- Возьми герберы, моя хорошая, свежие - только сегодня привезла.
В толстой темно-зеленого цвета махеровой кофте с большими пластиковыми пуговицами, прямоугольные очки без оправы давно позабыты и спущены на самый кончик выдающегося носа. Совсем не высокая, но уверенно стоящая на все еще крепких ногах, с красивым акцентом, что обычно у русского человека вызывает здоровый фруктово-шашлычный аппетит и теплые воспоминания о порядочном Мимино, она царственно парит посреди степлеров, синтетических лент, гротескных салатных и ядрено-желтых бантов, нежно увядающих лизиантусов, глянцевых однотипных ваз, дряхлых картонных коробок и пластиковых пакетов с еще совсем свежими цветами.
- А можно тюльпаны? Вот эти, очень красивые.
- Можно и тюльпаны. А посмотри, я букет только сейчас сделала, сама собирала, посмотри какие розы, алые, еще как распустятся, стоять будут долго.
- Все-таки тюльпаны, штук пять.
- Совсем мало, возьми одиннадцать - не стыдно будет подарить!, - глаза большие, чуть прищуренные с хитрецой, оттенка зеленой охры, обрамлены лучами морщинок от чего кажется, что хозяйка их всегда готова улыбнуться.
Сошлись на девяти и совсем ненадолго остались вдвоем в крохотном помещении лавки, пока парень из соседнего ларька по просьбе цветочной хозяйки бегал в магазин через дорогу разменять неудобную с утра крупную купюру.
- Сегодня только привезла, девятнадцать тысяч заплатила. Раньше на эти деньги можно было все до потолка здесь цветами засыпать, а теперь вон смотри, сколько… - Прямо на полу, на линолеуме грустно примостились полиэтиленовые упаковки с кремовыми, белыми, огненно-оранжевыми и красными, к 14 февраля, розами. На стуле несколько картонок с кустовыми гвоздиками.
- Сильно цветы подорожали?
- Все подорожало и цветы, сильно, дочка, сильно. Раньше из Голландии везли, теперь из Колумбии только можно. Потому что…ну ты знаешь.
- Санкции?, - подсказываю я.
- Да-да. Русские все воюют, никак им не остановиться. И не понимают разве, что от того все так и происходит у них в стране. Злости столько, горя, ради чего? Ты знаешь, что Грибоедов был женат на грузинке? О, она первой красавицей была! Лермонтов долго у нас жил, Пушкин писал про Грузию. И мы русских всегда поддерживали, были на одной стороне. Не политики, а народ. Знаешь как раньше говорили? Вождь уйдет - народ будет всегда. Грузины, мы ведь православные, мы должны быть вместе с другими христианами, должны помогать друг другу.
- Долго Вы жили в Грузии?
- В Грузии я не жила, мой дом был в Абхазии. Давно. Знаешь, дочка, я ведь замуж так и не вышла, детей у меня не было, жила со своими родителями. А брата моего убили, когда ему 25 было…
- Кто убил?
- Кто? Спрашиваешь! Мусульмане, абхазы. Вот ты как к мусульманам относишься?
- Да не знаю, мне все равно…
- Правильно, и мне все равно теперь. А раньше я их так ненавидела - было за что. Мне через год исполнится 70, а они мне пенсию там назначили в 500 рублей. В моем доме теперь живут совсем чужие люди, мне не вернуться, никого там не осталось, никто не ждет. Да я и не хочу туда, плачу каждую ночь.
- Почему? Вам ведь не надо, вы теперь здесь живете?, - разглядываю с нескрываемым удовольствием эту когда-то очень видную, а теперь просто статную грузинку с густыми-густыми на вид очень мягкими матовыми волосами и вдруг понимаю, что никак не могу от нее вот так уйти, не узнав подробностей, не пережив их вместе с ней.
- Да потому, что не хочу я, чтобы меня среди мусульман похоронили. Мне хочется навсегда остаться здесь, среди русских, православных. Я грузинка, христианка, понимаешь, дочка?
- Как Вас зовут?
