писал: пришлите свеклинку, картофелинку, морковинку.
Юра и Валя познакомились уже после войны: вместе работали на одном из химических заводов под Ленинградом. Им не нравятся документальные фильмы о блокаде. Не так, говорят, рассказывают о том, что пришлось пережить осаждённому Ленинграду. Они с иронией относятся и ко всяким телевизионным «последним героям», которые голодают на необитаемом острове. Но своей судьбы не пожелали бы никому.
2004 г.