Казнь зимы

Анжела Петимко
В окружении толпы, в лохмотьях старого снега, помеченных первыми котами, чуть тронутых заплатками из серого льда, с осанкой, как у примы балета, на казнь шла сама Зима. Спокойная шла, думая о том, что сутулость никогда не красит настоящих леди. А она – да, была истинной аристократкой из древнего рода, такого древнего, как и род самОй старушечки земли, берущий свое начало в само мгновение, когда был создан мир.

Ей не составляло никакого труда быть "вне" шквала веселого людского безумства, царящего вокруг. В такие моменты она превращалась в наблюдателя. Сажала все человечество в воображаемый аквариум и пристально смотрела сквозь стекло. Смотрела и впитывала в себя всю ту жизнь, все те эмоции, запахи, движение, которые так активно захлестывает всех людей время от времени. В каждую свою пору она наблюдает это неистовство плоти и ярых душевных порывов накануне и в мгновение наступления очередного года, первого, её, снега, в суете праздничных рынков в преддверии сплошных праздников и выходных…

Вот торговка-лоточница напомаженными ртом с легким алкогольным флером "для сугрева" устало зовёт к своим, уже холодным, пирожкам. Обратила внимание на её руки. Перчатки с отрезанными пальчиками, яркие розовые ногти… Перевела взгляд на свои кисти. Странно, только вчера все восхищались её изящными запястьями, а сегодня то и дело слышишь о костлявых пальцах.
 
Дети. Дети, которые никогда не раздражали, напротив, радовали и умиляли восторженными воплями на снежных горках, отрытыми ртами, ловящими снежинки, так вот, эти же дети, обвешенные светящимися рожками и брелоками, с сахарными шарами, жующие всякие сласти, стали немного нервировать. И эти назойливые родители мелких раздражителей с их андроидами для сэлфи с ней…

Ах, как же коротка людская память. Совсем недавно те же люди с радостью и восторгом завалили свои соцсети и инстаграмм ЕЁ ёлками в гирляндах, ЕЁ ослепительным снегом и пушистыми от инея ветками. Надеялись на "лайки", забывая, что нравятся же не они, люди, а Она, Зима!

Но не было у Зимы зла на сердце. Была грустинка, чуть-чуть с горестью. И просачивалась капелька ревности. К той, которую, как оказывается, все давным-давно ждут, хотят и любят. Ради которой и происходит вся эта кутерьма вокруг. К той, с которой они никогда не встречались лицом к лицу. Только иногда улавливала шлейф её парфюма, чуть терпкого и пьянящего… А у Зимы, как она думала, был только один запах, да и то, как говорят, мужской, с сухим названием "Морозная свежесть".

Зима поднялась на эшафот.  Грустные мысли сменились роем иронических и игривых:  "И почему они называют меня Масленицей? Чудики! Я же девочка-Зимуличка, девушка-Зимушка, поэтесса Зимаида Белая. В конце концов, Снежная Королева! Для всех вас - Её Величество, на всякий случай! Масленица… Сами вы все масленицы, с вашими румяными и лоснящимися, как блины, мордахами. Дождем, что ли, на вас сейчас пролиться? И костер погашу, и вас по домам разгоню… Нет, нельзя злиться. Сегодня нужно всех прощать. Так нужно. Пусть куражатся, пусть. Ведь не пройдет и года, как вспомнят обо мне, начнут звать, просить вернуться. Конечно! Как же без хруста снега в Новогоднюю ночь, без санок, без снежинок на пушистых ресницах и мохнатых варежек, как?"

Зима улыбнулась своим мыслям. Да! Тогда, забыв о прошлых обидах, как веселая девчушка-соседка, она ворвется в этот мир. Или величественно войдет, как подобает особам королевских кровей, она потом решит, как она вернется… А сейчас… Зима внушала себе: "Сейчас нужно собрать все силы в кулак и не расплакаться, не пролиться ливнем перед долгой разлукой. Соберись! Посмотри на них! Они же такие счастливые! Ну, нельзя же портить людям праздник! Выдохни."

Подмигнула усталому гармонисту в окружении скоморохов, дунула легким ветерком в сторону целующихся украдкой подростков, заставив их еще теснее прижаться друг к другу, обвела взглядом  очередь за мишурой для детворы к сувенирной палатке… "Ну, как на них сердиться? Честное слово, как дети малые!"
Отвела от огня  факела глаза...

-Прощай, Масленица! - гул толпы становился всё дальше...

-До свиданья, мои хорошие! Прощаю.