Царица цветов расплывается в простодушной широкой улыбке, обнажая совсем целые, но совершенно кривые, весело наскакивающие друг на друга мелкие зубы:
- Клара, - немного растягивает первую букву “а” и потому получается как-то уж совсем тепло, душевно - “Кла-а-ара”.
- Клара, - с восторгом повторяю я, понимая, что при всем желании не смогла бы назвать эту женщину иначе. Так что же с Вашим братом произошло?
- Убили, его и родителей, они уже пожилые были. Прямо у меня на глазах, представляешь!
- А Вас не тронули?
- Меня спас мандариновый куст. Такой разлапистый был. Он рос у нас во дворе, перед домом, я ветки подвязывала, когда они пришли. Меня не видели, так бы тоже убили. У брата моего остался ребенок трехмесячный и жена, совсем она тогда девочкой была, только 19 исполнилось. Вот я и была им как мать, воспитывала и ребенка и ее. Потом нас выселили, всех грузин.
- А Вам тогда сколько было?
- Мне? Сейчас…так…мне было 45.
- И Вам никогда не хотелось вернуться?
- Не знаю, может когда-то давно, а потом я перестала про это думать.
Клара замолчала, глядя на увядающие от холодного сухого воздуха бескровные кактусы и денежные деревья, которые когда-то были выставлены на продажу, но, не встретив хозяев, так и остались жить с ней, в ее маленькой цветочной лавке. Наверное, решили, что здесь им будет лучше. Наверное, не ошиблись. С ней и правда хорошо. Тишину нарушил стройный послушный хохот, доносящийся из миниатюрного переносного телевизора - показывали что-то юмористическое, какой-то концерт с русским сатириком на черно-белой сцене.
- Я не сужу, не нужно это. Грузины, абхазы, русские - сколько среди них непутевых бывает, ты молодая, еще не знаешь. Потом обязательно поймешь. Вот этот парень, что деньги менять побежал. У него здесь квартира, зарплата хорошая, а он все только пьет, дерется, всего себя тратит. Ко мне бомжи часто приходят, сначала приворовывали: то зарядку унесут, то ножницы. Я им стала хлеб покупать. Деньги не даю, а хлеб - всегда пожалуйста. Так они приходят каждый день, мы разговариваем. Однажды один украл у меня телефон, старый, я им и не пользовалась уже. Так на следующий день принес обратно - совесть, говорит, замучила.
Тут Клара глянула на часы, заволновалась:
- Что-то долго он ходит, сдачу тебе не несет. Ты не обижайся, я тебя совсем заговорила.
- Мне интересно, правда. Вы мне всю свою жизнь за 10 минут рассказали.
- Конечно, это так всегда. Живешь, работаешь, ссоришься с кем-то, потом переживаешь, миришься, радуешься, близких любишь, все ждешь чего-то и столько всего от этого в голове появляется. А как начинаешь говорить, кому-то рассказывать - укладываешься в минуты. Кажется, что жизнь длинная, а на словах - наоборот получается.
Парень принес разменные деньги и шоколадку:
- Матушка, это Вам. Чаю попьете.
- Нет- нет, сам возьми - за то что по морозу бегал.
- Они меня матушкой называют, - смущенно признается довольная бездетная Клара. Я смотрю на нее и понимаю почему.
- Спасибо Вам, я еще приду.
- Обязательно приходи, я много чего рассказать могу. Здоровья тебе, дочка, долгих лет, приятного времени! А цветы у меня всегда свежие, - как-бы вспоминая о своем нехитром деле, прощается со мной та, которую не назовешь ни бабушкой, ни уж тем более старушкой.
Всякий раз, покупая душистые, сочные, иногда костлявые и почти всегда сладкие мандарины, я вспоминаю, что когда-то далеко и давно они спасли женщину с дивным скороговорочным именем Клара. Женщину, как-будто понарошку, между делом торгующую цветами, от всего сердца раздающую хлеб бездомным, не осуждающую, сбивчиво рассказывающую свою значительную историю случайным людям. На деле жизнь длинная, на словах - короткая.
Февраль 2015