Последняя взятка

Виктор Прутский
Идеалистом Минтаев не был. И когда газеты писали о его «неустанной заботе о благе народа», он отдавал себе отчет, что это лишь своего рода ритуал. На самом деле всё гораздо проще: есть сильные, их мало, и есть слабые – это все остальные. И каждому своё. А чтобы слабые не роптали, их надо уверить, что сильные пекутся об их  благе. Только и всего, таковы правила игры.

Но игра есть игра. Как сильных ни мало, их всё-таки больше, чем должностей, дающих право «жить интересами масс».  Минтаев проиграл и буквально  в несколько дней оказался в среде тех, кого всегда глубоко презирал. Падение было обидным, но на жизнь он всегда смотрел реально: проиграл не потому, что слаб, а потому, что другие оказались сильнее. А силу он уважал.

Минтаев уважал две вещи: силу и деньги.  В той сложной и жесткой игре, которую он вел, через его руки прошло очень много денег. Давал он, давали ему.

Спасти от тюрьмы – вот всё, что смогли сделать для него друзья. Особой благодарности за это он к ним не испытывал, поскольку другого выхода у них и не было: иначе в тюрьму надо было идти вместе.

Будучи наверху, Минтаев  считал, что хорошо знает жизнь тех, о ком «повседневно печется». Однако оказавшись внизу, понял, что его представления не были даже приблизительными. Пообедав несколько раз в столовой,  побегав за сантехником, прождав несколько часов  с талоном на прием к врачу, Минтаев проникся к окружающим ещё большим презрением: раз они могут терпеть подобное, значит  другой участи и не заслуживают.

Жена от него ушла сразу после катастрофы: она была почти вдвое моложе его и любила сильных.  Взрослые, ещё от первой жены, дети  в свое время его усилиями были вознесены в те сферы, куда ему доступа теперь не было. Они отреклись от него точно так же, как  отрекся когда-то Минтаев от своего отца – «врага народа».

Но человек ко всему привыкает. Пусть у него не было власти, зато  были деньги. А присмотревшись, он увидел, что и внизу многие играют в те же игры, только ставки  помельче. Для таких ставок его средств  хватит на десять жизней.

Но жизнь одна. Об этом  постоянно напоминало слабеющее год от года здоровье. Он доставал самые дефицитные лекарства, его лечили самые квалифицированные врачи, но силы уходили.

Больница была переполнена, однако Минтаев лежал в просторной палате один. Он думал о жизни и смерти. Он всегда делал то, что желал,  и даже будучи низвергнутым с высоты,  ни в чем себе не отказывал. Поэтому в надвигающееся небытие верить  не хотел,  хотя уже не мог пошевелить ногами и  почти не слушались руки. Но что может прийти белая старуха с косой – это допускал. Ну что ж, пусть приходит,  думал он.  На своем веку  Минтаеву  приходилось говорить со многими,  почему бы не побеседовать и с белой старухой.  И он пощупал под одеялом свёрток с деньгами, припасенный на всякий случай.

И она пришла.  Села в ногах его постели и  сгорбленно оперлась  на сучковатое древко. И лезвие косы реяло над нею, как узкий флаг.

- За мной, что ли? – спросил Минтаев.
- За тобой, - пошевелила старуха ниточкой губ.

- Паршивая у тебя работа, - сочувственно сказал он и спохватился: не обидится ли.  Старуха не обиделась.
- Работа как работа. Я привыкла.

- Не-ет, - осмелел Минтаев. – Я бы ни за что не согласился. Ходишь, губишь людей.  Вот зачем тебе, к примеру, моя жизнь? Зачем ты её отнимаешь?

- Я ничего не отнимаю. Это жизнь от тебя уходит. И тогда прихожу я, чтобы ты был не один.

В палате было тихо, и только слышалось, как за окном шумит ветер.

- А почему именно тебе приходить?  Когда от меня ушла первая жена, то пришла вторая.
- Жизнь одна независимо от количества жен, - сказала старуха.
-  Почему она уходит? Что я ей такого сделал?
- Слаб ты стал, не можешь больше её содержать. Сил у тебя больше нет.

«И у них, значит, такой же бардак, - подумал Минтаев. – Не могу, видите  ли  содержать. Рассуждают, как Надька», - вспомнил он свою последнюю молодую жену.

- И куда же она уходит? – ревниво спросил Минтаев про свою жизнь.
- К живым. К тем, кто тебя знал.
- Зачем им моя жизнь?
- Чтобы брали пример, как надо жить. Или – как не надо.

Минтаев задумался.

- У меня была плохая жизнь, - признался он. – И нечего ей шляться среди других. Забираешь меня – забирай и её.

- У меня своя жизнь, - сказала старуха.

За окном шумел ветер, шелестели листья  деревьев. И Минтаеву казалось, что это  шумит его молодость и шелестят дни, которые навсегда остались теперь там, за окном.  А здесь только белая старуха, которая сидит и не сводит с него глаз.

- Я тебя, наверное, задерживаю? – спросил он.

- Ничего, я подожду, - спокойно ответила старуха. – Не волнуйся, лежи.

И тут Минтаев подумал, что если бы он уговорил старуху уйти, то к нему бы вернулась жизнь, и он вышел бы из этой душной палаты к шумевшим листьям. Он вытащил из-под одеяла свою слабеющую руку и протянул старухе сверток. Старуха взяла его костлявой рукой и спросила:

- Что это?
- Деньги.

Старуха понимающе кивнула, сунула сверток в складки своего одеяния и тут же стала превращаться в цветущую девушку  в белом платье невесты.

« Так и знал», - подумал Минтаев  и на его лице  застыла  умиротворенная улыбка…



Медсестра зашла к дежурному врачу и доложила, что  одинокий старик  скончался, перед смертью бредил.