О военном лихолетье 1941-45 гг.,
о невосполнимых потерях и тяжести
послевоенных лет, о детях войны
данные воспоминания-раздумья
автора.
Немало у нас еще людей, любящих запросто порассуждать на модные нынче темы о сталинизме, послать проклятие в адрес Советской власти, оболгать, облить грязью то лучшее, что было в те годы, и даже принизить заслуги нашей страны в Великой Победе и избавлении человечества от фашистской нечисти.
Вот и мне довелось также услышать нечто подобное от человека уже зрелого возраста, родившегося в конце 50-х годов, когда давно отгремели залпы жестокой войны и было восстановлено народное хозяйство.
Его рассуждения, принижающие нашу Победу и восхваляющие доблесть немецких солдат, которым нужно бы воздать честь, открыв памятные захоронения на русской земле, ведь они тоже люди, больно резанули сердце и запали в душу. Было странно слышать все это от человека, знавшего о войне понаслышке, не испытавшего зверств и насилий гитлеровцев и, вероятно, усвоившего чужое, далекое от истины мнение.
В самом деле, чем больше течет вперед время, тем все дальше отодвигаются от нас трагические события Великой Отечественной войны 1941-45-х годов.
День за днем, час за часом уходят от нас в небытие последние, еще оставшиеся в живых ветераны, которым довелось ценою собственной жизни и крови защищать родную землю от нашествия немецко-фашистских захватчиков.
Во многих городах и селениях уже создаются Общества не ветеранов, а детей войны.
Я тоже, к несчастью, отношусь к детям войны, хотя и мало что помню из тех далеких, страшных и жестоких по своей сути дней, ибо была еще малюткой. Но в этом наша беда и боль.
Моей старшей сестре, когда началась Великая Отечественная, было всего три с половиной года, а я родилась в военное лихолетье, в землянке, в лесу.
Наша небольшая лесная деревенька Зимницы, славившаяся своими ягодными, клюквенно-брусничными и грибными местами, в самом начале войны была захвачена немцами.
Ее жители мирно пахали землю, сеяли и выращивали хлеб, косили луговые травы, доили коров и растили детей. Под окнами домов буйно цвела по весне черемуха и сирень. Немцам нравилась эта уютная смоленская деревня, и они надолго обосновались в ней. Забирали у жителей, молоко, яйца, мясо, уничтожали живность и угоняли в Германию скот, коров, лошадей и даже молодых девушек и парней на трудовые работы как рабов.
Часть жителей в период оккупации, не вынеся немецкого разгула, ушла в лес и поселилась в землянках и шалашах, а небольшая часть оставалась в деревне. В одной из землянок я и появилась на свет. Все дееспособные мужчины воевали на фронте. Многие из них, как и мой отец, погибли или не вернулись домой, пропав в пучине войны без вести.
Сестра рассказывала, что вместо пеленок мать заворачивала новорожденное дитя во что придется, и даже в солдатские портянки. Она давала мне соску из тряпочки, в которую клала, если имелся, черный жеваный хлеб, либо пропаренные на костре зерна ржи, лепестки клеверных цветков, съедобные травы, так как молока, крупы, чтобы сварить кашу, не было.
В трех километрах от Зимниц располагалась вдоль большака деревня Морозово, в которой находилась школа. В Морозовскую школу фашисты согнали из близлежащих деревень Ельнинского, Екимовичского, Рославльского, Шумячского районов Смоленщины девушек 1925 года рождения. В их число попала из Зимниц и родственница матери, молодая белокурая красавица Надежда.
К девушкам была приставлена охрана и двое русских парней. Их ежедневно вывозили под конвоем на работы в различные места и готовили к отправке в Германию.
Через три месяца девушек решили увезти в Германию и устроили прощальный вечер. Об этом сообщили Наде приставленные русские парни, которые предложили ей тайно бежать вместе с ними.
