Рассказ – мечта по мотивам Салтыкова-Щедрина «История одного города».
В 1870 году была издана книга Салтыкова-Щедрина «История одного города». Читаешь и прямо диву даешься - до чего актуально, прямо про нас.
Взять хотя бы градоначальника Бородавкина, который « поражал расторопностью и какой-то неслыханной административной находчивостью, которая с особенной энергией проявлялась в вопросах, касавшихся выеденного яйца. Он представлял собой тип градоначальника, у которого ноги были во всякое время готовы бежать неведомо куда. Днем, как муха, мелькал по городу, ночью делал фальшивые тревоги и вообще заставал врасплох. Кричал он во всякое время и кричал необыкновенно».
«Сколько вмещал в себе крику,- пишет по этому поводу летописец, - что от оного многие глуповцы и за себя и за детей пугались». Свидетельство замечательное и находящее себе подтверждение о том, что впоследствии начальство вынуждено было дать глуповцам разные льготы, именно «испуга ради». Когда же совсем нечего было делать, то есть не предстояло надобности ни мелькать, ни заставать всех врасплох ( в жизни самых расторопных администраторов встречаются такие тяжкие минуты), то он издавал законы и маршировал по кабинету, наблюдая за игрой сапожного носка, или возобновлял в своей памяти военные сигналы.»
В чем же нахожу сходство с нашим градоначальником – никакого. Речь пойдет не о нем..
Наш градоначальник в противовес оному был человек редкого трудолюбия. При нем было сделано много что для города полезного, но окружали его на редкость бездарные чиновники, частично оставшиеся от старого градоначальника. Жаловались на них глуповцы со страшной силой.
А если люди и раньше только видимость работы создавали, то, что им работать, главное – до пенсии большой дотянуть. Вызовет их градоначальник ответ держать: « Будешь работать или уволю?»- кричит разгневанный градоначальник. «Вы спрашиваете или предлагаете?» - не понимает чиновник,- Если уволите, то кто тогда работать будет. Кадровый голод настанет. Мы незаменимые.» И редутом встают. Голод – слово страшное, а кадровый - это вообще. Вздохнет градоначальник и с утра до ночи в работу уходит – кадров много, зарплаты большие, а чтоб голод не наступил, приходится и за них работать. А еще у чиновников хорошая способность быстро размножаться, как затевается какое сокращение, так кого уволить? – уборщицу, а чиновники таких же как сами в свой редут подтягивают. Так и произошло в том случае, о котором хочу рассказать.
Настал кадровый голод в единственном в городке доме культуры. Весь городок обыскали в поисках подходящего начальника. Долго искали, часа
два, наверное. И не нашлось во всем городе ни одного человека на эту должность.
И, слава богу, что не нашлось, хоть это успокаивает, что таких глупых у нас нет. Но без начальника жить нельзя. Тут чиновник, что постоянно свое болото хвалит, из соседнего заброшенного района, предложил градоначальнику во всех отношениях подходящую кандидатуру: есть, мол, у нас помойка, и там статуй лежит, чем не выход - будет стоять и глаза пучить.
Лепили по образу бывшего градоначальника Бородавкина.»
Приволокли статуй, отмыли – ну как живой. Только табличка откололась – неизвестно, чье это изваяние, а вместо этого какой-то проказник надпись сделал: «Дятел – долбо..» Что это значит, никто не понял, но прозвище прижилось. Поставили в кабинет начальника. Сколько уж он там стоял, никто не помнит. день или два.. Но зачастила туда местная чиновница Ворона, темные очки наденет, чтоб в глаза народ не заглядывал, потому что глаза, как известно, зеркало души, а у чиновницы души не было – пропила давно. И фамилия у нее была странная – Ворона. Прибежит Ворона и смотрит на Дятла, глаз не сводит И под этим вожделенным взглядом наш статуй как Галатея и воскрес. Как летописец гласит: « Уборщица со статуя пыль стирать стала, а тот как заорет: «На ковер!» Уборщица в крик. Народ сбежался и видит: статуй ожил и орет, не умолкая».
С того и повелось – вылитый по манерам Бородавкин, а, может, он и ожил.
Днем по очагу культуры бегает, от которого после его правления, к слову сказать, одно пепелище и осталось, и орет. А как проорется на кого, настроение у него улучшается, и поет, да так противно, что каждый, кто его слышит, маму его ни к месту вспоминает. Руки у статуя, похоже, не к тому месту были приделаны, за что схватится, убытку больше нанесет: полез под картины гвозди забивать, так после этого пришлось всю стену ремонтировать. Зато командовать любил, а так как в подчинении у него одни бабы были, так он всю грязную и тяжелую работу им поручал. А когда бабы возмущались, почему бы ему не помочь, отвечал громко и резко: «Я – начальник! А ты – на ковер!» Все здание замирало, когда эта фраза произносилась. Что там делалось, знал каждый, но для человека незнающего, представляло огромную тайну.
