Трактат о русском хорроре, часть 1

Антон Викторович Вильгоцкий
Довольно долгое время ваш покорный слуга вынашивал идею некоего исследования, имеющего своей целью выявить и обобщить некоторые моменты, касающиеся развития российской литературы ужасов. Речь не о классификации жанровых ответвлений (хотя кое-что наподобие в трактате, все же, присутствует) или анализе творчества российских хоррор-писателей. А о собственно литературном процессе – то есть, о том, как, почему, и зачем делается хоррор. И слово «русский» в названии – оно лишь потому там находится, что данный текст написан гражданином России и на русском языке.
Прежде я не позволял себе публиковать подобные работы раньше, чем у меня появятся реальные достижения в области, о которой велась речь. Но, даже несмотря на это, естественное желание поделиться с окружающими собственным опытом, привело в итоге к довольно печальным последствиям. Поскольку теперь я знаю, что любители обличать чьи-то вымышленные грехи не промолчат вне зависимости от реального положения дел, представляю свой труд на суд масс чуть раньше, чем у меня выйдет книга профильного жанра. Хотя, наверное, все же, имею на это право – все-таки, договор с издательством подписан, и большинство из тех, кто успел прочесть «Лавку ужасов» в Сети, согласны с тем, что книга, в принципе, получилась неплохая.

Начать, пожалуй, стоит с одного из наиболее часто задаваемых писателям вопросов (чаще всего задают его себе сами писатели): «Почему я начал писать?». И, в контексте рассматриваемой темы, вопрос нужно сформулировать следующим образом: «Почему тот или иной автор начал писать хоррор?».
Расскажу, как это было у меня. Первые литературные потуги в моей жизни имели место быть в конце 80-х годов ХХ века, в совсем еще юном возрасте. Простое детское баловство, скорее «игра в писателя», нежели серьезные планы на будущее. Но так уж сложилось, что привычка что-нибудь сочинять не ушла ни в 10, ни в 11, ни в 12 лет, ни потом… А в 1996 году я принял окончательное решение сделать литературу своей профессией.
Теперь об ужасах. В детстве у меня была одна странная фобия – почему-то до дрожи боялся скелетов. Появление веселых скелетиков в мультфильмах, случайно открытые страницы учебника по анатомии, где был изображен скелет какой-то птицы – даже от таких вещей меня начинало колотить. Что уж и говорить о художественных фильмах, где скелеты и черепа демонстрировались в своем натуральном виде.
Родители не могли этого не заметить и начали тщательно оберегать меня от всего, что, по их мнению, могло негативно сказаться на хрупкой детской психике. В запретный список попали не только скелеты. Так что, о том, чтобы посмотреть вечером вместе с папой и мамой идущий по кабельному каналу фильм ужасов, до определенного возраста можно было только мечтать.
Поскольку кроме скелетов я ничего особо не боялся, такая ситуация стала для меня довольно обидной. И, как любой обиженный несправедливостью взрослых ребенок, я стал прикладывать все усилия, чтобы, вопреки запрету, приобщиться-таки к загадочному миру хоррора. Ведь так смачно, в таких красочных подробностях рассказывали об этих вещах друзья, которым никто ничего не запрещал. «Кошмар на улице Вязов»! «Пятница, 13-е»! «Предзнаменование»! «Чужой»! «Сканнеры»! А я, как непонятно кто, смотрю лишь фильмы про монахов Шаолиня, и должен удалиться в свою комнату, когда по ТВ начинается что-либо из перечисленного.
Видя этот интерес к ужасам, один из одноклассников дал мне как-то раз почитать несколько экземпляров журнала «Смена». Там, в числе прочего, была опубликована «история с продолжением» - ничто иное, как цикл романов, легших в основу киносериала ‘Omen’. Эти книги и стали моим первым опытом знакомства с миром хоррора литературного. Помню, они произвели на меня изрядное впечатление. А еще большее – иллюстрации к ним, напечатанные там же, в журнале. Возможно, подолгу разглядывая те рисунки, я и перестал, наконец, бояться скелетов.
Были еще прогулы уроков с целью посещения дневных сеансов в видеосалоне. Разумеется, смотрел я там исключительно фильмы ужасов. И, когда в 1990 году семья перебралась с полуострова Камчатка на Кубань, в новую школу десятилетний Антон пришел уже, что называется, «ценителем и знатоком».
Увлечение, родившееся в результате детского протеста, как и «игры в писателя», не отошло со временем, а продолжило развиваться. Если поначалу самым важным для меня было посмотреть как можно больше «ужастиков», пока не засекли родители, то спустя несколько лет на первый план выдвинулось качество отсматриваемых фильмов. И не только фильмов, а теперь уже и книг, и немногочисленных в начале 90-х хоррор-игр.
И, как это неизбежно случается почти со всеми фэнами, в определенный момент меня посетило желание превратиться из «потребителя» в «производителя»…

Вернемся теперь к «играм в писателя». К 1994 году я прочел уже довольно много романов ужасов, но именно тогда впервые познакомился с творчеством Дина Кунца, подряд прочитав «Ангелов-хранителей», «Нехорошее место» и «Полночь». И тогда же, находясь под сильнейшим впечатлением от прочитанного, начал делать первые шаги в направлении, которое сегодня является для меня доминирующим (прежде литературные опыты относились либо к фэнтези, либо к звездной фантастике). То были уже не «игры», но еще и не серьезное дело. Лучше всего происходившее тогда можно охарактеризовать словом «хобби».
Итак, в 1994 году, находясь в городе Кировске Ленинградской области, подросток Антон Вильгоцкий начал работу над своим первым романом ужасов, получившим название «6-е октября». Как ни странно, роман этот, сюжет которого неоднократно менялся, был-таки в итоге дописан и даже достиг объема в 10 авторских листов. Сегодня он носит название «Приближение Рарушителя». К сожалению, пока что не издан.
А в 1995 в моей голове вдруг начали сами собой формироваться сюжеты множества других произведений. Не хотелось терять их, забывать, самому все это очень нравилось – просто как человеку, который, допустим, купил одну из этих книг в магазине. Поэтому я завел привычку записывать краткое содержание каждой истории вместе с наиболее подходящим к ней названием. Записи эти хранятся у меня до сих пор (а воплощена в жизнь, увы, ничтожнейшая их часть). Не буду называть их точное число. Вы все равно не поверите.
И вот он настал, 1996-й, когда я, проснувшись однажды летним утром, вдруг понял, что никем, кроме как писателем, быть в этой жизни не могу. Собственно, последствия именно этого решения привели в итоге к тому, что я, спустя два, года оказался по настоянию родителей на журфаке. С которого вскоре благополучно сбежал, но до сих пор работаю журналистом.
Основные ориентиры в творчестве к тому моменту сформировались уже почти полностью. Периодически меня заносило в другие жанры, да и дорогу к печатному станку мне проложил не хоррор. Но ныне, 6-го октября (как символично-то!) 2010 года я вижу перед собой вполне конкретную дорогу.