И вот опять стою я над бескрайним миром. Внизу причудливая вязь реки и город Сусуман. Вдали – море тайги и выступающие из неё горы. Июль. Счастье похода. Я закрыл глаза. Стоял, паря душой над миром…
Я посмотрел вдоль линии хребта. Кедровый стланик припадал к россыпям камня, в крепнущих порывах ветра. А у другой вершины, через седловину, белел какой-то дом. Космические конструкции и антенны из него торчали. База военных? Может – метеостанция? Мне стало интересно… Решил сходить, узнать. А то и пригласят вовнутрь, горячим чаем напоят туриста, в этот день холода и ветра.
Тропой чуть видной шёл я, по камням, меж островов «бушующего» стланика по направлению к дому. В ушах пел ветер. Он не свистит в горах – поёт! И можно распознать слова из его песни, если вслушаться. Сегодня она была грустной…
Дом приближался. Змеились тропы и дороги серпантин на полуцирке склона перед ним. Но ни людей, ни техники. Дом. Только дом. Он мне казался странным. Как будто из него «вынули» что-то…
Он был мёртв. Я замер в ста шагах… Тёмные, без рам, глазницы. Скрежет листов обшивки, отделённых кое-где от стен. Трубы на земле лежат, фермы… Я к дому подошёл. «Станция связи» – белела рядом с чёрным проёмом входа табличка. Через порог ступил. В доме был разгром, как будто на него напали. Повсюду битое стекло, обрывки проводов, какие-то разломанные приборы в коридоре…
Вошёл в одну из комнат. Груда журналов, книг на мокнущем полу. «Новый мир», «Юность»… Последний на обложках год: 1989-й. Похоже, здесь – последний. Одну из книг поднял… Стихи Юрия Визбора. Открыл. Печальные чуть, мудрые его глаза смотрели на меня. Я положил книгу в рюкзак. Журналы полистал… Тоже опустил в него пару.
Прошёл в другую комнату. Тут была кухня. Стол на боку, полки с посудой на полу внавал… На стене – плакат с розовощёким лыжником. «Спорт – наша сила!» Единственное нетронутое в доме.
Через проём окна вышел наружу… Здесь, с тыла дома, высился чудесный, никогда не виданный мной «агрегат». Большая «линза» светлого металла, выгнутая вниз, на высоких стойках. Открытая небу. В ней была вода. Для её сбора и соорудили – догадался я. Ручьи и родники на этой верхотуре не водились…
На склон горы над станцией взошёл немного я, и сел на камень. Смотрел на неё, думал… Как же произошло такое? Кипела здесь когда-то жизнь. Люди работали, давали связь округе. И станция связывала их – в этой работе, жизни. Была частицею общего мира и судьбы. И вот они её бросили, так. Предали.
Эх, люди…
Мне стало стыдно за них. Скорее всего, разгром этот устроили «чужие» – те, кто приходил сюда после закрытия станции. Но почему, за что, никак не мог понять: вы ничего не вывезли, всё бросили здесь? Эти журналы, книги…
Эх, вы.
Поднялся с камня я, спустился вниз – и пошагал обратно. Метров через двести обернулся… Дюралевое здание станции светилось на вдруг выкатившем солнце, антенны громыхали-пели на ветру. И мне почудилось, что она ещё не умерла. Она – живая!
– Прости ты их… детей своих неразумных, – сказал я тихо.
Отвернулся. В порывах горного, мятущегося ветра шёл я по хребту и – ниже. На меня надвигался Сусуман.