Всякие неприличные картины мелькали в воображении. Дятел орал и топал так, что сыпалась штукатурка, попутно раздавались стоны вызываемой на ковер. Если бы это происходило не в наше испорченное непристойной информацией время, то мы можно было бы вспомнить фразу из Некрасова:
«Там били женщину кнутом, крестьянку молодую». Но наше воображение уже извратилось Голливудской продукцией. К слову сказать, из кабинета выходили со слезами, а иногда на носилках «Скорой помощи». Поначалу народ роптал, пытались воззвать к милости градоначальника, но все оставалось по- прежнему. Любимой фразой Дятла стало: «Мы с вами расстанемся». На что исстрадавшийся народ аж ликовал: «Скорей бы!»Находились еще смелые люди, которые пытались раскрыть глаза, но не выдержав, действительно уходили от этого «мальчика с веслом» подальше…
. Тихо поступали предложения от населения: « Может, Дятла вернуть на помойку, где он эти годы лежал, говорят, его уже в какую-то школу подбирали, так оттуда еле вынесли – так сопротивлялся.. В городке накалялись страсти.
В это самое время госпожа Ворона с Дятлом делились впечатлениями о прочитанной книге. Ворона смахнула набежавшую слезу: «Нет, эта вещь не для моих нервов, какой тяжелый конец, какая трагедия! Как хорошо, что ты посоветовал мне это прочитать. Только люди с нашим интеллектом смогут понять суть происходящего, сколько ему пришлось пережить»,- снова зарыдала Ворона. Дятел стоял по стойке «смирно», всегда готовый отдать свою жизнь и честь за нежно опекающую его чиновницу. «На, второй раз перечитывать не буду»,- протянула Ворона любимую книгу Дятла «Колобок».
Дятел, бывший ранее в чине прапорщика, четко выполнял указания госпожи Вороны, которая, имея большой опыт ведения дворцовых интриг, разрабатывала стратегию, как убрать неугодных. Она пыталась обвинить их в расшатывании строя, свержении существующего руководства, к коему причисляли и себя, в первую очередь. Попытка настроить мимику на умное выражение лица, одному мешала природная глупость, другой – прогрессирующий склероз. Оттого лица их имели четко обозначенную позицию. Попытка представить это страшное зрелище многих довела до крайностей.
По указке важной чиновницы. Дятел первым делом стал издавать приказы. Приказы эти стали своеобразной визитной карточкой Дома без культуры. Во время ремонта он, от нечего делать, находил себе занятие тем, что водил пальцем по стенам, отыскивая пыль. Попутно издавая на стенах приказы об отсутствии пыли. На каждом подступе к туалету висели приказы с угрозой оштрафовать того, кто долго тужится. На все было отведено свое время, скажем, сделать по телефону звонок – тридцать секунд, а если не уложился, то так обложит!
Но особенно доставалось его сотруднице Экибановой. Чем больше она работала, тем больше озлобляла бездельника. Эдак и с него начнут спрос делать. И решили они вместе с г-жой Вороной аттестацию провести. Конечно, выгнать Экибанову бы проще, но этого народ не поймет. А вот доказать, что она в своем деле ничего не понимает – это куда проще. Но тут загвоздочка вышла: Экибанова – знаток Востока: Корея, Китай, Япония, Индия. А грамотешки у них даже на двоих немного было. Попытались китайскую поэзию вспомнить, да память подвела, а, может быть, наоборот, напомнила, что ничего не знают. Попытались индийский танец под фонограмму разучить,- подвело то, что обычно плохому танцору мешает. Глядя на всю эту пародию стран Востока, Экибанова не долго думая решила не дожидаться аттестации.
А тут как назло – японскяя делегация. Да еще просят представить что-нибудь из их фольклора.Тут градоначальник потребовал гостей уважить. Как пишет об этом летописец: «Заиграла восточная музыка, как потом оказалось, турецкая, в длинном сари, как одеваются японские проститутки из дешевого квартала, с поясом, криво завязанном выше положенного места, грациозной поступью бегемота, запинаясь в деревянных тапочках, за неимением настоящих сабо, выпорхнула г-жа Ворона, явно входя в образ Чио-Чио-сан. На изящной, как обычно, прическе, напоминающей гнездо кряквы, элегантно были присобачены наспех три кактуса за неимением других цветов.
Изображая неимоверную страсть, вихлястой походкой, прикрывая лицо веером, изредка бросая сквозь очки невинные взгляды, япона-сан приковыляла к самураю, которого успешно изображал Дятел. Выпученные глаза, видно, тоже пытались нам что-то сказать, но напрашивался другой вывод: человек не успел облегчиться перед выступлением. Самурай дико вращал глазами, размахивая мечом, однажды даже попытался сделать знаменитый кувырок Ниндзя, но , не долетев, упал под стол, свалив все съестное на пол. Переводчик перевел: «Ему остается одно – сделать себе харакири. Он потерял лицо». Но харакири так и не дождались. Дятел лежал недвижим. Он вновь оказался статуей. А рядом стояла еще одна, но вместо веера у нее в руках оказалось весло.
«Вот и славненько,- сказал градоначальник,- я парк собираюсь открыть, там этих двух и установим. Будет своя достопримечательность – девушка с веслом. А внизу – табличка с японской хайку:
«Две птицы летели,
Добычу ища, Добыча их нашла раньше».