На прощальный вечер Надя не пошла, сказав, что у нее болит голова. Когда вечер был в разгаре, с помощью двоих русских парней она и еще четыре девушки сбежали ночью через окно школы из немецкого лагеря.
К счастью, немцы не сразу обнаружили исчезновение девушек и парней, которые успели укрыться в Зимницком лесу. К тому же немцы бросились искать беглецов в противоположном, более густом и дремучем Рябчинском лесу.
Так Наде удалось избежать немецкого рабства. Некоторое время она скрывалась под чужими именами в различных селениях, а затем вместе с другими беженцами попала в Белоруссию, где ее приютила добросердечная белорусская вдова, у которой погиб на фронте муж и остались две дочери. Лишь после освобождения Смоленщины девушка вернулась в родные места.
Когда многие деревни в округе были уже отбиты у врага нашими войсками, Зимницы все еще оставались в руках гитлеровцев, занявших выгодную оборонительную позицию в чердачных помещениях, откуда хорошо просматривалась прилегающая местность.
Как только советские бойцы приближались к деревне, немцы встречали их шквальным огнем. Несколько раз безуспешно пытались наши отряды взять Зимницы. Много солдат полегло тогда. И лишь когда над деревней появился боевой советский самолет, немцы покинули свои убежища и получили по заслугам.
Но коварные фашисты, отступая, подожгли дома. Деревня полностью сгорела в огне. Уцелели случайно стоявшие на отшибе два сарая.
Оставшись без крова, теперь уже все жители Зимниц вынуждены были уйти в лес, поселившись там в землянках и шалашах. Более 70 тысяч деревень было уничтожено и сожжено на территории нашей страны гитлеровскими захватчиками.
После освобождения сгоревшую дотла деревню стали восстанавливать и строить дома заново. Так как немцы угнали в Германию лошадей и скот, возить лес для строительства было не на чем. Мужских рук не хватало. Женщины брали в свои бабьи руки топор, пилу и рубанок, шли в лес заготавливать бревна.
Война в стране продолжалась. Она еще долго давала о себе знать. И тот, кто заглянул в ее глаза, никогда о ней не забудет. Но надо было жить и выживать.
Во всей освобожденной округе нашлось все же две старых уцелевших лошади. Селяне дружно взялись за дело. Кооперировались по 5-6 семей и на этих клячах подвозили бревна из леса до деревни Морозово, находящейся в четырех километрах от Зимниц. Там их обрабатывали, обтесывали и уже в готовом виде везли на себе, впрягаясь вместо лошадей в тележки, до места. Сначала для строительства одного дома, затем второго, третьего и так далее.
Уже через год-полтора все усадьбы в основном восстановил и построили.
Конечно, дома и избы были срублены не так добротно, как довоенные. Но люди радовались, что их земля теперь свободна от фашистов и у них есть свой угол, они снова могут пахать, сеять землю, выращивать хлеб и урожаи, а их дети могут не бояться выходить на улицу, играть в подвижные и другие игры, учиться в школе.
Когда я подросла, помню, мы часто играли не только в прятки, но и в войну. Играющие дети делились на два отряда: русских и немцев. Всегда непременно побеждали русские. А если даже условный немецкий отряд оказывался сильнее, то все равно понарошку, специально, добровольно сдавался. Я любила, когда меня выбирали в русский отряд или назначали разведчиком.
Мы, девочки, играли и в куклы. Но настоящих кукол из магазина у нас не было. Нам мастерили мамы и учили нас самих делать самодельные тряпичные или соломенные куклы. Для тряпичной куклы вместо головы использовалась, например, картофелина, которая заворачивалась в белую тряпочку или марлю и прикреплялась к туловищу. На ней рисовались волосы, глаза, ротик, губки, одевался платочек. Мы сами шили для кукол из лоскутков наряды, платья, тапочки и мечтали иметь настоящие заводские игрушки. Ведь даже мячи изготавливались вручную, из войлока и ткани.
Часто игрушками служили для нас оставшиеся после войны, валявшиеся в траве, в канавах пустые гильзы от патронов, отстрелянные пулеметные ленты. Мы сооружали из этих железок войны и смерти домики и пирамидки.
Мать варила нам пустые щи из крапивы и щавеля или же пустую картофельную похлебку и пекла лепешки из лебеды. Щавель мы собирали летом с сестрой на деревенском лугу. Он рос там в изобилии.
А когда наступал весенний праздник Сороки, мать где-то доставала муки, пекла из нее лепешки и вылепленные из теста фигурки птиц. Она разрешала и нам с сестрой вылепить из теста птиц. Нам очень нравилось в этот весенний праздник вылеплять и печь в русской печке символических крылатых жаворонков, журавлей, уточек и длинношеих лебедей. О конфетах и сладостях, даже о сахаре, мы могли только мечтать.
Многие из нас остались после войны без отцов и близких людей, потеряли матерей, родственников. Я никогда не знала и не видела ни отцовского лица, ни отцовской ласки и заботы, не ощущала прикосновения его родных, добрых и сильных рук, по которым очень скучала в детском и подростковом возрасте.
Но какой счастливой казалась мне моя синеглазая подружка Верочка. Ее отец в числе немногих вернулся домой живой. Даже когда я повзрослела и стала воспринимать все более осознанно, нередко втихомолку плакала о том, что никогда уже не узнаю и не увижу своего, давшего мне жизнь отца.
Освобожденная земля постепенно возрождалась из пепла, восстанавливалось вновь разрушенное хозяйство.
Однажды на одном из выгонов между двумя соседними деревнями выпасался колхозный скот. Коровы мирно разбрелись по лугу и щипали сочную подросшую траву. Но неожиданно в дальнем углу выгона, ближе к лесу, они сбились в кучу, подняли невообразимый рев, начали копытами и рогами раскапывать землю.
Пастухи бросились успокаивать взбеленившееся стадо. Как оказалось, животные раскопали целое солдатское захоронение. Они взбрыкивали ногами, с ревом поддевали рогами и разбрасывали вокруг себя человеческие кости и черепа, а также остатки полусгнившей одежды солдат.
Как рассказывали жители, на этом выгоне было поле битвы. Несколько дней и ночей здесь шли жестокие бои. Много пало тогда и русских, и немецких солдат. Потери с обеих сторон были так велики, что внизу, в прилегающем к полю овражке, текла кровавая река, которая со временем обмелела и пересохла. Но с тех пор это место стали называть Кровавым Ручьем.
Даже теперь, с течением многих лет, с болью и горечью в сердце я думаю о тех далеких днях, хочу и не могу понять, зачем немцы дрались на этом маленьком скорбном русском поле за чужую деревню, зачем пришли топтать и завоевывать чужую землю, зачем лилась здесь, стекая в низину ручьем, человеческая кровь?
Останки погибших советских солдат свезли на Центральную усадьбу и захоронили в братской могиле, на которой позднее установили обелиск.
Взметнулся ввысь остроконечный, увенчанный звездой мемориальный памятник павшим на поле битвы за родную Отчизну и пропавшим без вести в огне сражений воинам. Более двухсот имен и фамилий, собранных местными школьниками-следопытами, увековечено на этом сельском мемориале. В их числе имена однофамильцев, братьев и родственников.
Опаляет памятник с высеченными на нем именами воинов солнце, омывают его дожди и овевают ветры. Но не смогут смыть дожди и развеять ветер человеческую память.
Хочется верить, что подобная жестокая война не повторится и никогда не умрет наша земля. На ней всегда будут всходить травы, колоситься хлеба, цвести сады, прилетать весной жаворонки. Ее не смогут загубить никакие враги.
Пусть время укрылось
Седыми снегами,
Ничто не забылось
И в памяти с нами.
Помните, люди, уроки прошлого, будьте бдительны, берегите свою землю и отвоеванный такой дорогою ценой и жертвами мир!